обманываем? Неловко было стоять рядом с людьми, которые любили меня и желали всего самого лучшего, однако я был уверен: узнай они, что́ я сжимаю в руке, тут же кинулись бы к брату Стивенсу и потребовали сместить отца с нового поста. Куда бы я ни повернулся, я натыкался на улыбку, за которой чувствовал вихрь подавленных желаний. Мы ведь в курсе слухов, которые ходят по церкви. Один изменяет жене с десятью другими женщинами. Другая парочка установила скрытую камеру, чтобы следить за ночевкой подростков у себя дома – какая-то девочка заметила красный мигающий огонек среди религиозных книг. Я знал, что мир состоит из подобных людей. Разница заключалась лишь в том, что в храме они старались стать чем-то большим, чем совокупность их частей. Или даже пытались стереть эти свои части, ведь новое, наполненное Христом, очищенное, нематериальное тело не могло впустить, не могло принять их старый образ жизни.
Я почувствовал дрожащую руку на своей спине. На меня смотрело морщинистое лицо брата Нильсона. Брат Хэнк стоял рядом и поддерживал старика за тонкий локоть.
– Ну что, приехал из своего модного колледжа? Научили тебя там чему-нибудь, чему ты не мог научиться здесь?
– Не то чтобы, – ответил я. Я научился тому, что ваша философия «взорви-их-всех» гроша ломаного не стоит. Я пришел туда со знаниями, которые мне дали здесь, и вот теперь стою перед вами, потерянный, смущенный больше, чем прежде.
Я сжал слабую руку брата Нильсона. С нашей последней встречи в салоне он стал таким хрупким, что я решил не делиться с ним своим настоящим мнением. Как, должно быть, легко для него, натурала, прожить такую выдающуюся жизнь, а после любоваться, как расцветают плоды его труда в виде юных дьяконов или священников вроде моего отца, которого он вдохновил непоколебимой верностью и непогрешимой связью с Господом. Ему неведомо чувство, когда с тобой разрывают связь безо всякого предупреждения. Пожалуйстасделайменянепорочным.
– Оставьте парня в покое, – сказал брат Хэнк и улыбнулся, ослепительно сверкнув белыми зубами.
Однажды я услышал, как он хвастался, что пользуется отбеливающими полосками для зубов с тех пор, как стал продавать машины.
«Чистота – залог успеха, парень, – говорил он. – Покупатель не устоит».
«Наверное», – соглашался я. Хотя вряд ли.
Все больше людей подходили и пожимали мне руку. Увидев пустой ряд, я поспешил туда в надежде устроиться там, где посвободнее. Проход между рядами был узким, я постоянно стукался коленями о полированные скамьи и к тому же оказался в неловкой ситуации – повернулся спиной ко входящим в храм. Я макушкой чувствовал их взгляды и снова задался вопросом, поразит ли меня за это молния. Дождется ли Господь момента, когда я начну откровенно лгать со сцены, или Он выберет минуту поспокойней – а именно сейчас, во время затишья перед бурей? Пространство вокруг словно сжималось, свет становился ярче, ослепляя меня.
– Где ты пропадал?
Знакомый голос. Я повернулся и увидел улыбающегося Дикаря, который протягивал мне руку.
– По большей части в колледже.
Я пожал его ладонь в ответ. Интересно, в курсе ли он, где я был на самом деле.
– Всегда подозревал, что ты умнее меня, – сказал Дикарь.
С нашей последней встречи в тюрьме он стал выглядеть еще опрятнее: бачки идеально подстрижены, белая рубашка накрахмалена.
– Защитил уже кандидатскую?
– Пока нет. – Тебе тоже легко, правда? Ты вел разгульную жизнь, пока отец не пришел и не обратил тебя. И вот ты уже сам проповедуешь. Но я ведь никогда не жил греховной жизнью. Я даже не представляю, что это такое, а потому не понимаю, каково это – обратиться от греха к истинной жизни.
– Сейчас вернусь.
Я перешел в другую часть храма, оставив за спиной целую толпу прихожан, жаждущих меня поприветствовать. Я почувствовал, как к горлу подступает волна жалости к самому себе, но ничего не мог поделать, кроме как фальшиво улыбаться в попытке ее спрятать. Телефон жег ладонь, и мне казалось, что я задыхаюсь.
– Сколько лет, сколько зим! – воскликнул кто-то. – Где ты пропадал?
Снова тот же вопрос, еще один знакомый незнакомец. У меня плохая память на имена – этот недостаток порождал во мне панику по мере того, как храм заполнялся людьми. Моего отца знали все, он оказывал слишком много любезностей, а потому все знали и мое имя, молились обо мне, беспокоились о моем будущем, ведь я был Его Сыном. Сколько раз отец сидел у чьей-то постели и молился о чудесном исцелении. Сколько раз он посещал похороны чьего-нибудь дальнего родственника, которого даже не знал, лишь для того, чтобы оказать моральную поддержку друзьям. Не сосчитать всех, кого он поддерживал и кому помогал.
Я направился к своему привычному месту за проектором. Мне нужен был воздух. Я чувствовал, что легкие вот-вот лопнут – воздуха не хватало. По узким ступеням я забрался в пустую будочку и сел перед монитором. Проектор был включен. Вот фотографии нашей счастливой, сияющей семьи в фойе рядом с искусственными растениями. Вот отец держит руку на капоте «форда» 1934 года, машины-призера, которую он собрал сам. На следующем снимке папа стоит перед нашей хлопковой фабрикой – клочки хлопка прилипли к его рубашке. На экране было высвечено: РУКОПОЛОЖЕНИЕ БРАТА КОНЛИ. Я выделил текст и заменил прописные буквы на строчные, так выглядело красивее. Мне надо было что-то сделать, чтобы успокоиться и замедлить дыхание. Позже я узнал, что подобные симптомы – это первые признаки приближающейся панической атаки. В тот день мне казалось, что я умираю.
