тут иглокожий, подняв мордочку, увидел плот с путешественниками. Они плыли, задевая свисающие с берега над водой ветки.
Это был их первый день плавания. Река была широкая и полноводная, но это не пугало смельчаков.
Заметив плывущих, ежик вмиг изменился. Надвинув колючий капюшон на голову и обнажив острые зубы, он встал в оборонительную позу.
– Какой же ты негостеприимный, – приветливо проговорил бобр Боря. Он ухватился за гибкую ивовую ветку, и плотик остановился.
– Мы тебя не тронем. Просто ты первый, кого мы встретили в своем плавании. Не бойся пас!
Ежик начал фыркать и топать ногами. Он то наступал, то откатывался к коряжине.
Когда скворушка Сережа взлетел над его головой, разгневанный ежик свернулся в неприступный комок. Так он привык себя вести при встрече с совами, барсуками, хорьками и другими постоянными своими врагами.
– Вот заберем сейчас тебя с собой на наш плот и поплывем по воле волн. Когда еще ты сможешь совершить такое путешествие! Если у тебя нет имени, будем звать тебя Митькой.
При таких словах бобра Бори тушканчик Тиша, сидя под навесом из камыша, сжался в комок. Ему сделалось очень даже неуютно. Он не хотел, чтобы ежик стал членом их команды. Все дело в том, что ежики охотятся на тушканчиков. Едят они также песчанок, ящериц, змей…
Бобр Боря наверняка знал это, но забыл. Он был осторожен и начитан, однако и доверчив не в меру. Всегда смотрел на всех через свои большущие очки добрыми глазами.
Как только скворушка Сережа залетел за коряжину, все стало понятно. Там в гнезде из травяной ветоши и старых листьев копошились маленькие ежата.
Прошло всего чуть больше двух недель со дня их рождения. На двенадцатый день у них, как положено, открылись глаза. Хотя ежата уже глядели, но были еще беспомощные и нуждались в защите.
Ежат оказалось четверо. Розовые тельца их вместо иголок были покрыты сыпью из мягких наростов. Их поросячьи мордочки, украшенные темными атласными пятачками, были прижаты друг к другу. Они, будто сговорившись, молчали.
– Такие молодцы!
– Боря, давай не будем выходить на берег, – предложил скворушка Сережа.
– Почему? – отозвался бобр, орудуя веслом. – Заберем ежа. С ним будет по ночам нескучно.
– Тут гнездо.
– Ты видишь гнездо? – спросил капитан Боря.
– Да! Оно в траве. В нем четыре маленьких ежа.
– Уважительная причина, – сказал рассудительный капитан, – возвращайся на плот. Будем отчаливать. Он солидно восседал на краю плота и был похож на огромную крепкую мышь.
«Ура! Ура!» – чуть было не крикнул тушканчик. Но сдержался. Ему не хотелось, чтобы его друзья знали, что он не переносит ежей. Все-то их любят.
Едва плотик скрылся за поворотом реки, ежик развернулся. Он высунул свою продолговатую мордочку с повеселевшими бусинками глаз и, почти как человек, облегченно вздохнул.
И тут из-за укрытия появилась ежиха. Ежик встал, и они пошли навстречу друг другу.
Сблизившись, ежи поднялись на задние лапки, передние поджали, словно бы кланяясь друг другу и, ткнувшись носом к носу… запели. Да! Да! Запели! Слышался глухой свист, рокот, ворчание…
Их верные родительские сердца радовались тому, что детки их целы и невредимы и они оба остались живы. Радовались тому, что так хороша жизнь, когда она мирная.
Вот подивились бы наши друзья, увидев и услышав поющих ежей! Но их плотик был уже далеко.
Неунывающий скворушка Сережа, прохаживаясь на мачте, сказал:
– Не было у нас в команде ежика, и этого поминай как звали.
Тушканчик не выдержал своего молчания и громко зафыркал в ответ из своего укрытия.
Видать, сильно переволновался длиннохвостый.
В яркий солнечный денек, когда наши путешественники весело плыли мимо огромного красивого города, в местном цирке грустил слон Никифор.
Ему давно надоело жить в неволе. Скучно стоять, как сейчас, одному в пасмурном слоновнике.
Слоны спят мало. Последнюю неделю Никифор почти совсем не спал.
Ему вспоминалось детство. Когда Никифору было не более двух лет, весил он всего около пятисот килограммов, а не три тонны как сейчас. Он жил тогда не в цирке с цепями на ногах, а на воле. Но случилась беда: в заднюю левую ногу ему попала заноза.
Охотник поймал слоненка и поместил в тесный загон из толстых и крепких бревен. Там трудно было даже пошевелиться.
Охотника звали Вернер. Он был белый. Его надо было бояться сильнее, чем чернокожих. Слоненок знал, какое у белых оружие.
Но охотник оказался добрым.
Он обработал рану спиртом. Пленник ревел от ярости и боли. Когда боль утихла, он успокоился. Охотник потом еще два раза чистил рану и делал перевязки. Теперь слоненок переносил боль стойко. Он был благодарен своему спасителю и крепко привязался к нему.
Рана зажила, и его выпустили на волю. Когда он встречался с охотником, то подбегал к нему, захватывал его руку хоботом и клал ее на то место, где была зажившая рана. Так слоненок благодарил своего спасителя.
Они стали друзьями. Да такими, что слоненок стал жить у человека. Охотник звал его Лордом.
Но снова беда: охотник скоро погиб, и Лорда продали. Его увезли из Северной Кении, и он оказался в незнакомой холодной стране. Вначале он попал в зоопарк, а потом в цирк.
И никто уже не звал его Лордом. Ему дали имя Никифор.
Люди не знали, что он Лорд, а те, кто знал, были далеко.
У слонов отличная память. Они никогда ничего не забывают. Никифор всю жизнь помнил запах своего спасителя, охотника Вернера. Если бы он был жив, слон мог бы и сейчас с закрытыми глазами узнать его среди огромной толпы людей.
В детстве ему нравились пещеры в холодных высокогорьях. Его предки, африканские слоны, жили около них более миллиона лет.
В эти пещеры приходили антилопы, обезьяны, буйволы. Им была нужна для жизни соль. В местных растениях ее очень мало, потому звери лизали или грызли стены соляных пещер.
Слонам лизать мешали бивни и хобот. Они царапали сначала стены бивнями, добывая крупные куски. Потом хоботом отправляли их в рот и неторопливо обсасывали.
Никифор помнил, как он сначала пугался, путешествуя по пещерам, пробираясь под их тяжелыми сводами. Там бродили леопарды и гиены в надежде поживиться легкой добычей.
Обычно взрослые слоны шли по коридору цепочкой, положив хобот на спину впереди идущего. Маленькие слонята шли около их ног.
Слоненку было страшно, но интересно.
«Теперь хотя бы одним глазом посмотреть, что
