Не слушай его.
– Я столько раз говорил тебе правду, но ты всегда забываешь её. Словно не можешь смириться.
– Не надо, – умоляю я, оглядываясь. – Не говорите. Он же услышит вас.
Тени скользят между деревьев, но к ручью ещё можно пробраться. Если я вырвусь, то смогу…
– Джона больше нет, Лиза. Он умер ещё до того, как ты попала ко мне.
Прогалина
Ложь, которую мы говорим себе, – самая убедительная.
Выходит, я обманывала себя?
Я смотрю на Джона. Дождь стекает по его лицу, и я глажу его по щеке. Сияние приближается к нам, скользя между деревьями. Нам нельзя здесь оставаться.
– Не слушай его, Джон. Он лжец. Вот он кто.
– Лиза, скажи, что понимаешь меня, – говорит мистер Спенсер.
Сколько раз он повторял это? Не помню. Я всегда стараюсь не слушать, стараюсь не позволять его словам пустить корни в моей голове.
– Это ложь, – говорю я. Я бросаюсь на него и хватаю за пальто, колочу его в грудь кулаками, но он стряхивает меня, словно букашку.
Я вспоминаю все остановки на нашем пути, все тёмные спальни и шкафы, в которых я работала, вырезая бумажных призраков, чтобы обмануть живых. Я прятала его в тени, чтобы никто его не видел, защищала его. Разве не так?
Он умер ещё до того, как ты попала ко мне.
Слова мистера Спенсера звенят в моей голове.
Здесь, в Ордене, всё иначе. Джон был предоставлен сам себе, один среди чужих людей. Кто-нибудь разговаривал с ним с тех пор, как мы приехали?
– Лиза, хватит думать, – говорит Джон.
Нет, этого не может быть. Лиса ходила за ним, как приклеенная, и тёрлась головой об его ноги.
Собаки очень чувствительны к духам, сказала как-то мисс Элдридж. А она хоть раз заговорила с Джоном? Кажется, да. Или она говорила с Лисой?
Джон будто тает на моих глазах, краски меняются. Он превращается в одного из них, в свой собственный негатив. Тень вместо человека.
Хватит думать.
По рукам и шее пробегают мурашки.
– Ты хоть знаешь, что я закапывал той ночью в лесу? – спрашивает мистер Спенсер. – После мерзкой сцены в зале собраний мне надо было спрятать все свидетельства нашего родства. Свидетельства о смерти. Документы. Всё, что выдало бы правду о нас. О твоей семье. Неужели нам снова надо поднимать эту тему?
Я качаю головой.
– Вы лжёте!
– Иди за мной.
Надо остановить его. Я ничего не хочу видеть.
– Может, хоть это убедит тебя.
Мистер Спенсер поворачивается и перебегает по стволу небольшого дерева, свалившегося через бушующий поток.
– Нет, – рычу я, сжимая кулаки, стараясь спрятать его слова глубоко в тайнике моего сознания.
Я не могу нести Джона на себе, и снова оставлять его тоже нельзя, – я помню, чем это кончилось в прошлый раз. Тени доберутся до него, похитят его у меня, я должна помешать им.
– Не волнуйся, – говорит Джон, привалившись к дереву. Его глаза сверкают, белые, словно вата, и он становится прозрачным, сквозь него я вижу землю. – Беги за ним. Я подожду тебя здесь.
У меня не остаётся выбора. Если я увижу то, что закопал мистер Спенсер, смогу ли я когда-нибудь забыть это?
– Я скоро вернусь.
Жаль, у меня больше нет фонарика, чтобы дать ему. Жаль, что я больше ничем не могу помочь.
Я перебегаю поток по стволу дерева, едва удерживая равновесие. На другом берегу земля мягкая, мокрая трава цепляется за мои щиколотки, но я отпихиваю её ногой, догоняя мистера Спенсера, пробирающегося между деревьями. Я быстрее него. Он давно не бегал, и вот он уже плетётся, тяжело дыша, пока не выходит на знакомую прогалину с каменным указателем посередине. Ленты и металлические звёзды, висящие на шестах, которые мерно покачивались, когда я впервые пришла сюда, теперь трепещут на ветру. Я вижу старые повреждённые деревья в лесу, разрубленные сиянием ещё в те времена, когда мисс Элдридж была маленькой.
Мистер Спенсер останавливается, чтобы перевести дыхание. Сияние скользит по лесу, всё дальше удаляясь от Ордена. Сверкая между ветвями, оно бросает тени на лицо мистера Спенсера, сверкающий треугольник на его щеке, огненный блеск в глазах.
Ливень не прекращается. Я оглядываюсь и вижу, что нас окружают тени, они на деревьях, колышутся на ветру.
Мистер Спенсер обхватывает руками каменный указатель со звездой, высеченной на верхушке. Он смахивает капли дождя с глаз и обращается ко мне с такой добротой и нежностью в голосе, каких я в жизни от него не слышала.
– Неужели нам снова придётся пройти через это? Грипп унёс всю твою семью. Мне очень жаль, Лиза. Сначала умерли твои родители, а потом заболел Джон.
– Нет. Нет, это неправда.
Он показывает на деревья.
– Я докажу тебе. Идём со мной. Я закопал документы вон там.
– Замолчите, – говорю я и поднимаю с земли палку, замахиваюсь на него; палка со свистом прорезает воздух.
– Что ты делаешь…
Я замахиваюсь снова и снова, пока он не выбивает палку из моей руки, тогда я бросаюсь на него и хватаюсь за его мокрое пальто. Он пытается стряхнуть меня, но поскальзывается в грязи и падает, пинаясь ногами.
– Подумай, Лиза. Ты же знаешь, что произошло.
Я стараюсь вспомнить свою жизнь до болезни, те чудесные дни, залитые солнечным светом. Мои воспоминания – словно проблески другого мира, идеального, счастливого. А потом из города пришли вести о том, что грипп надвигается на наш посёлок. Помню, как заболели мама и папа, а потом приехали врачи и…
Нет. Нет, нет, нет.
– Ты знаешь правду, – говорит мистер Спенсер, поднимаясь с земли. – Я уверен, что знаешь.
– Пожалуйста, – говорю я. – Мы можем уйти прямо сейчас. Я приведу Джона, и мы пойдём с вами, куда хотите. С этого дня мы будем делать всё, что вы скажете. Я больше никогда не ослушаюсь вас. Клянусь.
– Ты уже обещала это, и не раз.
Мистер Спенсер оглядывается на деревья. Наверняка он тоже видит тени. Они повсюду, стоят на краю прогалины, наблюдают за нами, выжидают.
Ураган будто нарастает вокруг нас, грохот стоит такой, что мистеру Спенсеру приходится кричать, чтобы я расслышала его. Он наваливается на каменный указатель. Он весь измазан в грязи, а спутанная борода комком свисает на воротник.
– Мне очень жаль, но я единственный родственник, который у тебя остался. Мне очень жаль, что заболел не я. Твои родители были самыми замечательными людьми на свете. Я бы поменялся с ними местами, если бы мог. Я не в состоянии заботиться о ребёнке. Я и не хотел этого. Посмотри на меня, я о себе-то с трудом могу позаботиться.
Он ещё никогда не говорил так откровенно, и мне становится не по себе. Мне проще, когда он врёт.
– Замолчите, – умоляю я. – Пожалуйста, больше ни слова.
– А потом ты начала разговаривать с ним, и я решил, это просто игра, но она так и не закончилась. Будто ты думала, что Джон здесь,
