Затрещали, затараторили в глубине леса дрозды. Андрюшка напряженно слушает их отрывистые дребезжащие крики, а в мыслях опять то же: будто в неведомой стране очутился, где все говорят на непонятном языке. Он знает, что это кричат дрозды. Но почему они кричат? Чем они питаются в этом лесу? Куда, в какие края улетят на зиму?.. А сколько раз он находил в лесу птичьи гнезда, но редко, очень редко знал, какой птице принадлежит то или иное гнездо...
Дрозды тараторили долго, потом как-то неожиданно смолкли, и в лесу снова стало тихо.
На закате как-то уж очень внезапно и неведомо откуда налетел на поле табунок тетеревов. Большие черные и серовато-ржавые птицы сделали над Стрелихой полукруг и, распластав крылья, спланировали в овес, напротив лабаза. Ребятам очень хотелось посмотреть, как тетерева будут кормиться, но овес был густым и высоким, и увидеть в нем даже таких крупных птиц не удалось.
В сумерках опять появились юркие зеленоватые птички, видимо, те самые, которые прилетали вчера. Их прерывистый стрекот на какое-то время оживил засыпающий лес. Перепархивая по деревьям, стайка быстро перемещалась вдоль опушки, и скоро птичьи голоса растаяли в тишине августовского вечера. А когда в лесу стало совсем темно, с поля снялся табунок тетеревов. Взлетели они много правее того места, где опустились в овес...
Шаги раздались внезапно. Только что было совсем тихо, и вдруг... А в том, что это шаги, у ребят не оставалось ни малейшего сомнения. Медленные, тяжелые и в то же время мягкие, они сопровождались странным то нарастающим, то ослабевающим шорохом. Было слышно, как вдавливаются в землю сминаемая трава и листья.
Шаги приближались. Ребята сидели не дыша. Они поняли - идет медведь. Но почему идет не к овсу, а краем леса, вдоль поля? И что это за шорох, который временами даже заглушает шаги?
Хрустнула ветка. Именно хрустнула, глухо и сочно, будто ее придавили к земле чем-то грузным. Шаги оборвались, и почти сразу смолк шорох. Тишина, глухая, какая-то ватная тишина повисла над лесом. Она придавила ребят к доске, не давала им передохнуть, и они сидели, согнув спины, втянув головы и сжавшись, насколько это было возможно. Обоим казалось, что зверь стоит рядом с березами и смотрит снизу вверх, смотрит на них. Зачем смотрит? Что собирается делать? И долго ли будет так стоять там, внизу, в темноте? А секунды текли, долгие, холодящие душу.
Ребята нестерпимо желали, чтобы это мучительно жуткое состояние ожидания скорей кончилось, чтобы медведь двинулся дальше, прошел бы мимо, ушел бы куда угодно - все равно! - только бы не стоял за спиной, невидимый и такой близкий.
Внизу, почти под лабазом, опять, как вчера, раздалось это странное шипение. Ребята поняли: зверь втягивает в себя воздух, втягивает мощно, как насос, чтобы уловить, причуять их запах.
Валерку забила дрожь. Чтобы унять ее, он сжался еще сильнее, до боли в лопатках, стиснул зубы, но дрожь не унималась, будто исходила не от него самого, а от доски, на которой он сидел, от березовой палки, на которую были поставлены ноги, и от этих старых толстых берез, на которых был лабаз. Шипение оборвалось, и в вязкой тишине раздалось утробное рычание, даже не рычание, а властный рык, в котором слышалось и раздражение, и угроза, и гнев зверя.
...Ребята не могли бы сказать, сколько они еще просидели, не двигаясь и чуть дыша, - пять минут, десять или целый час?.. Стало уже так темно, что не видно собственной руки. И поля, конечно, не видно. Вокруг сплошная чернота и мертвая тишь.
- Ушли, - сказал Андрюшка.
- Чего ушли? - нелепо спросил Валерка.
- Медведи ушли. Наверно, заметили нас.
- Думаешь, мы бы... не услышали?
- Выходит, не услышали. Давай слезать.
- А если... не ушли? - чужим голосом спросил Валерка. - Может, все еще под березами стоят...
- Ну ты и даешь!.. Мы тут разговариваем, а они будут стоять? - И Андрюшка, обхватив руками ствол березы, пополз вниз, в темноту.
Валерку била дрожь.
- Ты уже на земле? - спросил он.
- Ага. Давай слазь!..
Валерка завозился, поворачиваясь на доске лицом к березе.
- Понимаешь, ноги совсем отсидел. Как деревянные. - Он глянул вниз, но не увидел ни земли, ни Андрюшки. - А темно-то!..
- Давай скорее!
Валерка пытался обхватить березу руками, но руки не слушались, и не было сил оторваться от доски. В голову лезли нелепые мысли: а вдруг медведь стоит за березами и ждет, когда он, Валерка, спустится на землю!..
"Но там же Андрюшка! Чего бояться?"
Пересилив себя, Валерка наконец оторвался от доски и, обдирая руки, кулем сполз вниз.
- Ч-чего-то... холодно! - стуча зубами, сказал он.
- Побежим, так сразу теплее станет.
Сапоги путались в длинных стеблях овса, тяжелые, набрякшие от росы метелки хлестали по коленям, а ребята все бежали и бежали, пока не очутились на пожне возле большого стога сена.
- Тропа-то слева, - сказал Андрюшка, - видать, проскочили ее.
- Наверно... Такая темнотища! Фонарик бы...
Все еще тяжело дыша после долгого бега, они шли по мягкой пожне рядом, локоть к локтю.
- Вчера-то, выходит, не филин шипел, - заговорил Валерка, оправившись наконец от пережитого страха.
- Теперь знать будем, - отозвался Андрюшка. - А медвежата-то! Не ворохнулись, пока медведица нас вынюхивала да выглядывала.
- Как! Какие медвежата? - удивился Валерка. - Ведь ничего не видно было!
- Не видно, а слышно. Шаги - это медведица шла, а шебаршило - это медвежата. Слышал ведь?
- Ну, слышал.
- Лариска говорила, что медвежонков три. Это, считай, двенадцать лап! А они же не в ногу идут, вот и получается сплошной шорох.
Такие рассуждения были для Валерки неожиданностью. Сам он еще был не в состоянии что-либо соображать, Андрюшка же, оказывается, уже все понял, во всем разобрался. Это было тем более неожиданно, что он всегда считал Андрюшку тугодумом.
- А почему они пошли не в овес, а вокруг поля?
- Кто их знает! Чего-то побоялись...
- И ты думаешь, они нас видели?
- Медведица, конечно, видела. Вон сколько времени на нас глядела.
- Откуда знаешь?! - поразился Валерка.
- Ну как же! Разве ты не чувствовал, когда она смотрела на нас?
- И правда, - согласился Валерка и невольно поежился, вспомнив тот момент, когда под лабазом вдруг смолкли шаги зверя. - А завтра пойдем?
- Н-не знаю... Надо с дедком Макаром посоветоваться. Что-то мы не так делаем. Медведи-то в овес не идут!..
6
Старый корзинщик сразу отложил свою работу, как только Валерка и Андрюшка переступили порог его избушки.
- Проходите, молодцы, проходите! - засуетился дед. - Я сейчас самоварчик поставлю, а вы расскажете, как медведей пасете. - Он снял с кухонного стола маленький никелированный самоварчик, вытряс его на шесток, поставил на табуретку возле печки, залил воду. - Люблю об охотницком деле за самоваром поговорить - самая милая беседа!.. А вы чего же молчите?
Валерка глянул на Андрюшку. Тот наморщил широкий лоб и, обращаясь к старику, заговорил:
- В общем, так: мы сделали лабаз метрах в шести от земли на трех березах, они из одного корня растут...
- Погоди, погоди! - оживился старик. - Это на правом краю поля?
- На правом, - подтвердил Андрюшка.
- Знаю те березы. Сам на них сиживал. Место ловкое!..
- Просидели часа полтора, - продолжал Андрюшка, - или два. Когда стало темнеть, левее от нас, на самом краю поля, в кустах, что-то зашипело... Ну, будто велосипедная камера спустила. А потом ухнуло. Громко, даже эхо по лесу пошло. И сук треснул в лесу. Вот и все. Это, значит, позавчера было.
- По-нят-но!.. - выразительно произнес дед Макар, сел на стул напротив ребят, потер руки. - По краю поля ходили, когда место для лабаза искали?
- Ходили, - разом ответили ребята.
- В том и промашка! - Глаза старика заблестели, лицо стало взволнованным. - Деревины для лабаза издали надо искать, на край поля не ходить. Медведь в сухую погоду, ежели ветра нету, шесть часов человеческий след чует. Сам примечал. Вот он пошел в поле, а тут ваши следы. Потянул носом - свежие, ухнул с испугу аль со злости и обратно в лес... Погодите-ко, кажись, самовар скипел! - И дед направился в кухню.
Ребята переглянулись. Оба подумали об одном и том же: если бы не набродили по краю поля, в первый же вечер медведя увидели бы!..
Старик внес шумящий самовар, поставил его посреди стола.
- У медведя нос чуткий, - говорил он, заваривая чай. - На больших-то полях, где много выходов зверя, я даже так делал: надо мне, чтобы он в каком-то углу не выходил, я там пройду по краешку да еще табаку натрушу в траву. И душа спокойна - в том месте медведь двое суток в поле не выйдет. - Макар достал из старинного шкапа стаканы и блюдца, сахарницу с конфетами, тарелку с печеньем, стал разливать чай. - А на Стрелихе, продолжал он, - медведиха ходит. Она и того аккуратнее. Ежели заподозрит что - лучше не жди... Ну, а вчера как? Сидели вечер аль нет?
- Сидели, - ответил Андрюшка. - На лабаз прошли прямиком по овсу.
- Вот это ладно! - кивнул дед и подал Андрюшке, а потом Валерке по стакану дымящегося чаю. - Пейте на здоровье! Чаек беседе не помеха.
