"...Мне не нравится Чацкий. Хотя Грибоедов хочет показать, что он умен, на самом деле этого нет. Разве умный человек мог полюбить Софью? Кто такая Софья? Пустышка, жалкая, бессодержательная барышня. Умереть можно от скуки, как она играет в молчанки с Молчалиным. И Чацкий не видит ничтожества Софьи? Где же его ум? Если Чацкий хочет выбрать Софью в подруги, недалеко он ушел от нее!
Еще есть пословица: "Не мечите бисер перед свиньями". Перед кем мечет Чацкий свой гнев? Перед фамусовыми, скалозубами, хлёстовыми? Он должен презирать их и гордо молчать. Нет, Чацкий не мой любимый герой".
- Уф! - громко выдохнул Виктор Иванович, прочитав страничку из сочинения восьмиклассницы Ульяны Олениной. - Что это? Как вы это назовете? - с искренним недоумением спрашивал директор, держа тетрадку, с превеликой осторожностью отстранив от себя, будто гранату, которая вот-вот взорвется.
- По-моему, Ульяна самостоятельно думает, - сказала математичка Маргарита Константиновна.
- Я поставила ей пятерку за самостоятельность, - сказала Ольга Денисовна.
- Вижу. И считаю нигилизмом вашу пятерку, - резко возразил директор. Во всяком случае, способствованием нигилистическим настроениям в учащихся. Есть учебники, уважаемая Ольга Денисовна. Учебник обязателен для учителей и учащихся, уважаемая Ольга Денисовна.
Он кинул тетрадку на стол с таким видом, будто и держать-то ее ему отвратительно.
Ольга Денисовна молча положила тетрадку поверх стопы и молча ушла из учительской, потому что звонок уже звал на уроки. Следом за ней быстрым шагом вышла математичка. И другие учителя, подхватывая свои классные журналы и книги, расходились по учебным кабинетам.
"Вольно или невольно, она насаждает скептицизм и критиканство", подумал директор.
- Вы правы, - как бы подслушав его мысли, поделилась задержавшаяся дольше других историчка Марья Петровна, лет пятидесяти, полненькая, пышная, неутомимо разговорчивая, любившая по каждому поводу высказывать свое мнение. - Ольга Денисовна хороший педагог, - делилась историчка, - а по головке гладит фрондеров и разных там философов в смысле "фи". А ведь хороший педагог.
- Вы думаете? - неопределенно усмехнулся директор и, сутуля плечи, тяжелой походкой пошел в кабинет к телефону.
- Виктор Иванович! - слышался в трубке сладкий голос Надежды Романовны. - Ну как? Что новенького?
- Рано еще быть новенькому, - почти грубо ответил он.
- Напрасно нервничаете, Виктор Иванович. Я доложила начальству. Полное одобрение. Как сказал один поэт: "Молодым у нас дорога, старикам почет". Вопрос решен. Никаких колебаний, Виктор Иванович. Действуйте, Виктор Иванович. До встречи.
Она повесила трубку.
Виктор Иванович закурил. Он курил редко, лишь в чрезвычайных случаях. В горле запершило, он раскашлялся, чихнул, выругался и погасил папиросу.
Некоторое время стоял с брезгливым выражением лица. Внезапно, что-то решив, какой-то не своей, крадущейся походкой вернулся в учительскую, огляделся. Никого. Все на уроках. Он подошел к столику Ольги Денисовны, схватил кипу ученических тетрадей, отнес в один из шкафов у стены, закрыл дверцу и, так же крадучись, пошел к себе почему-то на цыпочках.
У двери стал. Бледный.
- Нет! Не могу! - вырвалось хрипло. - Не желаю быть полным уж подлецом.
Он кинулся назад, к шкафу. Но в эту минуту в учительскую вернулась математичка Маргарита Константиновна, стремительная, как всегда, чем-то, как всегда, оживленная.
Директор охнул почти громко. Она в удивлении молчала. Что-то странное, жалкое показалось ей в позе директора, будто застигнут в чем-то дурном. Она так и подумала: "Будто застигнут".
- Что с вами? - спросила она.
- Ничего. А... почему вы не на занятиях?
- У меня пустой час. Я побыла у Ольги Денисовны, в своем классе, у нее на уроке.
Он круто, начальственно, как иногда это делал, повернулся к ней спиной и ушел к себе в кабинет.
4
Вчера она задержалась дольше обычного. Был литературный кружок, они обсуждали одно удивительное произведение. Обсуждали? Нет - спорили, восхищались, делились мыслями.
Два вечера она читала им "Белый пароход" Чингиза Айтматова. Читала Ольга Денисовна хорошо. Знала это свое уменье и любила читать ребятам вслух. После начинался разговор, иногда долгий, трудный, равнодушных не было - то и дорого Ольге Денисовне, что эти чтения и разговоры захватывали и будоражили всех.
Ульяна Оленина говорила медленно, с усилием, будто думала вслух. Отчаяние в ней вызнал "Белый пароход"!
- Если прочитаешь книгу и чувствуешь тоску?
- Смотрите! - ринулся в спор Женя Петухов. - Ей надо, чтобы в книгах писалось только о радостях и голубых небесах.
Худощавый блондин с ярко-синими глазами и круто изогнутым чубиком на лбу произнес свысока:
- А о чем же у нас пишутся книги? Соц-оп-ти-мизм.
- Гарик Пряничкин в своем репертуаре, - небрежно кинула Ульяна. И Женьке всерьез: - Но если после книги не хочется жить?
- А я после "Белого парохода" еще сильнее возненавидел гадов и кулачье! - рявкнул Женя Петухов, аккуратненький, ухоженный мальчик, у которого в его пятнадцать лет ломался голос, то срываясь на девчоночий дискант, то гудя, как из бочки.
- Где ты взял кулачье в наше время?
- Она не видит! - сорвался Женя на дискант. - А мещане? Хапуги?
- Наша Ульяна Оленина не знает хапуг. Хапуги - проклятое прошлое. Наша Ульяна Оленина вступила в полный коммунизм, жизнерадостно шагает каштановой аллеей и нюхает розы, - также свысока выговорил Гарик Пряничкин.
- Бросьте! Я читаю "Белый пароход" и мучаюсь... он меня мучает.
- В том и суть. Значит, не хочешь и не будешь мириться со злом. В этом и суть, - сказала Ольга Денисовна.
Она любила их споры и не жалела времени на такие вечера и беседы, вот уж не жалела ничуть! Ее восьмиклассников хлебом не корми - дай только пофилософствовать. Нередко Ольга Денисовна узнавала и слышала от них неглупые речи, но спокойно выслушивала иной раз и "завиральные" идеи, от которых Марья Петровна приходила в ужас.
- Кошмар! Чего только они вам не мелют! Предсказывают кончину Земли. Из-за того, что наша советская наука планирует повернуть течение сибирских рек, будто бы вращение земного шара изменится и... А все заграница, буржуазная информация, а вы, Ольга Денисовна, вместо того чтобы пресечь, позволяете рассуждать обо всем. На что уж Гарик Пряничкин нигилист, на моих уроках не пикнет. А у вас...
Ольга Денисовна вела старшие классы, в этих же классах Марья Петровна преподавала историю.
Ольга Денисовна ребятам нравилась, историчка - нет. Слишком обыкновенны и нравоучительны были ее уроки и никогда не дальше учебника. Потому, являясь в кабинет истории, ребята со скукой в глазах, лениво рассаживались по местам, вмиг улетучиваясь, едва заслышится звонок к концу урока.
Марью Петровну терзала зависть к учителям, которых ребята окружали в перемены, забрасывая вопросами, ходили по пятам, как за Ольгой Денисовной. Что они в ней нашли? Разве что вольности всякие им спускает? Либерализм.
Но в глубине души Марья Петровна знала: не в том причина успеха Ольги Денисовны. Не "либерализм", а влюбленность в литературу и какая-то свобода, естественность пленяли в ней учеников и неучеников. Марья Петровна потихоньку старалась перенять у словесницы манеру держаться, кое-чему подучиться, но дар есть дар, а коли нет дара, так нет. Марья Петровна не считала себя бездарной, однако чужие таланты уязвляли ее. Она чувствовала удовлетворение, выискав какой-нибудь недостаток в Ольге Денисовне. Выискивание недостатков стало потребностью, вошло в привычку. С темной ревностью она следила за каждым шагом Ольги Денисовны.
- Разумеется, Ольга Денисовна отличнейший педагог, но...
- Что - но?
- Слишком уж мнения о себе высокого.
В учительском коллективе Ольгу Денисовну уважали, критические суждения о ней отвергались, да Марья Петровна и не решалась их громко высказывать. А директор был новым человеком в школе, и, как заметила Марья Петровна, независимость преподавательницы литературы не очень пришлась ему но душе. Он предпочитал другие характеры, более покладистые и послушные.
Иногда Марье Петровне удавалось побеседовать с директором наедине, и тогда как-то нечаянно получалось, что заходила речь об Ольге Денисовне.
- Удивляюсь гордыне ее, Виктор Иванович! Никогда не зайдет к вам посоветоваться.
- У Ольги Денисовны своего опыта хватает, - сухо отрезал Виктор Иванович.
- Так-то так...
Ее мелкие уколы не всегда попадали в цель, и тогда Марья Петровна на всякий случай старалась загладить вину перед Ольгой Денисовной, сказать что-нибудь ей приятное, но та сдержанно отмалчивалась. Отношения между ними: не мир - не война.
Вчера после кружка Ольга Денисовна не зашла в учительскую за тетрадями, решив заняться проверкой сочинений сегодня, благо уроков в этот день у нее нет. Сняла пальто, пригладила перед зеркалом волосы, все еще пышные и густые, но от седины потускневшие, и направилась к своему столику проверять сочинения восьмиклассников на тему "Как я отношусь к Чацкому". "Кстати, напрасно я вчера не сказала Виктору Ивановичу, что Ульяна хоть и своим умом дошла до критики Чацкого, а ведь у нее единомышленник есть, не такой категоричный, однако с Чацким спорит. Кто бы вы думали! Иван Александрович Гончаров! И Пушкин Чацкого не очень-то жалует".
