- Шик моде-ерн! - довольно протянул он, перекидывая на меня еще теплый взгляд. - Не бойся, Гусь, бить не будем, если, конечно, договоримся по-джентльменски.
С арбузной улыбкой он вывел из-за спины руку. В руке была свернутая трубочкой листовка. Я вздрогнул, значит, вон почему они явились, значит, все шло так, как я и воображал. Не воображал, а прямо по телевизору смотрел. Но почему ко мне?
- Твоя работа? - спросил Блин, сбросив улыбку и резко расправив ватман.
- Что?
- Вот это! - Он тряхнул листовку.
- Что это?.. Там много.
- А-а, уточняешь? Не один, значит, трудился?.. Ну, стихи - твои?
- Его-его! - крикнул Юрка. - Я знаю, только он пишет стихи!
- Замолчь... Твои?
- Мои.
- А рисунок?
Я чуть помедлил и сказал:
- Тоже мой.
- А это что внизу, что за "СЧ"?
- Это... мое дело, - ответил я, потихоньку набираясь мужества.
Приятели Блина зашумели, мол, это шифровка, и посыпали разгадки "счастливый человек", "санитарная часть", "суд честных". Блин шевельнул кожей на голове, отчего кепка его дернулась, и все замолчали.
- Ладно, твое так твое, - сказал вожак. - Перейдем к нашему... Ты, Гусь, мозгастый парень, нам такого не хватает, и я пожал бы тебе руку, если бы это было не обо мне... Но это обо мне, и руку я тебе жать не буду. Я тебе, Гусь, зажму горло, - прохрипел он, - если ты не разорвешь свою мазню на мелкие клочья, не попросишь у меня прощения при всем этом народе, - не оборачиваясь, он оттопыренным большим пальцем указал назад, через плечо, - и не выложишь камеры.
- Камер у меня нет, - живо ответил я.
- Врет, Блин, у него! - торопливо вмешался Юрка. - Чего, Гусина, врешь, я же сам видел, как вы со Славкой скатывали!
- Ладно, камеры потом, - остановил Блин. - А пока рви. - И он протянул мне листовку.
Я машинально взял ее... Вот уж не думал, что за стихи мне придется расплачиваться, и так быстро. Но ведь в них - правда, правда нашей победы! И в Борькином рисунке - правда! Почему же я должен рвать эту правду и просить за нее прощения?
- Ну! - подхлестнул Блин. - У нас мало времени.
А за ним выжидательно теснились ухмыляющиеся рожи, готовые ухмыльнуться еще подлее. Нет, я им не дам повода! Я подал листовку обратно и, чувствуя, что вот-вот навернутся слезы, не проговорил, а прошептал:
- Не буду.
- Ха! - воскликнул Блин. - Слышите? Он не будет рвать!.. А я, думаешь, буду терпеть?.. Ты мог нарисовать его, его и его, - он перетыкал пальцем всех своих холуев, - мне плевать, по личных оскорблений я не терплю!.. Я еще с прошлого раза натерпелся так, что сыт, а вы новых подкидываете!.. Ладно, шик модерн, рви без прощения!
- Не буду, - повторил я, качая головой.
- Будешь!.. Дыба, Юрок! - коротко приказал он.
Выступили Бобкин и тот коротыш, которого массажировал на земле Борька. Они, видно, знали, что делать, и молча двинулись ко мне. Я попятился, как щитом, прикрываясь листовкой и соображая, где же самый дальний угол... В родительском тупике, за дезкамерой. За. А если - на дезкамеру?.. Жар охватил меня при этой мысли, и ко мне мигом вернулось все: уверенность, сила и расчетливость. Я сразу увидел нашу стычку на пять ходов вперед и замер в дверях спальни. Юрка тоже остановился, но Дыба оттолкнул его, бросился на меня. Я отпрыгнул, уронив перед собой стул поперек прохода. Невезучий Дыба запнулся, как и в прошлый раз, и шмякнулся на пол. Юрка, метнувшийся следом, упал на него, а я тут же очутился на дезкамере.
- Что, съели? - крикнул я пацанам, когда они, расчистив в дверях завал, ошеломленно уставились на меня.
- У него же там камеры! - просияв, сказал Юрка.
- Конечно! - поддразнил я. - У меня тут всего полно! Может быть, тебе, Юрок, правый карман дать? Лезь без очереди! По знакомству! - Я нервно хохотнул. Добро пожаловать, Блин Оладьевич! Говоришь, у вас мозгов не хватает? Подставляй свою драгоценную голову, добавлю, поварешкой начерпаю!
- Ну, Гусь, не я буду, если не ощиплю тебя сегодня! - взъярился Блин.
Он рыскнул вправо, влево, ища, наверное, какую-нибудь подставку, но, ничего не найдя, полез по болтам, велев подстраховать его. А я подтянул тюк ваты, замотанный в простыню, и едва над дезкамерным горизонтом мелькнули руки Блина, столкнул этот тюк. Он был тяжелым. Он сшиб атамана и повалил всю шайку, окутав их пылью.
- Получили? - торжествовал я. - Кому мало, подходи за добавкой!
Отплевываясь и ругаясь, Блин приказал:
- Диван!
И осаждающий вцепился в вокзальный диван, подтаскивая его к моей крепости. А я лихорадочно оглядывал дезкамерное хозяйство - чем же лучше обороняться. Жаль, отец гитару снял, а то бы я их гитарой! Можно, конечно, и шахматной доской, можно и самими фигурами, они со свинцом, как пули, можно, в конце концов, и новогодними игрушками, но это напоследок, а пока... И я плотно ухватился за конец скатанного в рулон ковра с "тремя богатырями" внутри. Теперь и нас четверо! "Союз Четырех" действует! Ну, родненькие богатыри, не подведите своего братишку!
И только Блины вскочили на диван и кинулись на штурм по всему фронту, я как давай махать ковром, словно палицей, над их головами, как давай низвергать на них тучи пыли, и атака белых снова захлебнулась.
Блин пошел на переговоры:
- Гусь, гони камеры, и мы уйдем, не тронем тебя!.. Даю слово, если хочешь!
Придержав ковер на кромке, задыхаясь в пыли, я устало ответил:
- Нет у меня камер.
- А там?
- Нету.
- Дай взглянуть.
- Взгляни.
Блин пружинисто взметнулся и лег грудью на край дезкамеры, поводя сощуренными глазами. Ничего не обнаружив, он присвистнул и спросил:
- А где они?
Меня так и подмывало без лишних слов врезать ему ковром по уху, но он был парламентером, и я ответил, не юля:
- В гараже... Мы их обратно стаскали.
- Врет! - опять крикнул Бобкин. - Ну, гад, врет!.. Не слушай его, Блин! Я сам видел, чтоб мне сгнить!
Блин стал сползать и вдруг молниеносным движением цапнул ковер и, вырвав его из моих расслабленных рук, спрыгнул с ним на диван под злорадный гогот дружков. Но я тут же вооружился шахматной доской и не знаю, дошло бы дело до новогодних игрушек или нет - а защищался бы я до последнего "патрона", - как вдруг где-то стрельнуло, забарабанило по стеклам, заплескало, зажурчало.
Кока-Кола сиганул в кухню и панически заорал:
- Потоп!
Я догадался, что это пробило в стояке прокладку, как не раз бывало при засорении, и теперь там веером хлещет мыльная вода, но я не понял, почему эта банда, не побоявшаяся ворваться в чужой дом и натворить в нем черт знает что, вдруг перепуганно бросилась вон, действительно, точно крысы с тонущего корабля. Я слышал, как они ойкали и взвывали, проскакивая бешеную завесу, как звякнул в сенях откинутый крючок, как хлопнула распахнутая дверь и как мимо окон пронесся топот.
Враг бежал.
Мне бы на радостях крутануть с дезкамеры сальто-мортале, пройтись присядкой и прокукарекать, но я спустился медленно и почему-то с шахматами, будто еще не додрался. Подобрав невредимую листовку, которую сам же уронил, я, как полусонный, прошел в раздевалку, поправил на вешалке специально прибитый клеенчатый полог, подставил ванну и два ведра под самые сильные струи, запер дом и, мокрый насквозь, как из стирального барабана, побежал к отцу доложить об аварии, побежал спокойно, точно перед этим ничего не произошло... Это потому, что произошло слишком много...
"СОЮЗ ЧЕТЫРЕХ" - ЭТО МАЛО!
Хоть потасовка и была горячей, но она будто заморозила меня, и я начал оттаивать где-то через час, когда в раздевалке сантехники уже орудовали своими клешнястыми ключами. Я какое-то время наблюдал за ними, потом вспомнил, как сюда заявились мымры, как я отступал, как потом изобретательно отбивался, и вдруг весело поразился - неужели это я один справился с четырьмя?.. Выходит, справился! Правда, сперва-то я перетрусил, зато после!.. Исколотить так, как надо бы, я их, понятно, не исколотил, но психическую взбучку дал - будь здоров! - да и не только психическую! Вон какими взмыленными они вылетели во двор!.. Конечно, мне помогли неодушевленные предметы: дезкамеры, вата, ковер, стояк; но ведь не ввалилась же дезкамера в кухню, как Мойдодыр, и не подставила спину; не пропыхтел же тюк, мол, спихни меня; не протянули же три богатыря руки - я сам заставил их помогать мне. Сам - вот в чем соль!.. Разве что стояк фыркнул случайно, но почему бы ему не фыркнуть и не брызнуть мыльной струей в глаза моих врагов, стояк-то наш!..
Я хохотнул, к удивлению сантехников, и полез на дезкамеру с мокрой тряпкой. Услуга за услугу - по-дружески. Часть пыли я там уже размахал, но и оставшейся было вдоволь - хлопья ее колыхались, как студень. Еще бы, мама не заглядывала сюда четыре года, все надеясь на скорый переезд.
Протерев свою крепость-спасительницу, я затем протер все, на что осела пыль, даже гитару, которую отец повесил на желтое пятно. Тут и сантехники довинтили гайки. Я попросил их придвинуть диван к стенке и закинуть вату наверх. Теперь все - никаких следов от сражения. А хорошо бы оставить как было, чтобы показать Борьке со Славкой, но в любую минуту мог зарулить отец - ведь авария! - и боевой вид спальни его бы не очень обрадовал.
