- Ну, ну, - подбодрил его комиссар.
Эмиль пожал плечами и сказал:
- Эх, пусть будет что будет! Я не подошел к полицейскому потому, что в Нойштадте я раскрасил памятник великому герцогу Карлу - сделал ему красный нос и черные усы. Можете меня арестовать, господин комиссар!
Но, судя по лицам присутствующих, никто из них не был возмущен, напротив, все дружно рассмеялись. А комиссар сказал:
- Ну что ты, Эмиль! Разве мы можем посадить в тюрьму нашего лучшего сыщика!
- Правда? Ой, как я рад! - с облегчением воскликнул Эмиль. А потом он подошел поближе к одному из репортеров и спросил его: - Разве вы меня не узнали?
- Нет, - ответил тот.
- Ведь это вы купили мне вчера в трамвае билет, когда кондуктор хотел меня высадить.
- Было дело! - воскликнул репортер. - Теперь я тебя вспомнил. Ты еще спрашивал мой адрес, чтобы вернуть мне мелочь за билет.
- Можно, я вам сейчас отдам? - спросил Эмиль и вынул из кармана десять пфеннигов.
- Да что ты, и не думай! -сказал репортер. - А ты ведь мне даже тогда представился.
- Конечно, - объяснил мальчик, - человек должен знать, с кем он говорит. Но вы, наверно, забыли: меня зовут Эмиль Тышбайн.
- А меня - Кестнер, - сказал репортер, и они пожали друг другу руки.
- Великолепно! - воскликнул комиссар. - Оказывается, вы старые знакомые.
- Послушай, Эмиль, - сказал господин Кестнер, - не пойдешь ли ты со мной в редакцию? А до этого мы где-нибудь съедим по пирожному со взбитыми сливками.
- Вы разрешите мне вас пригласить? - спросил Эмиль.
- Ну и парень!
Все снова рассмеялись, и вид у всех был очень довольный.
- Нет уж, платить буду я, - твердо сказал господин Кестнер.
- Что ж, спасибо, я с радостью приму ваше приглашение, но меня ждут в коридоре Профессор и Густав.
- Ну, мы их, само собой, тоже прихватим, - сказал господин Кестнер.
У других репортеров были еще вопросы. Эмиль охотно на все отвечал. Репортеры записывали.
- Вор этот - новичок? - спросил один из них.
- Не думаю, - ответил комиссар. - Может, нас еще ждет какой-нибудь сюрприз. Во всяком случае, позвоните мне, пожалуйста, через полчаса.
Потом все встали и распрощались. А Эмиль пошел вместе с господином Кестнером к следователю Лурье. Тот жевал теперь бутерброд с сыром.
- А вот и сам Цвербайн! -воскликнул он, увидев Эмиля.
- Тышбайн, - невозмутимо поправил Эмиль.
Потом господин Кестнер усадил Эмиля, Густава и Профессора в машину и повез их прежде всего в кондитерскую. Дорогой Густав вдруг как гуднет своим клаксоном. Ребята рассмеялись, увидев, что господин Кестнер испугался. В кондитерской они все очень веселились. Уплетали вишневый пирог со взбитыми сливками и болтали о чем попало: о военном совете, который они держали на площади Никельсбург, о том, как они гнались за такси, о ночи в гостинице, о Густаве в роли посыльного, о скандале в банке. И господин Кестнер сказал в конце разговора:
- Вы все трое действительно отличные ребята!
Они очень возгордились от этой похвалы и даже съели еще по кусочку вишневого пирога.
Потом Густав и Профессор побежали к остановке автобуса, а Эмиль, пообещав позвонить после обеда Вторнику, поехал вместе с господином Кестнером в редакцию.
Здание, где делают газету, оказалось огромным. Почти таким же, как Управление полиции на Александерплатц. А в коридорах был такой шум и сутолока, словно там проводили состязания по бегу с препятствиями.
Они вошли в комнату, в которой за столом работала красивая белокурая девушка. И господин Кестнер принялся ходить взад-вперед по комнате и диктовать этой девушке все то, что ему рассказал Эмиль, а она быстро-быстро стучала на машинке. Иногда он останавливался и спрашивал Эмиля:
- Все верно?
И диктовал дальше только после того, как Эмиль кивал головой.
Потом господин Кестнер снова позвонил комиссару полиции.
- Что вы говорите? - изумился он. - Просто невероятно!.. Ему пока не рассказывать?.. Ну да?.. И это тоже он?.. Я так рад!.. Огромное вам спасибо... Вот будет сенсация!..
Господин Кестнер повесил трубку, поглядел на мальчика так, словно видел его впервые, и сказал:
- Эмиль, пошли скорее наверх. Нам надо тебя сфотографировать.
- Да что вы! - с удивлением пробормотал Эмиль, и покорно пошел за господином Кестнером, поднялся с ним еще на три этажа и очутился в светлой комнате.
Там он причесался, и его сфотографировали.
Потом господин Кестнер повел Эмиля в типографию - ну и грохот же там стоял: казалось, что стучат сразу на тысяче пишущих машинок! - отдал какому-то дяденьке странички, которые напечатала красивая белокурая девушка, и сказал, что он тут же вернется, потому что это очень срочный материал, ему надо только прежде отправить мальчика к бабушке.
Потом они на лифте спустились на первый этаж; и вышли на улицу. Господин Кестнер остановил такси, усадил в него Эмиля, дал шоферу деньги, хотя мальчик и запротестовал, и сказал:
- Отвезите, пожалуйста, моего юного друга на Шуманштрассе, дом пятнадцать.
Они крепко пожали друг другу руки, и господин Кестнер сказал на прощание:
- Когда приедешь домой, передай от меня привет твоей маме. Она, видно, очень милая женщина.
- Еще бы! - воскликнул Эмиль.
- Да, и последнее! - крикнул вдогонку господин Кестнер, когда машина уже тронулась. - Обязательно прочти сегодняшний вечерний выпуск нашей газеты. Ты будешь удивлен!
Эмиль обернулся, чтобы помахать господину Кестнеру. И господин Кестнер ему тоже помахал.
Потом машина скрылась за углом.
Глава шестнадцатая
КОМИССАР ПОЛИЦИИ ПЕРЕДАпТ ПРИВЕТ
Такси ехало уже по Унтер-ден-Линден, когда Эмиль спросил вдруг шофера:
- Мы, наверно, скоро приедем?
- Так точно.
- Извините, пожалуйста, но я забыл, мне вначале надо попасть, на Кайзераллее, в кафе "Жости". Там я оставил букет цветов для тети и чемодан. Не будете ли вы так любезны заехать сперва туда?
- Что значит "любезен"? У тебя есть деньги на случай, если не хватит тех, которые я уже получил?
- Да, деньги у меня есть. А я не могу прийти к тете без цветов.
- Ну что ж, ладно, - сказал шофер и свернул налево.
Они проехали через Бранденбургские ворота, потом мимо зеленого тенистого Тиргартена и Ноллендорфской площади. Теперь, когда все хорошо кончилось, Берлин казался Эмилю куда приветливей и уютней. Но все же он на всякий случай ощупал свой верхний карман. Деньги были на месте.
Получив свои вещи в целости и сохранности, Эмиль поблагодарил девушку за стойкой, снова сел в такси и сказал шоферу:
- Ну, а теперь к бабушке!
Они развернулись, проделали весь этот длинный путь в обратном направлении, пересекли реку Шпрее и покатили по узким старым улочкам с серыми домами. Эмилю хотелось глядеть в окно, но, как назло, ему все время что-то мешало: то он возился с чемоданом, который без конца падал с сиденья, то воевал с ветром, который вырывал у него букет из рук.
Шофер затормозил. Машина остановилась у дома пятнадцать на Шуманштрассе.
- Ну вот мы как будто и приехали, - сказал Эмиль и вылез из такси. Сколько я вам должен добавить?
- Нисколько, наоборот, я тебе еще верну тридцать пфеннигов.
- Что вы! - воскликнул Эмиль. - Купите себе на них несколько сигар.
- Спасибо, малыш, я не курю, а жую табак, - сказал шофер и поехал дальше.
Эмиль поднялся на третий этаж и позвонил в дверь, на которой была табличка "Хаймбольд". До него донеслись громкие возгласы, потом дверь распахнулась, и он увидел бабушку. Она схватила Эмиля за шиворот, поцеловала его в левую щеку и одновременно шлепнула по правой, потом втащила за волосы в квартиру и закричала:
- Ах ты, негодник, ах ты, негодник!
- Хорошенькие вещи узнаешь о тебе, - сказала тетя Марта дружелюбно и подала ему руку.
А Пони-Шапочка - на ней был мамин передник - сунула ему локоть, пропищав:
- Осторожно! У меня руки мокрые. Мою посуду. Бедные мы, женщины!
Потом они все прошли в комнату, Эмиля усадили на кушетку, и бабушка с тетей Мартой стали его так рассматривать, словно он очень ценная картина Тициана.
- Деньги принес? - спросила Пони.
- Еще бы! - воскликнул Эмиль, вынул из кармана три бумажки, протянул сто двадцать марок бабушке и сказал: - Вот, бабушка, возьми. И мама передает сердечный привет. И просит тебя не сердиться, что ничего не послала в прошлый месяц. Но было мало работы. Зато в этот раз она посылает больше обычного.
- Спасибо, мой милый мальчик, - ответила бабушка, протянула ему назад ассигнацию в двадцать марок и сказала: - Это тебе. За то, что ты такой отличный сыщик.
- Нет, я не возьму этих денег. У меня ведь есть двадцать марок, которые мне дала мама.
- Эмиль, бабушку надо слушаться. Спрячь скорее деньги!
- Нет, я их не возьму.
- Ну и болван! - воскликнула Пони-Шапочка. - Я не заставила бы себя просить!
- Нет, бабушка, мне не хочется.
- Возьми, говорят, не то у меня от бешенства разыграется ревматизм, пригрозила бабушка.
