- Буэнос, амигос! Здравствуйте, друзья!
Он бросил у дверей мокрое сомбреро, шагнул в каюту и протянул руку мне и Рослому, который отдыхал на своей койке.
За иллюминатором грохнуло. Толстяк надул щёки, затряс головой и выкрикнул какое-то рокочущее слово, наверное "гром". Затем обвёл глазами каюту, подошёл к белой стенке-переборке и ткнул в неё пальцем:
- Эстэ эс бланко!
Что это он? Не нравится ему, что ли? Толстяк подошёл к чёрному столу и хлопнул по нему ладонью так, что он чуть не треснул:
- Эстэ эс негро!
Чего он в самом деле хочет? Но толстяк всё никак не мог успокоиться. Он подошёл к книжной полке, вытащил том Маршака в красном переплёте и сунул мне под самый нос.
- Эстэ эс рохо! - Он весело выпучил глаза и спросил: - Компрендо?
Я замотал головой:
- Но компрендо!
Тогда толстяк ударил себя кулаком в груды
- Я - Франциско! Компрендо?
- Да! - кивнул я. - Компрендо. Ты - Франциско! Толстяк обрадовался, выкатил глаза и показал на них пальцами:
- Охос! Комирендо?
- Компрендо. Глаза!
Франциско схватил себя за коричневые уши так, что они чуть не оторвались... Всё понятно! Глаза, уши. Он вдруг успокоился, хитро уставился на меня и, показывая на мои глаза, спросил:
- Это?
- Охос!
- Это? - Он показал на нос.
- Парис! - сказал я.
Франциско снова схватил том Маршака, захлопал красной обложкой.
- Эстэ рохо! - Он показал на свои красные губы. - И эстэ рохо, высунул язык, - эстэ рохо! Компрендо?
- Компрендо! Рохо - красное! - выпалил я и показал на красную майку Рослого. - И эстэ рохо!
Тут Франциско вдруг подскочил, как футбольный мяч, выбежал за дверь, и через минуту его голос уже гудел на палубе. Он что-то рассказывал, выпучив глаза, показывая на меня пальцем, а грузчики иронически улыбались: "Неправда!" Тогда Франциско прибежал в каюту, схватил меня за руку и потащил на палубу. Грузчики окружили нас. Франциско поискал вокруг себя,что бы мне показать. Потом ткнул на небо:
- Эстэ?
- Бланко! - выпалил я наугад.
Он показал на красный флаг на мачте.
- Рохо, - сказал я. Это я знал.
- Эстэ? - показал он на свои глаза.
- Охос.
Кубинцы изумлённо закачали головами, а Франциско хлопнул меня по плечу.
- Профессор! Гранд профессор!
Я засмеялся и хлопнул по плечу его.
- Это ты профессор. Ты меня учил.
Он выкатил могучую грудь, важно похлопал себя по ней и произнёс целую речь, из которой я понял, что он учитель, учит ниньос - маленьких детей, а летом помогает разгружать суда. И он сделал движение, словно взвалил на спину доску. Ведь из этих досок будут строить для его ниньос школы!
- И я - ниньо? - засмеялся я.
- Но, ту - профессор! Ту гранд профессор! Тебя надо наградить.
Тут Франциско схватился за голову, вспомнил про сомбреро, и мы снова пошли в каюту.
- Ты кушал пинью? - спросил меня Франциско.
- Нет, - ответил я. - Что за пинья?
Франциско довольно зажмурился, взял сомбреро и сказал:
- До завтра!
Полночи я простоял на вахте. А утром, едва проснулся, уловил ароматный, сочный запах.
- Твой кореш приходил, пинью принёс, - ухмыльнулся Рослый.
Я вскочил. На столе лежал свёрток. А из него, похожий на громадную кедровую шишку, выглядывал ананас. Сверху торчал зелёный чубчик острых листьев. Ананас-то я пробовал! Только не знал, что по-кубински он называется "пинья".
Вскоре в каюте появился Франциско. Он вытащил из кармана громадный нож, отсек одним взмахом чубчик, потом разрезал пинью на куски, выбрал самый большой и протянул мне. И мы принялись уписывать награду за мои профессорские успехи в учёбе.
КУДА ЕДЕТ НАШ ЛЕС
- В выходной посмотрите, куда едет ваш лес, посмотрите всю Гавану! сказал нам Франциско и в воскресенье появился на пароходе в новой белой рубашке, в узких длинных туфлях.
Мы с Рослым надели белые костюмы. Франциско оглядел нас и хлопнул в ладоши:
- Муй, буэнос! Молодцы, ребята!
Мы спустились на причал. Франциско поговорил с шофёром, возившим из порта лес, мы взобрались на машину с досками и помчались вдоль набережной.
Справа ветерком дышал на нас океан. От горизонта к берегу катились белые лёгкие барашки. Слева до самого неба, сверкая окнами, поднимались небоскрёбы. Франциско обнимал нас за плечи и что-то напевал.
Мы проехали сквозь длинный тоннель, промчались мимо зенитной батареи и затормозили у красивого городка. Хорош городок! Дома, как разноцветные кубики, чистые дорожки, цветы и много всякой зелени. А посреди квартала большой двухэтажный дом.
- Моя новая школа! - сказал Франциско.
Только мы спрыгнули с машины, как сразу нас окружила толпа смуглых ребятишек.
- Руссо, руссо! - кричали они, хватая нас за руки, но Франциско потянул нас в школу. Он застучал каблуками по лестнице, побежал по коридору, распахивая дверь за дверью. Настоящий парад дверей устроил.
Заглянули мы в один класс, а там ребятишки снуют, садятся за новенькие столы, вертятся, каждый сучок разглядывают.
- Всем места хватит, - успокаивает их Франциско. - Всем.
Столы и скамейки пахли лесом - нашим, дальневосточным. Погладили мы столы, помахали ребятам и пошли вниз.
Вышли из школы, обошли её вокруг, видим - штабеля досок поднимаются.
Рослый мне говорит:
- Покажем им, на что ещё наш лес годится!
Взяли доску покрепче, положили её поперёк других, уселись по краям и давай качаться. Отталкиваемся, вверх подлетаем. А Рослый кричит:
- Выше, чтоб Москву видно было!
Тут и мальчишки по-нашему несколько досок положили и давай летать вверх-вниз. Глазёнки от страха закрывают, а сами смеются, кричат:
- Више! Више!
Отправились мы к автобусной остановке, оглядываемся, а сзади курчавые головы так и взлетают, так и взлетают. Мы довольны: и лес наш в дело идёт, и наше лесное веселье на Кубе пригодилось!
В АКВАРИУМЕ
- Бас! Бас! - закричал Франциско и припустил вперёд. К остановке подкатил голубой автобус, мы вскочили в него
и уселись на свободные места.
- Куда едем? - спросил я у Рослого.
- А я знаю? - пожал он плечами. - Спроси у Франциско. Франциско прислушался к нашему разговору и, будто понимая по-русски, закивал головой.
- Аквариум! - закричал он на весь автобус. - Мучес пескадос! Много рыб! - и показал ладонью, как рыба прошивает воду.
На берегу океана показалось большое здание. На стенах были нарисованы рыбы. Мы догадались, что это аквариум, вышли из автобуса и направились к зданию.
Прошли мы во двор и словно оказались на дне весёлого моря. Дорожки морским песком посыпаны. Со всех сторон из-за стёкол глядят на нас удивлённо цветные рыбы. Непонятно, кто кого здесь рассматривает: мы их или они нас. Рты раскрывают, глаза выпучили, как толпа чудаков на базаре.
Остановился я, смотрю: прямо напротив меня пристали к стеклу две голубые рыбины с жёлтыми полосами, словно бы вырезанными из луны. Не рыбы, а попугаи! А вот к другому стеклу важно подплыла маленькая рыбёшка, надулась, стала круглой и распустила шипы, как ёжик. Франциско остановился возле неё, тоже надувает щёки, хохочет, пальцем тычет. Потом выкатил глаза и сделал страшное лицо. Рыба отвернулась и уплыла. Франциско потянул нас к другому стеклу. Из глубины прямо к нам приближалась акула. Она подошла, прислонила к стеклу страшную зубастую морду и вдруг юркнула в другой угол. Франциско забежал с обратной стороны и давай гнать её. Сквозь стекло кажется, что он вместе с акулой в воде, словно забрался прямо в аквариум. А Рослый с другого конца кричит:
- Братцы, сюда! Во какая! - и разводит руки.
В бассейне плавает акула-молот. Рыло у неё, как самый настоящий молоток, хоть сваи забивай! Нырнёт акула вниз и снова вверх рвётся. Выпрыгнуть хочет. Злится, поди. Людей вокруг много, а не ухватишь.
Рядом в водоёме дельфины носятся. Головы поднимают, вглядываются, потому что прямо за аквариумом берег океана. Видно, слышат они рокот, по вольной воде тоскуют. Мне их даже жаль стало. Дельфину простор нужен...
Хоть с океана и дул свежий ветер, жара наступила невыносимая. Пошли мы напиться. Подали нам в буфете апельсиновый сок, а в стаканы бросили глыбки льда. Плавают они в стакане, как айсберги. Сидим, через соломинку сок потягиваем, а Франциско уже опять нас торопит:
- Скорей! Гавана большая! Муй гранде! Всё посмотреть надо! - и радостно размахивает руками.
В ГАВАНСКОМ НЕБЕ
День перевалил на вторую половину, мы уже успели объездить, наверно, с пол-Гаваны, а Франциско вёз нас ещё к какой-то башне, с которой видно всю Гавану сразу.
По широким гранитным плитам мы прошли через площадь и остановились у ступеней огромной башни, как лилипуты у толстой подошвы великана. Вот и знакомая трибуна, с которой выступает Фидель. А рядом памятник большелобому человеку.
- Монумент Хосе Марти! Гранд революсионарио, гранд поэта! - с уважением произнёс Франциско. - Великий революционер, великий поэт!
Мы миновали трибуну, поднялись по ступеням и оказались в башне с высоченным потолком. Потом вошли в кабину лифта, пол вздрогнул, и мы почувствовали, что поднимаемся. Лифт, словно вздохнув, остановился.
