— Да, да! Честное слово!
— Ну, тогда иди. Мы подождем.
Смешинка выбежала в соседний зал и посмотрела на столы — там было уже пусто. В темном углу три Собачки дрались из-за объедков.
Она остановилась в нерешительности, и тут ее заметил толстый буфетчик Маслюк, который раньше уже видел девочку с царевичем.
— Что прикажете, дорогая гостья? Хотите покушать?
— Но я вижу, что уже ничего нет… — повела рукой Смешинка.
— Для вас все будет! — многозначительно просипел Маслюк.
Он нырнул под стойку и вынырнул с другого ее конца, нагруженный раковинами с икрой, салатами и белым съедобным илом. Дравшиеся в углу Собачки замерли и, разинув рты, смотрели, как девочка берет у буфетчика лакомые кушанья.
— Всегда обращайтесь ко мне, — шептал Маслюк, елозя брюхом по стойке. — Для вас, для царевича я на все готов! Так и скажите ему…
— Хорошо, скажу, — пообещала Смешинка и, проходя мимо Собачек, бросила им три раковины. Они взвыли от восторга и кинулись было драться, но увидели, что каждой достанется по раковине, и принялись пожирать содержимое, ворча друг на друга.
Дойдя до окна. Смешинка остановилась: загадочных незнакомцев нигде не было видно. Однако они тут же появились: наверное, наблюдали за окном откуда-то из укрытия.
— Не поверили моему честному слову? — упрекнула их Смешинка.
— Поверили, — ответила серьезная мордашка. — Но мы не знали еще, насколько можно верить, вот и спрятались.
Они быстро разделили яства и стали уплетать их, дружелюбно угощая друг друга самыми лакомыми кусочками. Из другого зала донеслись вой и визг — то снова подрались Собачки.
Но тут Смешинка услышала тяжелое пыхтение и постукивание.
— Ой, сюда идет Лупибей! — воскликнула она. Незнакомцы мгновенно исчезли в темноте.
— Спасибо, девочка! — донеслось издали. Подошел начальник стражи.
— С кем это ты беседуешь, дорогая гостья? — спросил он, шаря глазами по темным закоулкам за окном.
— Ни с кем, — пожала плечами Смешинка. — Просто так стою.
Спрут трижды ударил в дно дубинкой. Тотчас из-под стенки выскочил Дракончик-шпиончик и, не протеев глаз от грязи, в которой сидел, затараторил:
— Докладывает агент номер тринадцать-тринадцать! Со Смешинкой разговаривали небезызвестные вам преступники Барабулька, Бекасик и Бычок-цуцик. Она угощала их лакомствами!
— Понял, — нахмурился Лупибей, и Дракончик-шпиончик проворно закопался опять под стенку. — Значит, в то время, когда мы сбиваемся со щупалец, разыскивая преступников, ты спокойно встречаешься с ними? И даже вдоволь кормишь их за наш счет?
— Но я не знала, что это преступники! — сказала Смешинка, улыбаясь. — И даже не знала, что их так мило зовут: Бекасик, Барабулька и Бычок-цуцик.
— Она не знала, — сказал царевич Капелька, появляясь. — Так что оставь нас, Лупибей.
И он снова увлек девочку танцевать. А Лупибей, глядя им вслед, скрипнул клювом.
Глубокой ночью Смешинка проснулась от какого-то непонятного звука. Ей показалось, что кричал Остроклюв. Она приподнялась на локте и прислушалась.
Девочка лежала на просторной полупрозрачной кровати из стеклянной губки, над ней балдахином нависали морские лилии, а рядом светился ночной столик-актиния. В этом приглушенном свете виднелся темный провал окна. Снаружи доносились странные звуки: «хряп-хряп-хряп…». Видно, где-то поблизости шатались Горбыли.
Девочка решила все-таки навестить Остроклюва. «Если я и разбужу его, он не обидится», — подумала она.
Смешинка откинула легкое одеяло, сотканное из мантий ракушек-блюдечек, и подбежала к окну. Распахнув его и высунув голову, она увидела рядом одного из дворцовых стражей — Спрутов. Поджав под себя щупальца, он колыхался в воде бесформенным комком, и не понять было — то ли он спит, то ли притворяется.
Вдаль уходила узкая улочка города, освещенная тусклыми огнями прилепившихся на стенах Звезд. Медленно проплыла широкая тень электрического ската Торпедо. На ходу он касался хвостом Звезд, заряжая их, и улица ярко вспыхивала огнями. Гоня перед собой темноту, Торпедо уплыл в город.
Девочка взяла в руки ночесветку и направилась к двери. Почти всю ее заслонял собой телохранитель Смешинки, до того жуликоватый стражник, что его так и называли — Крадимигом. Появившись в комнате Смешинки, он первым делом украл две ночесветки и спрятал их себе под каску, отчего вокруг головы его появилось сияние. Убедившись, что больше стянуть нечего, он безмятежно заснул, уцепившись щупальцами за косяки двери.
Смешинке удалось прошмыгнуть в узенькую щелку между щупальцами, не потревожив телохранителя. «Ничего себе страж!» — хихикнула она.
Смешинка шла по длинному коридору, держа перед собой ночесветку. В одном месте из-под ног шмыгнуло в темноту какое-то длинное лоснящееся тело. «Липарис, слизень», — девочка вздрогнула от отвращения. То там, то здесь на стенах поблескивали чьи-то глаза.
Вот и комната Остроклюва. И тут часовой спит! Этот даже раскинул щупальца и глаза закатил от удовольствия. Хотя нет… глаза какие-то безжизненные. Девочка оттолкнулась посильнее и перепрыгнула через него в комнату. Остроклюва не было!
На полу белело несколько перьев старого аиста — их чуть покачивали тихие донные сквозняки. Кровать расползлась — две стеклянные губки валялись в стороне, в углах комнаты еще не улеглась муть, — видимо, здесь была жестокая схватка. Только тут Смешинка заметила, что в боку лежавшего у порога стражника торчит длинная острая рыба-Игла.
Девочка подняла тревогу. Примчался заспанный царевич, за ним поспешал Лупибей, пыхтя и стуча дубинкой. Он бегло окинул комнату взглядом и с порога уверенно заявил:
— Это дело шайки грязного Ерша.
Ткнул щупальцем в тело лежавшего у порога Спрута.
— Осмотреть!
Над телом озабоченно захлопотала рыба-Хирург в золотых очках.
— Без сознания, — дал Хирург заключение. — Ранен, но неопасно.
— Запиши! — рявкнул Лупибей. — Опасно ранен грязным Ершом!
— Опасно ранен грязным Ершом, — послушно прошлепал губами Хирург.
— А из чего видно, что тут замешан Ерш? — спросила Смешинка.
— Кто же еще? — удивленно выпучил глаза начальник стражи. — Ведь он преступник! Мы ведем его розыск!
— Но как он мог справиться со старым аистом? — спросила девочка, глядя на развороченную постель.
— Он не один! У грязного Ерша целая шайка — Бекасик, Барабулька и Бычок-цуцик. Они способны на любое преступление.
— Способны? — вмешался царевич. — Значит, они пока еще не совершили ни одного преступления?
— Как видите, уже совершили, — торжественно заявил начальник стражи.
— Но ведь это еще не доказано! — воскликнула Смешинка.
— А мне и доказывать не надо, — ухмыльнулся Лупибей. — Все и так ясно.
— Ладно, оставим спор, — махнул рукой Капелька и повернулся к Смешинке. — Все равно мы ничего не поймем в этих темных делах. Пойдем. Лупибей найдет преступников и накажет их…
— А Остроклюв? — стиснула руки Смешинка. — Главное — найти его!
— Он и Остроклюва найдет, — царевич увлек девочку за собой. — Поверь, Лупибей очень крупный специалист по преступлениям.
Печальная вернулась Смешинка в свою спальню и разбудила храпевшего в двери Спрута Крадимигом. Тот замахал всеми щупальцами, стал протирать глаза и даже выронил из-под каски украденные ночесветки.
— Что? Я разве спал? — бормотал он.
— Нет, ты просто замечтался.
— О чем… замечтался? — тупо спросил стражник.
— О том, как ты станешь таким же великим, как Лупибей, — язвительно сказала девочка.
Спрут расплылся в блаженной ухмылке:
— А ведь верно! Я как раз думал об этом… Смешинка кивнула ему и вошла в комнату. Но тут же остановилась пораженная. Глаза ее расширились.
Посреди постели, там, где она обычно спала, свернувшись клубочком, торчала, наполовину вонзившись в перину, рыба-Игла.
— Что это?!
Спрут Крадимигом в ужасе заморгал:
— П-покушение! Тебя хотели убить! Тревога! Тре…
— Тише! — остановила его Смешинка. — Не надо поднимать тревогу. Ведь меня никто не убил. Я жива и здорова.
Спрут вытащил из кровати одеревеневшую Иглу и со злостью выбросил за окно. Потом загородил широкой спиной дверь и принялся сердито вращать глазами.
Девочка устало присела на кровать и задумалась. Где же Остроклюв?
— Смешинка! Слушай, девочка Смешинка! — раздался вдруг тоненький голосок.
Она посмотрела вниз и увидела рядом с кроватью маленькую рыбку с крылышками.
— Кто ты? — шепотом спросила она, чтобы страж не услыхал.
— Я рыба-мышь Альмина. Живу в комнате, где поселился старый аист Остроклюв. Он был очень добр и кормил меня крошками со своего стола.
