Однако этот второй лес был обнесен массивной каменной стеной, по верху которой тянулись четыре ряда колючей проволоки. Через равные промежутки на стене были развешаны объявления – три были видны оттуда, где стояла Патти, – предупреждавшие, что это частное владение и вторгшиеся за ограду лица будут преследоваться по всей строгости закона.
Патти отлично знала, кому принадлежит лесок за колючей проволокой: она часто проходила по другой дороге мимо парадных ворот этого имения. Оно было знаменито не только по соседству, но, пожалуй, и во всех Соединенных Штатах. Его площадь составляла пятьсот акров, и оно принадлежало известному – или, скорее, печально известному – мультимиллионеру. Его звали Сайлас Уэтерби, и он был создателем великого множества корпораций, известных своей порочной практикой. У него были красивые оранжереи, полные тропических растений, итальянский сад, коллекция произведений искусства и картинная галерея. Неприветливый чудаковатый старикашка, вечно вовлеченный в полдесятка судебных процессов, он терпеть не мог газет, а газеты терпеть не могли его. У него была особенно дурная репутация в Св. Урсуле, так как в ответ на вежливо сформулированную записку от директрисы с просьбой разрешить классу истории искусств увидеть его Боттичелли, а ботаническому классу – его орхидеи, он нелюбезно ответил, что не желает, чтобы школьницы бегали по его имению: если он позволит им явиться один раз, на следующий год ему придется снова давать такое позволение.
Патти поглядела на вывеску «Посторонним вход воспрещен», на колючую проволоку и на лес за ними. Даже если ее поймают, что ей смогут сделать? Ничего, кроме как прогнать. В наши дни людей не бросают в тюрьму за то, что они мирно прогулялись по чужому лесу. Кроме того, сам миллионер в данное время присутствовал на собрании директоров какой-то корпорации в Чикаго. Эти сведения о соседе она почерпнула в то утро, когда изучала ежедневную прессу – по воскресеньям за обедом ученицы должны были поддерживать беседу о текущих событиях, так что субботним утром все они заглядывали в заголовки и передовицы. А если семьи нет дома, почему не заглянуть и не осмотреть итальянский сад? Слуги, без сомнения, более вежливы, чем хозяин.
Заметив, что на части стены колючая проволока провисла, Патти пролезла под ней на животе, прорвав лишь маленькую дырочку на плече блузы. Она играла в заколдованном лесу около получаса, а затем, следуя туда, куда вела одна из дорожек, довольно неожиданно покинула лесок и очутилась в саду – только это был не сад с цветами, а скорее впечатляющий своими размерами огород. Аккуратные грядки с пробивающимися ростками ранних овощей были обсажены по периметру кустами смородины, а все вместе окружено высокой кирпичной стеной, к которой, как в английских садах, были подвязаны ветви грушевых деревьев.
Садовника Патти увидела со спины. Он был занят: сажал лук. Патти внимательно разглядывала его, разрываясь между желанием убежать и инстинктом дружелюбия. Это был чрезвычайно колоритный садовник – в бриджах и кожаных гетрах, жилете в красную крапинку, шерстяном джемпере на пуговицах и в сдвинутой на ухо шапке. С виду он казался не очень приветливым, но, с другой стороны, выглядел явным ревматиком – она была уверена, что, даже если он погонится за ней, убежать от него будет нетрудно. Так что она присела на бортик его тачки и продолжала наблюдать за ним, раздумывая, как начать разговор.
Он неожиданно поднял глаза и, увидев ее, от удивления чуть не ткнулся носом в грядку.
– Доброе утро! – сказала Патти приветливо.
– Хм-м! – проворчал мужчина. – Что ты тут делаешь?
– Наблюдаю, как вы сажаете лук.
Это казалось Патти очевидной истиной, но она была не против выразить ее в словах.
Он снова что-то проворчал, выпрямившись и сделав шаг к ней, а затем неприветливо спросил:
– Откуда ты явилась?
– Оттуда. – Патти махнула рукой в западном направлении.
– Хм! Ты из этой школы… какой-то там святой?
Патти охотно признала это. Внушительная монограмма Св. Урсулы украшала рукав ее формы.
– В школе знают, что ты ушла?
– Нет, – отвечала она искренне, – думаю, не знают. Я даже уверена, что не знают. Они думают, что я уехала к дантисту с Мамзель, а Мамзель думает, что я в школе. Так что я совершенно свободна… вот и решила пойти и посмотреть на итальянский сад мистера Уэтерби. Я интересуюсь итальянскими садами.
– Ну, чтоб мне… – начал он и, подойдя чуть ближе, опять уставился на нее. – Ты не видела объявлений «Посторонним вход воспрещен», когда входила?
– Боже, конечно, видела! Весь забор ими испещрен.
– Они, похоже, не произвели на тебя большого впечатления.
– О, я никогда не обращаю внимания на такие вывески, – сказала Патти беспечно. – Человек никогда и никуда не сможет заглянуть в этом мире, если будет принимать их близко к сердцу.
Мужчина неожиданно засмеялся.
– Что ж, ты права! – согласился он, а потом задумчиво добавил: – Я сам никогда не обращал внимания на такие вывески.
– Не могу ли я помочь вам сажать лук? – вежливо спросила Патти. Ей показалось, что это будет кратчайший путь к итальянскому саду.
– Ну, спасибо!
Он принял ее предложение с неожиданной сердечностью и серьезно объяснил, как нужно сажать. Луковички были совсем крошечными, следовало опускать их в ямку вниз корешками с большой осторожностью, так как очень маленькому луку очень трудно перевернуться, если он начал расти в неверном направлении. Патти быстро ухватила смысл объяснений, взяла корзинку с луковичками и двинулась вдоль соседнего ряда в трех футах от садовника. Работа весьма располагала к общению, и через пятнадцать минут они беседовали как старые друзья. Круг тем был весьма широк и охватывал философию, жизнь и нравы. У садовника было очень твердое мнение по каждому вопросу – Патти решила, что он шотландец, – он казался хорошо информированным стариком, и он явно читал газеты. Патти тоже прочитала газету этим утром, так что среди прочего они обсудили и вопрос о том, нужен государственный контроль за корпорациями или нет. Она мужественно согласилась с редактором, что нужен. Садовник заявил, что корпорации ничем не отличаются от любой другой частной собственности, и то, как они управляют деятельностью своих подразделений, не касается никаких жлобов из чертова правительства.
– Цент, пожалуйста, – сказала Патти, протянув руку.
– Цент? За что?
– За «жлобов» и «чертов». Когда человек употребляет жаргон или вульгарные выражения, он должен бросить цент в коробку для пожертвований. Ваши слова не просто жаргон, а ругательства. Мне следовало бы взять с вас пять центов, но, так как это первое правонарушение, я позволю вам отделаться одним.
Он отдал цент, и Патти с серьезным видом положила его в карман.
– А чему вас учат в этой школе? – спросил он, неожиданно проявляя любопытство.
Она любезно предоставила пример:
– Периметры подобных многоугольников относятся, как длины соответствующих сторон.
– Тебе это пригодится, – заметил он с намеком на лукавый огонек в глазах.
– Очень, – согласилась она. – На экзамене.
Через полчаса посадка лука стала утомительной работой. Но Патти была настроена решительно и работала, пока работал садовник. Наконец последняя луковица оказалась в земле, и садовник, выпрямившись, с удовлетворением обозрел аккуратные ряды.
– На сегодня хватит, – объявил он, – мы заслужили отдых.
Они сели: Патти – на тачку, мужчина – на перевернутый бочонок.
– Как вам нравится работать на мистера Уэтерби? – спросила она. – Он в самом деле такой ужасный человек, каким его изображают газеты?
Садовник слегка рассмеялся и зажег трубку.
– Ну, – сказал он рассудительно, – он всегда поступал со мной очень порядочно, но не думаю, чтобы у его врагов были какие-то причины его любить.
– Я думаю, он просто отвратительный тип! – заявила Патти.
– Почему? – с некоторым вызовом спросил мужчина. Он был вполне готов сам ругать своего хозяина, но посторонним делать это не позволял.
– Он такой мелочный и жадный! Вот хоть бы с этой его дурацкой оранжереей… Вдова… то есть миссис Трент… ну, директриса, понимаете… написала ему и попросила позволить ботаническому классу посмотреть на его орхидеи, а он ей так грубо ответил!
– Я уверен, он не хотел никого обидеть, – сказал мужчина извиняющимся тоном.
– Хотел! – настойчиво возразила Патти. – Он сказал, что не желает, чтобы толпы школьниц бегали тут и ломали его виноградник… как будто мы стали бы что-то ломать! У нас совершенно великолепные манеры. Нас учат им вечером по четвергам.
– Может быть, он оказался немного грубым, – согласился садовник. – Но понимаете, он был лишен преимуществ вашего образования, мисс. Его не учили манерам в пансионе для юных леди.
– Его не учили им нигде, – пожала плечами Патти.
Садовник глубоко затянулся трубкой и прищуренными глазами изучал горизонт.
