13 сентября.
Мне все-таки кажется, что я больше прав, чем Сильва, и не стоит доводить обо всем происшедшем до сведения учкома.
Дело вот в чем. Сегодня мы собрали в школе форпост (явилось тридцать восемь человек) и решили устроить прогулку за город. Пошли в Ивановский парк. Там мы всласть навеселились и набегались, так как погода была очень хорошая.
Потом подошли на опушку к какому-то саду и расположились лагерем для шамовки (у каждого было захвачено из дому, но решили все в общий котел).
Сад этот был большой фруктовый, примыкавший к самому парку. Раньше там, видно, была ограда, но потом она разрушилась и сад отгородили одной линией колючей проволоки.
Сначала разводили костер, собирали хворост, потом все уселись было, усталые и довольные, у костра. Но тут Октябка говорит:
- А хорошо бы теперь пошамать яблочка, ребята?
- А где его взять, твоего яблочка? - спрашивает Махузя.
- А вон висят, - отвечает Октябка. - Так сами в руки и просятся.
- Да, а проволока-то, - возражают ребята.
- На фиг мне ваша проволока, - сказал Октябка, разбежался и одним махом перепрыгнул проволоку.
- Октябрь, иди сейчас же сюда, - закричала Сильва.
Октябка неохотно послушался и пробурчал про себя, усаживаясь у костра:
- Я даже разнять эту проволоку могу, если захочу.
- И не имеешь революционного права, - строго заметила Сильва. - Это раньше, когда сады принадлежали частным лицам, пролетариат мог осуществлять экспроприацию экспроприаторов. А сейчас, когда все сады государственные...
- Ни фига они не государственные, - перебил Октябка, - а очень даже частные. Я и арендателя знаю: его Моисей Маркелыч зовут. У него хотя есть ружье, но он в ребят стрелять не посмеет, тем более в пионеров. А собака днем на привязи. Да я и ее знаю, ее Каквас зовут. Она большущая и желтая.
- Откуда ты все это знаешь? - поинтересовались ребята.
- Да ведь наша фабрика тут недалеко, очень хорошо все знаю. Ежели дядю Моисея как следует попросить, так он и так даст. Только воровать интересней.
- Не смей говорить об этом, - сказала Сильва. - Если у тебя есть какие-нибудь связи с этим частником, то это твое частное дело: можешь пойти и попросить. А устраивать налеты - это не пионерское дело.
- Да ведь никто не узнает, - сказал Октябка.
- Это неважно: узнают или не узнают... - начала было Сильва, но я ее перебил:
- Знаешь что, Сильва? Ты стала совсем вроде Елникитки. У тебя откуда-то вгнездилось в голове, что можно и что нельзя. И выходит гораздо больше нельзя, чем можно. А по-моему, никакой беды не будет и даже никакого воровства, если ребята сорвут по яблоку у частного кулака.
- Ребята! Заворуи! - весь загоревшись, вскричал Октябка, потирая руки. - Это - клево!.. Значит, можно, Рябцев?
- Погоди, это проголосовать надо, - ответил я. - Видишь, есть мнения против...
- Я всегда буду против, - тихо сказала Сильва. - Что за безобразие? Какая слава пойдет про наш форпост? Я тебя совершенно, Владлен, не понимаю. Ведь нужно рассуждать идеологически.
- Я идеологически и рассуждаю, - ответил я. - Здесь никакой бузы нет. Ты, может, думаешь, что я потому, что мне тоже яблочка хочется? Вот уж ничего подобного. Положи передо мной хоть десяток - и я ни к одному не притронусь.
- Я сейчас нарву и положу, Рябцев, а? - так и подпрыгивая на месте, предложил Октябка. - И ты ей докажи.
- Ничего мне доказывать не надо, - с неудовольствием сказала Сильва. - Пускай раньше сам Рябцев мне докажет, что это - не против революционной идеологии.
- С удовольствием, - ответил я, потому что Сильва ни с того ни с сего стала вдруг подрывать мой авторитет. - Сейчас - диктатура пролетариата. Понятно? Политически - эта диктатура означает переходную эпоху к коммунистическому государству. Частник - враг такого государства, а мы часть пролетариата. Понятно? Поэтому - идеологически вполне правильно, если мы отнимем у частника в свою пользу тридцать восемь яблок.
- Ура! - закричала часть ребят во главе с Октябкой. - Голосуй, Рябцев, а то чайник остынет.
- Нет. Погодите, ребята, - пыталась подействовать в другую сторону Сильва. - Тут что-то не так! Тут, налицо уклонизм. Если всякий так будет рассуждать, то... пропадет революционный порядок...
Она еще что-то кричала, но я даже слушать не стал и поставил вопрос на голосование. Большинство было "за", а часть девчат воздержалась. Сильва страшно обиделась и перестала со мной говорить, на что я обозлился еще больше. Какое она в самом деле имеет право подрывать мой авторитет в глазах ребят? Да еще когда она совершенно идеологически неправа. Это даже свинство с ее стороны и не по-товарищески... Так могла бы делать только Елникитка, а не ближайший товарищ по работе.
А Октябка уже распоряжался вовсю.
- Я тут все ходы и выходы знаю, - возбужденно говорил он. - Для того чтобы не засыпаться, вы, заворуи, помните, что надо всем сразу. Если кто отстанет, то может засыпать всех. Лучше всего действовать по свистку. Первый свисток - перемахивай через проволоку. По второму - где бы кто ни был - сыпь обратно в парк.
- Нам тоже принесите, - запросили тут некоторые из воздержавшихся девчат.
- Как голосовать - так их нет, - сказал Октябка, - а как яблока, так - давай-давай! Сами полезайте, товарищи! Шалавых нет!
В общем, решили совершить набег двадцать шесть ребят и пятеро девчат. Махузя не пошла, потому что у ней болела нога.
Рассыпались в канаве, заросшей травой, - у самой проволоки. У меня самого начало замирать сердце от предстоящего приключения, но я не полез, чтобы потом Сильва не могла сплетничать, будто я первый подал пример. Раздался свисток - и в кустарнике, отделявшем яблони от нас, замелькали красные пятнышки галстуков.
- Я еще понимаю, если бы это делалось открыто, - презрительно сказала Сильва, ни к кому не обращаясь. - А то ведь это - обыкновенное воровство, за которое сажают в тюрьму.
"А, ты так", - подумал я, но не ответил. Однако я ничего не успел предпринять, потому что из яблочного сада раздался выстрел, а потом чей-то отчаянный крик.
Мы все, как один, сорвались с места. У меня сердце рухнуло куда-то вниз, так как я хорошо понимал, что ответственность за всю эту историю падает на меня.
Двое или трое парнишек с растерянным видом выскочили из сада обратно и полезли через проволоку.
- Что такое? - спросил я у них.
- Да там дядя какой-то... стреляет... - только и смогли они ответить.
Не теряя ни минуты, я велел трубачу трубить экстренный сбор. Сейчас же пронзительно загремела труба. Когда около меня собралось довольно много растерянных ребят, я отважно двинулся вперед через кусты. Барабанщик отколачивал марш.
Когда мы продрались через кусты, то на поляне я сейчас же заметил старика с ружьем в руках. Старик стоял под громадной развесистой яблоней, глядел вверх и что-то кричал.
Я остановил ребят и подошел к старику.
- Ежели ты сознательный, то ты не должен прятаться! - кричал старик, не обращая на меня внимания. - Это что ж такое? Это стыд и страм! Какие нонче ребята пошли! Прямо ужас, какие ребята пошли!
- В кого вы это стреляли, гражданин? - спросил я довольно резко.
- При царизме таких ребят не было, какие нонче пошли, - продолжая не обращать на меня внимания, говорил старик. - Я бы ихнего воспитателя разложил да под самой этой яблоней всыпал пятьдесят горячих.
- Я и есть ихний воспитатель, - сказал я вызывающе. - Что ребята сделали?
- Ах, вы и есть воспитатель! - обратился ко мне старик. - Оч-чень приятно. По моему скромному рассуждению, вы сами в воспитании нуждаетесь. Ну, да не мое это дело. А все-таки своим воспитанникам скажите, чтобы они, когда яблоки рвут, так веток бы не ломали: не модель это - ветки ломать! Яблоня - она любит нежность и осторожную прикосновенность рук. А это - что же? Налетели и грубо принялись ломать...
- А в кого это вы стреляли? - нетерпеливо перебил я его.
- В воздух стрелял-с, для напугания воров-с, - язвительно ответил старик. - Вы, молодой человек, думаете, что в ваших воспитанников целился? Никак нет-с, в воздух-с. Для предупреждения. А то - сами посудите. Держу в аренде сад-с. А-гра-мад-ней-шую часть выручки, в виде всех возможных налогов, отдаю государству-с. Значит, я должен охранять не только свои доходы, а и государственные, молодой человек?! И ежели плоды вот от такого, как вы, воспитателя будут где-нибудь неподалеку витать-с, то разве обойдешься без предупреждения? Сами посудите-с!
Старик поднял ружье и неожиданно бахнул в воздух. Часть ребят испуганно пожалась ко мне. Мне показалось, что старик был чуть выпивши.
- Кто же кричал в таком случае? - спросил я.
- Это Курмышка кричал, - ввернул вдруг Октябка, появившись рядом со мной. - Он за проволоку зацепился, а подумал, что его собака схватила.
- А кого вы здесь подкарауливаете? - спросил я старика.
- Одного из ваших... воспитанников-с, - ответил старик. - Они изволили на яблоню залезть, а теперь не слезают-с. Может, когда учитель пришли, они и слезут-с.
