- Монумент Хосе Марти! Гранд революсионарио, гранд поэта! - с уважением произнёс Франциско. - Великий революционер, великий поэт!
Мы миновали трибуну, поднялись по ступеням и оказались в башне с высоченным потолком. Потом вошли в кабину лифта, пол вздрогнул, и мы почувствовали, что поднимаемся. Лифт, словно вздохнув, остановился.
Мы вышли наружу. Вокруг нас гудел ветер. Пронеслось и потёрлось боком о башню облако. За гранитным барьером балкона во все стороны разлеталась Гавана. Широкие плиты площади, по которой мы недавно шли, казались сверху маленькими квадратиками. Возле памятника Марти двигалось едва заметное пятнышко - часовой.
Вся Гавана волновалась, как яркое цветное море. По улицам лодочками плыли автобусы. Как многопалубные лайнеры, поднимались небоскрёбы. А за ними синело и катилось настоящее море.
Франциско радостно смотрел на нас и говорил:
- Теперь вы никогда не забудете Гавану!
Мы стояли тесной кучкой на самой высокой башне, словно на капитанском мостике. Шумел ветер, летели облака. И казалось, будто мы все вместе плывём на могучем лайнере. И называется он "Гавана".
МАРКА С ФИДЕЛЕМ КАСТРО
Назавтра я снова поехал в город. Надо достать для друга марку с Фиделем. Больной из-за марок! Придёшь из плавания, а он уже бежит навстречу: "Марки привёз?" Выложу ему во Владивостоке на стол - получай, радуйся!
Я сидел в автобусе и глядел, глядел. Со всех сторон весело кричала, сверкала и тараторила Гавана. Мальчишки с криком катили на тележках стеклянные банки с напитками. В них плавали куски арбузов, бананов, ананасов. Вода вкусно светилась. Газетчик-мулат размахивал пачкой газет и кричал:
- "Революсион"! "Революсион"!
Спрыгнул я у Капитолия. Подойдя к мальчишке в красной майке, который продавал воду, спросил, где можно купить марки. Мальчишка внимательно выслушал меня, развёл руками - не знаю, мол, - и стал уговаривать выпить воды. Я выпил стакан рефреско - холодной воды, а ко мне подбежал другой малыш с газетами в руках. Он тоже выпил стаканчик рефреско и потянул меня за рукав.
- Руссо! Эгей! Что тебе? Я объяснил.
- Это проблема, - сказал мальчишка, но, подумав, показал вниз по улице. - Там увидишь.
Ещё издали я заметил магазин, в витрине которого стоял большой портрет Фиделя. Фидель, словно живой, раскуривал сигару. Я вошёл в магазин. Со стен и полок тоже смотрели разные портреты. Но марок не было. Я очень огорчился, и это, наверно, было заметно, потому что продавщица подошла ко мне и спросила, что я ищу. Я взял бумагу, нарисовал на ней марку с зубчиками, Фиделя внутри, а рядом поставил вопросительный знак. Она поняла и закивала головой.
- Почта-телеграф, - сказала она и послала меня обратно, вверх по улице.
Пока я добрался до площади, весь взмок от жары. Зато почту узнал сразу: на крыше фигурка человека с крылышками на ногах, а внизу, над дверью, надпись: "Почтамт". "Ну всё, - подумал я, - теперь-то уж я без марки не уйду!"
Я не успел войти в здание: грохнул гром, рухнул дождь, и все бросились кто куда. Мальчишки с банками - под деревья, и я с ними. Разносчик газет накрылся газетой. А дождь бьёт так, что от газеты клочья летят. Всё забурлило, автобусы забрели по брюхо в воду, остановились. Вокруг реки бурлят. И молнии со всех сторон - хлоп, хлоп! Одна женщина туфельки сняла и под дерево. Хохочет. Лишь отряд милисианос шагает. Им прятаться не положено.
Стою под деревом и думаю: "Доберусь до почтамта, целый десяток марок куплю. Ни у кого во Владивостоке таких нет!"
Вдруг туча пропала, схлынул поток. Пошли автобусы. Газетчик снова замахал газетами. Женщина надела туфельки и отряхнула волосы. Всё вокруг задымилось паром. И даже от солнца пошёл дымок, будто оно закурило сигару.
Перебежал я через дорогу, влетел на почтамт. А там толпа стоит, все смотрят, как с меня ручьи текут, и смеются:
- Ну как, нравится гаванский дождь?
"Ничего, - думаю я, - зато у меня будут марки!" Подошёл я к окошку и говорю:
- Мне десять марок с Фиделем.
- С Фиделем? - переспросила женщина. - Это проблема. Раскупили.
Вот тебе и положил марки другу на стол! Десять сразу! Что же делать? Женщина посмотрела на меня с сочувствием и вдруг приложила палец ко лбу: что-то, мол, придумала! Она вышла и вернулась со старыми конвертами. Села у стола, ножницами раз-раз! - и пять марок мне протягивает. На каждой синее небо, под ним Фидель в зелёной гимнастёрке. И на каждой написано: "Победа на Плая-Хирон".
Я так обрадовался, словно тоже одержал победу.
ВЫСТРЕЛЫ НА УЛИЦЕ
Солнце докурило свою сигару, пыхнуло напоследок и спряталось за гостиницей "Гавана либре". Только дымок ещё розовел над ним. Над гостиницей уже зажглась неоновая надпись, и я заторопился на судно. Как бы не стали беспокоиться!
По-ночному синело небо. Спадала жара. Двери домов были открыты. Куда ни поверни голову - всюду мерцают экраны телевизоров, хоть на ходу телевизор смотри. Вон на экране барбудо шагает по зарослям, вон кто-то на дерево лезет с биноклем.
Вышел я на тихую и темноватую улочку, через квартал - автобусная остановка, там я и сяду.
И вдруг - бу-ух! Бух! Где-то рядом грохнул выстрел, второй. Ударила автоматная очередь, в ответ ей ещё одна. Неровная, захлёбывающаяся. Захлопали двери. По улице побежали люди. Кто-то кричит:
- Милисиано убит! Милисиано!
Я бросился вместе со всеми. Выскочил на перекрёсток. Пороховой дым плавает. А у дома сидит милисиано, совсем молоденький. Привалился спиной к стене, голова у него падает, по груди пятно крови растекается, а он всё силится подняться и рукой автомат нащупывает. У ног его стреляные гильзы разбросаны.
Я взял одну и зажал в кулаке. Тёплая ещё. Попробовали парня поднять, а он уже не дышит и рука затихла. В толпе как закричат:
- Вот что они делают, недобитые! Найти их!
Но недобитых нигде не было. Только старушка из дома сказала, что они умчались в "макина негро", в легковой чёрной машине, и милисиано, кажется, ранил одного...
К дому с шумом подъехал автомобиль. Сквозь толпу пробрались несколько милисианос. Отнесли товарища в машину. А у того места, где ещё виднелась кровь, стали на пост двое других. Командир расспросил обо всём старушку, и автомобиль уехал.
Я выбрался из толпы, на остановке сел в автобус. А по дороге напряжённо вглядывался в каждую красивую машину и сжимал в руке всё ещё тёплую гильзу.
ЧТО РАССКАЗАЛ ФРАНЦИСКО
На следующий день Франциске пришёл к нам, опоясанный широким ремнём с пистолетом.
- Вчера убили нашего товарища, - сказал он.
- Я знаю, - сказал я. - Недобитые.
- Добитые! - ударил ладонью по столу Франциско. - Их поймали мои ученики. Ночью, как только они подъехали к своей норе на машине.
- На чёрной? - спросил я.
- Си, - кивнул он. - На самой чёрной!
Он заходил по каюте и, размахивая руками, стал рассказывать.
Три ученика Франциско сидели на улице поздно вечером.
Мимо них проехала чёрная машина и остановилась напротив ближнего дома.
- "Кадиллак", - сказал негритёнок, тоже Франциско.
- Но "кадиллак"! "Шевролет", - возразили друзья. Ребята заспорили и подошли ближе. И вдруг из машины вышли двое с автоматами. Третьего они вели под руки, рубаха у него была в крови.
Мальчишки притаились. Люди с оружием постучали в дверь и, оглядываясь, вошли. Почему они с оружием? Почему не отвезли раненого в госпиталь? И почему оглядываются? Они чего-то боятся? Это нехорошие люди, решили ребята. Нужно что-то делать.
Маленький Франциско бросился в народную милицию, а его друзья остались следить за домом. Чёрный "шевролет" всё стоял на улице, у подъезда. Незнакомцы в любой момент могли выйти и укатить! Франциско бежал изо всех сил. Вот он, наконец, дом с широко распахнутой дверью. В неё то и дело входили и выходили милисианос. Все были чем-то встревожены. За столом командир смотрел на карту города и строго отдавал распоряжения. Он увидел Франциско и спросил:
- Что тебе, малыш?
Франциско рассказал о подозрительных людях, о чёрной машине. И все разом заговорили:
- Это они!
Командир вызвал машину, и через несколько минут Франциско мчался уже с отрядом милисианос к дому, где прятались недобитые.
- Их успели взять? - спросил я. - Всех недобитых?
- Си! Мои ученики! - с гордостью ударил себя в грудь Франциско и вдруг заторопился уходить. - Надо идти. Сегодня вечером я увижу Фиделя. Он будет выступать.
Я только позавидовал. Потом достал свой пиджак, отстегнул от него значок и говорю:
- Передай Фиделю.
Франциско вскинул брови, подумал и положил руку мне на плечо.
- Ты отдашь сам. Вечером, в восемь, будь у "Гавана либре".
НА МИТИНГ
До начала митинга оставалось ещё два часа, но я уже сбежал по трапу и спустился на катер, который стоял у кормы.
- В Гавану? - спросил старик рулевой.
Я кивнул головой. Катер быстро пошёл к берегу. Вдали, за набережной, уже виднелась "Гавана либре", но, как только мы подошли к берегу, ближние дома заслонили её. Она словно спряталась. Я выпрыгнул на причал и крикнул старику:
