А потом, за неделю до начала войны, он сам напросился в гости. Я встретил его на станции.
- Я считал себя обязанным повидаться с вами до того, как начнется шоу, - сказал он. - В военной форме я стану таким красавцем, что вы меня не узнаете.
- Будешь, разумеется, летчиком?
- Само собой.
- Хорошо. Мы по тебе соскучились?
- Мартин закончил школу?
- Нет, ему учиться еще год, слава Богу. Элизабет хочет стать медсестрой. Война, что поделаешь.
- К сожалению, она неизбежна.
Мы провели прекрасный уикэнд, почти как в прежние времена. А в воскресенье вечером, отправив детей спать, засиделись допоздна. И тут он неожиданно предложил: "Пойдемте в садовую беседку".
- А мы не замерзнем? - обеспокоилась Мэри.
- Так возьмите плащ, - нашелся он.
- Я думаю, я тоже возьму, - я встал. - На всякий случай.
- Между прочим, на улице очень тепло, - крикнул он нам вслед.
Мы вышли в тихую ночь. Я - с сигаретой в руке. Внезапно яркая вспышка вырвала его лицо из темноты: он раскуривал трубку. Какоето время все молчали. Наконец, он тяжело вздохнул.
- Я хочу облегчить душу, - начал он, - прежде чем... - окончание фразы он опустил. - Вы мне очень дороги, только вам я могу довериться, и я хочу, чтобы вы знали обо мне самое худшее.
- Выкладывай, - подбодрил я его. - И увидишь, что все не так страшно.
- Страшно, - ответил он.
Я не увидел, а почувствовал, как Мэри коснулась его руки.
- Так вот. Думаю, мы говорили вам, что собираемся поехать к нашим приятелям в Девоншир, ваши родные места, не так ли, Мэри, и поиграть в гольф. Я отвез Рому на автомобиле. Первые три дня и три ночи дождь лил, не переставая. Нам с Ромой никак не удавалось побыть вдвоем, и это ужасно нервировало. На четвертое утро небо внезапно очистилось от облаков. Все рванули на поле для гольфа, но нам их компания изрядно надоела, поэтому мы сели в машину и уехали. На ленч остановились в таверне "Крэддок армс" Наверное, вы там не бывали...
- Один раз я выпил в этой таверне бренди, - ответил я.
- Правда? Значит, реку вы видели.
- Видел.
- Но не такой, как в тот раз. В таверне мне сказали, что за последние двадцать с небольшим лет такое случается впервые. Она превратилась в ревущей поток и торчащие посередине валуны то и дело скрывались в пене. С нами был Дункан, вы помните шотландского терьера Ромы? Всю дорогу он чинно просидел на заднем сидении, поэтому, в ожидании пока приготовят ленч, мы взяли его на прогулку, чтобы он поразмял лапы.
Он замолчал. Ночь выдалась на удивление тихая. Мы ждали.
- Вас никогда не пугало собственное воображение? Я хочу сказать, вам не случалось видеть то, чего не было, так ясно, словно все это происходило с вами и ужасно напугало? Так вот, мне частенько снился сон, в котором я видел ревущую реку, дрожал от страха и думал: "Господи, а вдруг я свалюсь в нее?" И это случилось. Как я себе и воображал.
Он вновь замолчал, чтобы раскурить погасшую трубку. В пламени спички мы с Мэри переглянулись.
- Мы шли вверх по течению. Рома отпустила мою руку и побежала за Дунканом. Пес неловко повернулся и упал в реку. Рома взвизгнула: "О, дорогой!" А теперь скажите мне, что здравомыслящий человек не рискует жизнью ради маленькой собачонки. Давайте. Скажите мне.
- Не рискнул бы, - ответила Мэри. - Это чистый идиотизм и сентиментальность.
- Правильно. Он не рискует. Это чистый идиотизм и сентиментальность. Люди вам не маленькие собачонки. Их жизни гораздо ценнее. Не так ли? Если уж кого следует спасать, так это людей?
- Это так, - подтвердил я.
- Это так. Вот я ничего и не сделал. Стоял, как столб. Более того, спокойно сказал себе: "Никто не будет рисковать жизнь ради маленькой собаки". Я показал себя здравомыслящим человеком. Реалистом. Никакой сентиментальности. Никакого идиотизма. Не... - он замолчал, потом едва слышно добавил. - Повел себя совсем не так, как Рома.
Мэри ахнула.
- Святой Боже, ты хочешь сказать, что Рома прыгнула в реку?
- Скинула юбку и молнией бросилась за Дунканом. Рома! Девушка, которую я любил. А теперь спросите меня, что с сделал. Давайте! - выкрикнул он. Спросите!
- Хорошо, - кивнул я. - Что ты сделал?
- Ничего, - печально вымолвил он. - Ничего, - и поник головой.
Опять нас окружила тишина. Вновь он поднес спичку к трубке. Еще раз мы с Мэри переглянулись. Она покачала головой, как бы говоря: "Еще не время".
- Я говорил себе... я притворялся что говорил себе: "Ты ничего не мог поделать". Рома, по крайней мере, прекрасно плавала, в отличие от меня, так что действительно она могла бы помочь мне, а я ей - нет. По, разумеется, причина моей неподвижности заключалась в другом. Меня охватил ужас. Вы, конечно, читали о людях, которые от страха не могли пошевелить ни рукой, ни ногой. Такое произошло и со мной. Вот и все. Я бы не прыгнул в реку и за миллион фунтов. Глупости, конечно. Рома для меня была гораздо дороже миллиона фунтов. Но я бы не прыгнул, даже если бы на следующее утро меня расстреляли за трусость. Не смог бы прыгнуть. Я не контролировал свое тело. Я не жду, чтобы вы мне поверили, но... - он не договорил, печально покачал головой, не понимая, как такое могло произойти.
- Ну что ты, дорогой, мы тебе верим, - попыталась успокоить его Мэри. Расскажи нам, что случилось с Мэри.
- Она схватила Дункана за загривок, вы знаете, что в воде она чувствует себя, как рыба. К счастью, они находились недалеко от берега, где не был камней и вода неслась не так быстро. Русло в том месте поворачивало и их вынесло в заводь. Когда опасность миновала, я развил бурную деятельность. Побежал к ее юбке. Поднял с земли, бегом принес Роме. Рискуя замочить брючины, помог им выбраться из воды.
- Так ты замочил брючины? - озабоченно спросила Мэри.
Никки рассмеялся.
- Милая Мэри, как я люблю вас обоих, - и продолжил историю, уже более связно, без отступлений.
- Итак, мы все вновь оказались на берегу. Дункан стряхивал воду с шерсти, Рома выжимала волосы. я не знал, что сказать иди сделать. А потом, надев юбку, она сказала: "Дорогой, побежали в таверну. Я лягу в постель, пока они высушат мою одежду и мы попросим принести ленч наверх, если ты позволишь мне щеголять в домашнем халате хозяйки, Хороший у меня будет наряд! А может, лучше без халата? Ты так не думаешь, дорогой?" - она одарила меня взглядом, полным любви, и сжала мою руку. Я словно и не присутствовал при случившемся. Подошел к ним, когда она уже вытащила песика на берег.
- Бедный Никки. Как тебе было тяжело.
- Не то слово. Рома же проявила редкую тактичность. Ничем не показала, что заметила неадекватность моего поведения, вела себя так, словно ничего неординарного и не произошло. С одной стороны, я понимал, что она изо всех сил старается пощадить мои чувства, с другой предпочел бы, чтобы она высмеяла меня и назвала трусом.
- Она не могла дойти до такого, - вступился я за девушку, которую, мягко говоря, недолюбливал.
- Должно быть. Но я просто с ума сходил. В последующие несколько дней я чуть ли не убедил себя, что в реальности ничего такого и не было, мне вновь приснился преследующий меня кошмар. Но однажды утром услышал, как она сюсюкала с Дунканом: "Ты упал в реку для того, что твоя хозяйка вытащила тебя, не так ли?" Или чтото в этом роде. То есть Роматаки прыгнула в реку, когда я стоял столбом.
- И ты расторг помолвку.
- Да. Потому что эта трагедия висела бы над нами дамокловым мечом. Не может же девушка выходить замуж за труса. Тем более, такая храбрая, как Рома. Эта река... если бы вы ее видели! Не я не мог бы после этого жить с ней, а она - со мной. Как только мы вернулись в Лондон, я написал ей.
И тут Мэри задала очень странный вопрос. Во всяком случае, я подумал, что вопрос странный.
- Рома поняла, что ты ей хотел сказать в своем письме?
- Видите ли, я уже не мог любить ее так же, как и раньше. Я постоянно думал об этом происшествии. Нельзя ухаживать за девушкой, когда твоя голова занята другим. Рома подумала, что у меня появилась новая пассия. Даже назвала ее. Мы поссорились из за девушки, с которой я разве что перекинулся парой слов. В письме я просто указал, что после случившегося мы не можем быть счастливы. Она, возможно, подумала, что я имел в виду нашу ссору.
- Я в этом уверена, - кивнула Мэри. - А как ты сейчас относишься к Роме?
- Вы спрашиваете, люблю ли я ее, как и прежде? Отнюдь. Чувство ушло.
- Это хорошо. А теперь, Никки, Джон хочет тебе коечто рассказать. Но, прежде чем он начнет, я хотела бы поговорить о Роме. Только недавно я окончательно поняла, что она за человек, и признаюсь, пришла к неутешительным выводам. Ты вот думал, что Рома проявила удивительный, необыкновенный такт. Ни в коем разе. Тактичность - эта забота о чувствах другого человека, а Рома никогда этим не отличалась. Розмари Патон суперэгоистка. Она постоянно находится в центре собственной сцены, все остальные для нее всего лишь зрители. Когда Дункан упал в воду, они видела в тебе не участника действа, а зрителя. Мысль о том, что ты - трус, не приходила ей в голову. Ты не мог сыграть в великой мизосцене спасения собаки, поэтому у нее не было оснований судить, храбр ты или труслив. Для нее ты практически всегда находился вне сцены, за исключением любовных эпизодов, когда обойтись без тебя она просто не могла. Весь мир Ромы - это Розмари Патон, тебе там места нет.
