бобр и добавил, разглядывая птицу: – Варакушки зимуют в Африке и очень любят ягоды – об этом я читал. Верно?
– Да, книжка не напутала, все верно!
– «Варакушить» – значит передразнивать, – произнес бобр Боря. – Ты умеешь передразнивать?
– Проще простого, – прохаживаясь по мачте, прощебетала варакушка. – Могу прокричать галкой, могу камышовкой!
– Ну и ну! – неодобрительно отозвался бобр. – У каждого должен быть только свой голос, иначе будет неразбериха. У нас есть на плоту один пересмешник, – он посмотрел строго на скворушку, – не много ли?
– Боря, не сердись! Прочитай ей лучше про белую цаплю, – защебетал Сережа. Ему так хотелось быть гостеприимным хозяином.
– Пусть покажет свое умение – потом прочитаю, – согласился капитан.
И не успел он так сказать, как варакушка, усевшись на самую макушку мачты, защебетала ласточкой. Потом перешла на короткую трель жаворонка. Затем посыпались простые коленца зеленушки, потом коноплянки…
А после всего она загалдела так, словно на плотик села целая стая непоседливых галок.
Тушканчик выскочил из-под навеса и стал во все глаза смотреть на птицу-артистку. Хвост у него шевелился, а усы смешно подрагивали.
Варакушка припустила еще азартней.
Не останавливаясь на одном, не боясь сумятицы, еще искуснее начала перескакивать с одного голоса на другой. Словно дразня кого-то, зацификала большой синицей, потом щеглом. И пошла, пошла…
Скворушка не удержался и тоже пустился напропалую: сначала чирикнул воробьем, потом крикнул чечевицей, затем петухом…
После такого и тушканчик пустился в пляс, размахивая кисточкой своего длинного хвоста. Изредка он повизгивал, как котенок. Иногда глухо похрюкивал.
– Вот артисты! Расхулиганились на мою голову, – не в силах сдерживать улыбку, пробурчал капитан Боря.
Потом, протирая на ходу большие очки с белой веревочкой, пошел под навес за толстой книгой, в которой написано про белую цаплю.
А артисты продолжали веселиться.
И было похоже, что на плотике по реке плывет целый оркестр.
Такая стояла разноголосица.
Радвигалась прошлогодняя трава под вязовой веткой, на которую только что сел скворушка Сережа, и кто-то прополз, приподнимая слой листвы.
Сережа огляделся. Вся полянка была усеяна земляными бугорками.
Один из них, самый свежий, начал вздрагивать. Через минуту, пробив дырку в дерне побольше, щурясь на свет маленькими, как маковое семя, глазками, под ласковыми лучами вечернего солнышка появился зверек.
Он весь день трудился. Передними короткими и сильными лапами, похожими на ласты с когтями, рыл землю. Головой выталкивал ее наружу.
Каждый раз, когда нора удлинялась, он пробивал дыру и делал новый бугорок.
– Ты кто? – спросил скворушка.
Незнакомец повел носом и принюхался. Он плохо видел.
– Я – крот Коля, – настороженно ответил зверек и смешно помотал своим похожим на бур, вытянутым в хоботок носом. Им он, вклиниваясь в землю, делает свои ходы. – А ты кто?
– Сережа, – ответил путешественник, с большим интересом глядя на своего нового знакомого.
Он ему понравился. Меховая шубка его выглядела празднично. Мех цвета черного бархата был будто старательно подстрижен и прилизан.
Даже не верилось, что в таком наряде можно делать тяжелую земляную работу.
– А что ты делаешь под землей? – спросил Сережа.
– Как что? – удивился такому наивному вопросу крот Коля. И важно ответил: – Живу. Рою ходы и так добываю себе пропитание: червей, личинок разных. Меня зовут пахарем подземелья. Я горжусь этим.
– Зачем ты делаешь такую трудную работу чтобы пообедать? Я тоже питаюсь червями и личинками, еще всякими семенами. Зачем их искать под землей? Они везде: на листьях, в воде, в песке. Только собирай! Пойдем к нам на плот. Мы плывем в Африку. Ты похож на нашего капитана бобра Борю. Такой же основательный. Только он любит воду, а ты – землю.
Коля услышал про Африку и нисколько не удивился.
– Нет, – совсем не грустно ответил он, – я не могу, как ты добывать себе пищу. У меня нет такого красивого и длинного клюва, как у тебя. И нет крыльев. Поэтому я не такой быстрый и ловкий!
– Я буду тебе помогать, – предложил Сережа. – Зато столько увидим! Моя мечта: встретить колибри и белого журавля! А у тебя есть мечта?
Крот будто не слыхал последних слов скворушки.
– А друзья у тебя есть? – допытывался Сережа.
– Какие могут быть друзья под землей? У меня кругом одни враги: хорек, ворона, сова, ласка, гадюка. Всех не перечесть.
Он зло зафыркал.
– Все-таки Африка – это такая удивительная страна! Поплыли с нами! – не унимался скворушка.
Маленькие глазки крота заблестели, он произнес:
– Я очень люблю мокриц! Они есть в Африке?
– Не знаю, – задумавшись, ответил Сережа, – там много песка. И очень жарко…
Глазки у крота стали скучными:
– У меня хороший слух, по очень плохое зрение. Я не увижу ни белого журавля, ни колибри. Значит, нет смысла плыть так далеко, – ответил рассудительно крот. – Африка мне не нужна, правильно?
– Ты, кажется, верно говоришь, – подумав, ответил Сережа. – Но ведь тоскливо жить всю жизнь под землей!
– А вот и нет! – сказав так, крот скрылся в своей норке. Высунув мордочку на свет, добавил:
– Не обижайся. Я готов с тобой дружить. Но мы – разные. Мне под землей интереснее.
Вечером пошел дождь, и сделалось сразу темно.
Дрозд лежал на сырой земле, и под каждым кустом ему мерещилось недоброе. Он промок до последнего перышка и замерз. Совсем не спал прошедшей ночью.
Попробуй поспать, когда над головой, как заведенная, кричит маленькая, но такая настырная сова-сплюшка: – Сплю! Сплю! Сплю!
А сама все никак не заснет. И другим не дает.
Накопен-то под утро сплюшка замолчала. То ли уснула, то ли затаилась, боясь появления дневного света.
Дрозд видел ее один раз, когда был здоровым. Она побольше скворца, глазки круглые, желтые. Ушки торчат, как рожки. Это маленькая птица, по теперь, когда у него ранено крыло, лучше ей не попадаться.
Дрозд попробовал перевернуться на другой бок и не смог. Крыло беспомощно висело и мешало перемешаться.
И тут начала кричать кукушка. Совсем рядом. Ее осипший голос не давал успокоиться: «Тхы-хо, тхы-хо».
«Простудилась ночью, – подумал он, – всем не просто жить».
Пролетела летучая мышь. За ней метнулась большая тень.
«Сыч», – догадался дрозд.
Он не испугался за себя. Пожалел летучую мышь: «Спала всю зиму. Ждала лета. И вот попала, видно, в когти сычу. Скоро рассвет, – ткнувшись клювом в мокрую траву, думал несчастный дрозд, – взойдет солнце. Ночные враги, в том числе и сыч, спрячутся и не будут опасны. А вот дневные
