Костя в средней школе - Евгения Сергеевна Теплова

на тему исправимости, причём она убеждала меня, что человек может исправиться в любой момент, если только захочет. А я утверждал, что захотеть способен не всякий и, соответственно, не всякий исправим. В этот момент вернувшийся от директора Даня задел Марусю рюкзаком, причём нарочно, так как никакой толкучки рядом не было.

— Эй, — крикнул я, и он, к сожалению, обернулся. — Извиниться не хочешь?

— Не хочу, — ответил Даня. Я заметил в его глазах непривычный огонёк вместо обычной угрюмой отрешённости. Этот огонёк не сулил мне ничего хорошего.

— А стоило бы, — сказал я тише.

— Может, ты попросишь?

— Уже попросил.

— Значит, плохо попросил.

Я демонстративно засучил рукава. Маруся попыталась встать между нами, но я её пододвинул.

— Кость, ты чего? — перепугалась она.

— Я с тобой здесь драться не буду, — сказал Даня.

— Почему? — спросил я.

— Потому что девка твоя заверещит, и нас слишком быстро растащат, — объяснил Даня.

— Тогда где? — не отступил я.

Маруся потянула меня за локоть.

— Я знаю место, потом скажу, — сказал Даня, развернулся и пошёл в класс.

— Договорились! — крикнул я вслед.

— Ты с ума сошёл? — напустилась на меня Маруся. — Не смей с ним драться!

— Почему?

— Он ненормальный. Ты что, не видишь? Он убить может.

— Не преувеличивай.

— У него, может, ножик в ботинке, — продолжала Маруся. — Он, наверное, каждый день дерётся, нос вон как у борцов, а ты когда последний раз дрался?

— Я самбо занимался, — сообщил я, не уточняя, что это были три месяца в третьем классе. — Кто-то должен дать ему отпор.

— Не должен. Это учителя должны понять, что ему не место в обычной школе.

— Ладно, Марусь, разберусь как-нибудь.

Но Маруся вцепилась в меня мёртвой хваткой:

— Если ты мне сейчас же не пообещаешь, что не будешь с ним драться, я иду всё рассказывать Игорю Ивановичу. Или, лучше, твоей маме позвоню.

— Ты зря так, — сказал я угрожающе.

— Ты меня вынуждаешь.

— Хорошо, я обещаю, что не буду лезть в драку, но, если он сам начнёт, я отвечу.

— И ты не будешь с ним встречаться не пойми где, — недоверчиво добавила Маруся.

— Не пойми где — не буду, — усмехнулся я.

— Честное слово?

— Честное слово.

Но ей и этого не хватило.

— Проводишь меня после школы? — попросила она, слегка покраснев.

— Тогда уж ты меня! — рассмеялся я.

И Маруся, улыбнувшись, наконец отпустила.

Я написал Дане в вотсапе: «Встретимся в 4. Где?» Получил ответ и тут же стёр переписку. «После уроков сделай вид, что я отказался», — добавил я.

Маруся следила за нами, но я и не смотрел в его сторону. «Трус», — шепнул мне Даня с ухмылкой, когда я проходил мимо. Маруся не слышала, но, скорее всего, прочла по губам. Сообразительный он, оказывается.

В раздевалке я забрал её рюкзак.

— Тяжёлый, — сказал я и повесил его на второе плечо.

И мы вышли на улицу.

— Неужели ты правда собирался с ним драться? — не могла успокоиться Маруся.

— Конечно.

— Это ужасно глупо, — злилась она. — Чего ради? Что ты ему можешь доказать?

— Что нельзя безнаказанно толкать людей.

— Так для него с тобой подраться это не наказание, а удовольствие.

— Ну уж, как пойдёт. Как пошло бы, — поправился я.

Маруся снова посмотрела на меня с тревогой.

— Ты дал честное слово, — сказала она на прощанье. И я кивнул.

Оставшись один, я ощутил холодок на спине. Дурное предчувствие не подвело. А я и не знал, что у меня такая развитая интуиция. Ноги сами понесли меня в назначенное место. Мысли отступиться не было. Мы почти одного роста, я набрал форму на турнике, помню пару приёмов из самбо. Практики маловато, это да. Но лучше проиграть драку, чем вовсе не явиться.

Я нашёл по карте маленький пустой дворик. Даня сидел на бордюре и курил. Я скинул рюкзак на обшарпанную скамейку. Он встал, и я почему-то мгновенно понял, что шансов у меня нет. Что за наваждение привело меня сюда — загадка. Но не бежать же сейчас.

— Начинай первым, — сказал я изменившимся голосом. — Я обещал не лезть в драку.

— Как скажешь.

Он загасил сигарету, подошёл и ударил меня в живот. Но я успел немного отпрянуть и тут же ответил, но вообще не достал. А потом на меня обрушилось несколько мощных болезненных ударов, и я оказался на асфальте. Поднялся, несмотря на головокружение, и даже выставил защиту. Какие там самбистские приёмы! Остаться бы целым!

— Тебе что, мало? — донёсся немного удивлённый вопрос.

Я, конечно, хотел сказать, что мне уже более чем достаточно и, в общем, можно бы и закруглиться, но вместо этого подскочил к нему и ударил в нос, по папиным заветам. В нос, правда, не попал, но до губы дотянулся, после чего последовал удар в мой левый глаз, и я снова оказался на асфальте. На сей раз решил так резко не подниматься.

Даня уселся рядом на бордюр и сплюнул кровь. Я кое-как поднялся и сел рядом. Из-за глаза трещала вся голова.

Даня посмотрел на меня и усмехнулся.

— Ты когда последний раз дрался?

— Я не дрался — я боролся, — гордо ответил я. — На самбо.

— Я так и думал, что ты какой-нибудь каратист. Возомнят себя кунфу-пандами и огребают. Если мы оба придём завтра в таком виде, — продолжил он, — то все поймут, что это я тебя отделал, и меня выгонят из школы. И батя прибьёт. Или я его.

— Тебя отец бьёт? — спросил я.

— Скорее, бил. Только не говори никому. Я в интернат не пойду.

— А что мама?

— Мамы нет давно.

Снова помолчали.

— И часто бьёт?

— Сейчас уже нет. Когда я поменьше был, сильнее доставалось. Частенько блевал после ударов по голове.

И он снова сплюнул кровь.

— Может, в интернате лучше, — предположил я.

— Не лучше. Бандитом стану.

— Мощный план, — сказал я и потрогал левый глаз — удивился тому, что он так быстро заплыл и не открывался. — Не волнуйся, я не приду в школу на этой неделе.

— И в травмпункт не ходи.

— Нет, конечно. Мама напишет врачихе, что у меня ОРЗ.

— Чего?

— Простуда.

— Хорошо.

Даня поднялся.

— Ну, бывай.

Он ушёл. Я достал бутылку с водой и умылся. Сделал селфи и сам пришёл в ужас. Что же будет с мамой? Написал ей сообщение: «Я подрался, со мной всё в порядке, так что не пугайся моего вида».

Но маме, конечно, поплохело. Даже папа не нашёл сил пошутить, а я ведь возлагал на него надежды. Мне вручили замороженные ягоды, чтобы приложить к глазу.

— Зубы целы? — спросила мама слабым голосом.

— Целы, — заверил я.

— Слава