А потом тихо-тихо прозвучала последняя строка дневника: "Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня".
- Осталась одна Таня... Осталась одна Наташа... Наташа... Наташа, шептала Саманта и сильней прижималась к подруге. - Осталась одна Саманта, одна Саманта... Одна...
Они шли по Ленинграду. Только с городом произошли странные перемены. Улицы завалили сугробы снега, которые никто не расчищал. Неподвижные троллейбусы, как в поле, до пояса занесло снегом. Трамваи намертво примерзли к рельсам. Людей на улицах почти не стало. Отдельные согнувшиеся фигуры, как призраки, брели по узким тропам, глядя перед собой невидящими глазами.
- Он умер... город? - испуганно спросила Саманта.
- Нет, он жив. Послушай, - отозвалась подруга.
Они остановились. Прислушались. Удары метронома были похожи на удары железного сердца.
- У этого города железное сердце? - спросила Саманта.
- Нет. Железное не выдержало бы, - отозвалась подруга. - У города человеческое сердце, только очень мужественное.
Они шли, крепко держась за руки, боясь смалодушничать, закричать от страха, упасть на снег, с которого уже не поднимешься.
Когда девочки свернули за угол, то у стены дома увидели людей, стоящих в очереди. Тесно прижимаясь друг к другу, они заслонялись от ледяного ветра. Очередь двигалась так медленно, что казалось, люди не движутся, замерзли, окаменели. Только от губ отрывались едва заметные парки дыхания - единственный признак жизни.
- Что они делают? - спросила Саманта.
- Ждут хлеба.
- А где же война?
- Это и есть война. На войне все убивает. Огонь, холод, пули, голод. Здесь не просто голод - здесь голод-убийца. Фашистский голод. Понимаешь, Саманта?
Девочки молча подошли к очереди. Они увидели осунувшиеся лица, впалые глаза, посиневшие губы, выбившиеся из-под платков и шапок волосы густо покрылись инеем.
И вдруг Саманта воскликнула:
- Папа!.. Мама! Вы здесь? Как вы сюда попали?
Она с трудом узнала их. А может быть, это были не они, но ей удалось различить родные черты.
- Война! - хриплым голосом отозвался папа.
- Блокада! - сказала мама и на мгновение ожила. - Ты жива? Как хорошо, что ты жива... Мы очень страдали без тебя... Сейчас мы получим хлеб и поделимся с тобой.
- Вам самим мало! - вырвалось у Саманты.
- Идем. - Наташа потянула подругу за рукав.
И они зашагали дальше.
Неожиданно Саманта увидела своего соседа - старого солдата Ральфа Пастера. Как он очутился здесь? Почему-то он стоял на ногах без кресла-каталки. А борода его хотя и была белой, но не от старости, а от инея. И он раскуривал трубку, но так и не раскурил: в трубке не оказалось табаку.
- Мистер Ральф, почему вы здесь? - спросила Саманта.
- Потому, что здесь война. А я солдат.
- Но вы солдат американский.
- Американцы воюют на стороне русских, - был ответ.
Он сунул в карман холодную трубку и проворчал:
- Раз нет табака, дело плохо. Но город, который живет без хлеба, проживет и без табака!
- Как же наш Манчестер?
- Не приведи господь нашему Манчестеру пережить такую войну! Не приведи господь! - повторил Ральф Пастер и пошел прочь усталой походкой солдата.
- Пойдем, - тихо позвала Наташа, дыша в затылок подруге.
И от ее дыхания Саманте стало теплее. И не так страшно.
Подруги выбрали узкую тропинку, которая то взбиралась на сугробы, то опускалась.
Вдалеке Саманта заметила женщину, которая кого-то везла на санях.
- Санки! - обрадованно вскрикнула девочка: в ее представлении санки всегда были связаны с веселым катанием с гор, и она обрадовалась саням, как островку мирной жизни. - Да это же Дуг! Я узнаю его улыбку. А санки везет его мама, миссис Хилл.
И Саманта бросилась им навстречу:
- Здравствуйте, миссис Хилл! Здравствуй, Дуг!
Это действительно был Дуг. Он сидел и улыбался. Он улыбался долго. Он вообще не переставал улыбаться, но молчал.
- Дуг! Что ты молчишь! - воскликнула Саманта и пошла рядом с санями. - Дуг! Почему ты все время улыбаешься?
Но Дуг не слышал Самантиного голоса и не видел Саманту.
- Миссис Хилл, почему он все время улыбается... молчит?
- Потому, что он умер с улыбкой. Он презирал врага. Драться у него не было сил. Он мог только улыбаться, чтобы показать, что он настоящий американский парень и не сдается.
- Он не сдается... Бедный Дуг... Он улыбается. Куда вы его везете, миссис Хилл? - чуть не плача от отчаяния, спросила Саманта.
- Домой. На военное Арлингтонское кладбище. Ведь он заслужил такой чести?
Саманта пошла дальше.
И вдруг Наташа куда-то исчезла, и Саманта почувствовала, что заблудилась. В этом страшном безмолвном мире осталась одна. Она шла по белому полю, выставив вперед руки, словно боясь наткнуться на стену, и тихо звала:
- Наташа!.. Наташа!..
Наташи нигде не было. И никого не было. Ушел в бой помолодевший солдат Ральф. Слились со страшной очередью папа и мама. Миссис Хилл увезла на санях безмолвного улыбающегося Дуга. Все разладилось, слилось в одну непоправимую беду. Русские, американцы...
И вдруг Саманта увидела бумажного змея. Он лежал у ее ног, словно припечатанный к снегу. Бумаги на снегу не было видно, и рожица была как бы нарисована прямо на снегу. В его рожице было что-то скорбное, словно и змей страдал, не мог подняться. Людям вокруг не хватало хлеба, а ему, наверное, недоставало ветра. В блокаде всем чего-то недоставало, чтобы жить, ходить, летать. Чем ему могла помочь Саманта?
Девочка шла и падала. От слабости. От отчаяния. От того, что не была готова к этому страшному миру.
И вдруг слабый голос позвал:
- Саманта! Сэми!..
Девочка оглянулась.
- Хелло, Саманта! Что ты здесь делаешь?! Уходи отсюда! Тебе нельзя здесь!
Человек отбросил капюшон, и девочка увидела обросшее, осунувшееся лицо и глаза, которые смотрели из глубины. Она с трудом узнала его:
- Мистер Пол! Это вы? Попрыгунчик?
- Я, - хрипло выдохнул телевизионщик.
- Почему вы здесь?
- Потому что я подписал контракт ни на шаг не отступать от тебя.
- Вам контракт дороже жизни?
- Контракт - святое дело! Ты почему сюда попала?
Но Саманта не ответила на его вопрос, ей в голову пришла очень важная мысль.
- Мистер Пол, как хорошо, что вы здесь!
- Ничего хорошего. Я, наверное, сойду с ума от этой блокады!
- Нет, мистер Пол! Вам нельзя сходить с ума. Вы должны все это снять и показать людям. Снимайте, мистер Пол! Где ваша камера? Снимайте!
- Не могу! - прохрипел телевизионщик. - Камера застыла. Мороз за 30...
- Давайте отогреем камеру дыханием, как отогревают чернила. Очень важно - рассказать людям про это...
Вдруг в тишине послышался стрекот, похожий на стрекот кузнечика на солнечном лугу.
- Что это? - удивилась Саманта.
- Это камера... отогрелась... заработала...
- Где она? - оживилась Саманта. - Снимайте, снимайте, мистер Пол!
- Я снимаю... Я давно снимаю, но не на пленку... прямо на сердце... Если мы вернемся, я покажу... я расскажу людям.
- Что вы покажете им?
- Свое сердце!.. То, что мы переживаем, не выдержит никакая пленка, даже кодаковская. Только сердце... Только сердце...
Они шли. Снег заметал их следы. И в морозной мгле растворились две зыбкие, качающиеся фигуры... Саманта и телевизионщик Пол Попрыгунчик.
Пуанты
Ленинград был для Саманты загадочным городом. Иногда просто сказочным. Каменные львы, охраняющие подъезды зданий, сфинксы, глядящие на воду таинственным взглядом, грифоны с острыми крыльями за спиной, атланты, своими могучими плечами поддерживающие тяжелые балконы, казались девочке реальными существами, которых превратил в камень насмешливый волшебник.
Но придет час, и они оживут. И воображение Саманты рисовало атлантов, прогуливающихся по Невскому проспекту со львами, как с простыми собаками, рисовало грифонов, парящих рядом с чайками над Невой, и сфинксов, торгующих мороженым.
А туфли Большой Наташи на высоких каблуках обладали чудесной силой: стоит надеть - и сразу станешь взрослой.
Саманта издалека узнавала стук каблучков Наташи. Дверь отворилась. У Наташи приветливо светились глаза:
- Сегодня нас приглашают в театр. На балет "Бахчисарайский фонтан".
- Занимательно, - сказал папа.
- А детей пускают на вечерние спектакли? - поинтересовалась мама.
- Это сказка? - спросила Саманта.
- Это легенда. Не совсем детская. Но очень красивая. И гостью президента пустят, хотя ей всего одиннадцать лет.
- Двенадцатый год, - вставила словечко Саманта.
Огромный зрительный зал оперного театра напомнил Саманте вокзал, заполненный людьми, охваченный тревожным ожиданием. Все нетерпеливо ждут прихода поезда, вернее, начала спектакля.
Саманта сидела на стуле, а ее нетерпеливый взгляд с любопытством осматривал зрительный зал. Ей нравился алый бархат кресел, огромная люстра, застывшая над залом, как купол хрустального парашюта, нравились фарфоровые свечи канделябров с хрустальными льдинками висюлек. А огромный, расшитый золотом занавес напоминал девочке парус прекрасного сказочного корабля.
