- Что вы делаете? - с недоумением спросила Саманта.
- Топлю свой "военный корабль". Ты не забыла вечер в Артеке? Фейерверк?
- И миссис Нину Сергеевну?
- Я не помню, как звали эту миссис. Я помню твои глаза, Сэми, когда ты узнала правду. Твои глаза решили все... Там, в Штатах, ждут этот репортаж. Не знаю, чем все кончится, что они со мной сделают.
Он все разматывал, разматывал пленку, словно она была бесконечной. Потом, как охапку сена, поднял шуршащие кольца и, болезненно щурясь, посмотрел на Саманту.
- Ты спрашиваешь, что это? Это мой лучший репортаж. Это моя жизнь! Кадр за кадром, день за днем. Смотри, Сэми. Ты победила. Я засвечиваю не пленку с репортажем, я перечеркиваю свою прежнюю жизнь... Жизнь свою засветил!
Он застонал и, перевесившись через гранитное ограждение, бросил пленку в Неву.
А Саманта с тревогой и уважением смотрела на Попрыгунчика Пола, не до конца понимая, что произошло.
Ромашковая поляна
Мне никогда не приходилось навсегда прощаться с другом. Трясти его руку, обнимать, смотреть в глаза и сознавать, что это в последний раз.
Даже на войне не было у меня такого прощания.
Там, на ромашковой поляне, где русская и американская девочки вдруг почувствовали себя сестрами, ни одна из них не размышляла о том, что эта встреча последняя. Они еще не наигрались, не наговорились, не набегались, не натанцевались и еще много-много "недо". Им не хватило времени - для дружбы нужна была целая жизнь времени. Они не представляли себе, что жизнь - мера времени ненадежная, она может оказаться очень маленькой.
Я представляю себе их последний разговор.
- Это ничего, что мы расстаемся, Наташа! - сказала бы неунывающая Саманта. - Я приглашу тебя в гости. Я, конечно, не президент, но ведь не только президенты приглашают в гости за океан. Город Манчестер, штат Мэн. Проходили по географии? Нет? В школе вообще проходят не то, что нужно. А то, что нужно, не проходят. Почему у нас не изучают русский язык? Как мне не хватало русского языка и в Москве, и в Артеке, и в Ленинграде.
- Знаешь, Сэми, я куплю карту Америки и повешу ее над кроватью, сказала бы Маленькая Наташа. - Я найду город Манчестер и воткну в него флажок. И буду всегда знать, где ты. Где твой дом, откуда ты бежишь в школу или на детский утренник. Это будет флажок моей памяти, моей дружбы.
- А когда ты приедешь ко мне в гости, я познакомлю тебя с Дугом, и со старым Ральфом, и с другими хорошими людьми, - сказала бы Саманта. - А потом папа свозит нас на Великие озера. Ты никогда не была на Великих озерах?
Девочки не думали о вечной разлуке. Они лежали в траве, а маленькие солнца с белыми лучами касались их щек лепестками.
Над ними, уходя в бесконечность, простерлась голубая сфера неба. Она была необъятной и прекрасной. Может быть, Земля, которая из космоса кажется голубым шаром, отражалась в ней и заполняла этой сквозной голубизной.
Главное дело было сделано - Саманта нашла правду, за которой приехала в Союз: война никогда не придет в Америку из России.
Эта истина оказалась крепче и надежней всех договоров, какие заключали между собой государства.
Люди поверят Саманте!
Люди поверили Саманте.
И с каждым годом поверивших будет все больше и больше. И этой вере не будет границ.
А высоко над ромашковой поляной плыл бумажный змей со смешной рожицей. Он плыл медленно, словно с высоты разглядывал землю.
- Смотри, змей! - крикнула Наташа.
- Он перелетел через океан! - оживилась Саманта. - Это мой знакомый змей. Он всегда увязывается за мной. Даже во сне.
- Зачем спать, если так хорошо! - отозвалась Маленькая Наташа.
Они были вместе. Им было хорошо. Их сердца умели мчаться вдогонку за бумажным змеем.
А разлука была рядом.
Последняя пресс-конференция
Моя фантазия - ненаписанный дневник Саманты. И все, что вы здесь прочитали, принадлежит не мне, а ей. Вернее, нам обоим. Она доверилась мне и нашептала свои мысли, рассказала о своих переживаниях. Может быть, я чего-то не услышал, простите меня, читатель.
Фантазия - не только инструмент для прорыва в будущее, она может приблизить к нам и прошлое.
Универсальный инструмент!
Только в настоящем времени трудно живется фантазерам.
Саманте и жилось трудно. Судьба подарила ей сказку - девочка выиграла по автобусному билету! - а она употребила ее не для собственной радости, поступилась радостью ради людей. Саманта употребила свою фантазию, чтобы пробиться к истине. Другого инструмента у нее не было.
Американская девочка поставила перед собой недетскую задачу избавить миллионы людей от ежедневного, неотступного страха перед тем, что сегодняшний день может стать последним днем Земли.
Она нашла истину: источник опасности не Советский Союз, надо искать другой источник, может быть, не за океаном, а дома?
"Мы хотим мира для себя и для всех народов планеты. Для своих детей и для тебя, Саманта" - эти слова Саманта прочла, сумела прочесть в сердцах всех, с кем ей довелось встретиться в Советском Союзе.
Нет! Она не приняла их на веру. Она приблизилась к ним. Выстрадала. Прошла сквозь лес, в котором, когда пилят деревья, ломаются зубья пил так много невидимого военного металла в стволах деревьев того леса.
Она подержала в руках флягу с тремя глотками воды, которая совершила круг и от людей, мучащихся жаждой, вернулась нетронутой. И Саманта тоже не сделала ни глотка из этой фляги и поддержала высшее братство, на котором стоит мир.
Подожди, Сэми, не уходи, останься с нами!
Но Саманта смотрит на меня с какой-то странной печальной надеждой. Брови поднялись домиком, веточки ресничек вздрагивают, рот полуоткрыт, прядка волос сползла на щеку. И во всем ее милом облике предчувствие расставания.
Она подходит к Большой Наташе:
- Вы же обещали мне подарить свои взрослые туфли на высоком каблуке.
- Я принесла тебе туфли, Сэми. Только они стоптаны, путь был долгим.
- Путь был долгим, - соглашается девочка, - но я буду надевать их изредка. В крайнем случае. Когда мне до зарезу надо будет стать взрослой.
- От туфель не станешь взрослой.
- Стану! Вот увидите. Я их сейчас надену и пойду на пресс-конференцию, и все почувствуют, что я взрослая.
Я представляю себе Саманту на последней пресс-конференции перед отлетом на родину.
Она подходит к дверям зала, где ее ждут журналисты и телевизионщики всех газет и компаний, и останавливается. До ее сознания вдруг доходит, что сегодня от нее ждут не улыбки и шутки, а нечто более важное. И если Попрыгунчик Пол или кто-то из его коллег спросит: "Ваши впечатления о Москве?" - то сказать: "Оказывается, в Москве по улицам не ходят медведи. А живут они в театре зверей миссис Натальи Дуровой", - сказать только это недостаточно.
- Пора, Сэми, - слышен за спиной голос папы. - Мы с тобой, Сэми.
"Пора!" - про себя повторяет девочка и открывает дверь. И входит в зал. Она идет по проходу и кивает знакомым, среди которых уже нет Пола. Улыбка у нее грустная, глаза стали темней. Так всегда бывает перед разлукой.
Саманта садится за стол, и сразу десяток шершавых кулачков-микрофонов потянулись к ней. И поблескивающие объективы множества камер нацелились на маленькую американку, словно лучами рентгена хотят проникнуть внутрь, узнать самое сокровенное.
Но "самое сокровенное" девочка и не прячет, и для того, чтобы узнать ее мысли, не нужны рентгеновские аппараты и детекторы лжи. В девочке все открыто. Вся она ясная, просветленная, все ее мысли можно прочесть в глазах.
Саманта заговорила не сразу. Она вдруг почувствовала, что у нее есть счастливая возможность громко, на весь мир, обнародовать свою, найденную в России правду. Она была девочкой, и она оставалась сама собой даже на прощальной пресс-конференции.
И под столом, незаметно для всех, сняла Наташины туфли на высоких каблуках, чтобы оставаться самой собой.
Саманта заговорила о петухах:
- Нам в Штатах кажется, что петух поет "кок-э-дудл-ду", французам слышится иное - "ко-ко-рику". Шведы считают, что петух поет "ку-ке-лику", а португальцы - "ко-ко-роко". Русские убеждены, что петух поет "ку-ка-реку". На самом деле все петухи в мире поют одинаково... Русские дети очень похожи на американских. Только имена у них другие. Ну и что из этого? Я здесь открыла столько сходства, что мне кажется - наши страны совсем рядом. И между нами нет океана.
Саманта замолчала и услышала стук собственного сердца. И еще она услышала звук, похожий на стрекот кузнечиков на летней лужайке. Это работали кинокамеры. Девочка отыскала глазами папу. Он стоял, прислонясь к стене, и одобрительно кивал. Но на лице его застыло удивление. Саманта сразу забыла о кузнечиках и заговорила:
- У нас в Штатах говорят, что русские хотят войны. Они или ничего не знают о русских, или ничего не знают о войне. Ведь в Штатах нет стороны, наиболее опасной при артобстреле. И наши бабушки не делали уроки, отогревая дыханием пузырек с замерзшими чернилами. И никто не знает вкус блокадного хлеба.
