Карину. Та же тем временем продолжает: – У Самойловых только одна дочь, и это не Саша.
– Все, заткнись! – орет Ася и подлетает к ней, толкая в грудь. Медляк закончился, но девчонки так орут, что цербер вновь обращает на нас внимание и подлетает в тот же миг.
– Это что творится? – кричит она, пытаясь оттащить разбушевавшуюся Асю от волос Карины. Остальные не вмешиваются. Кому-то просто весело, кто-то ошарашен услышанным, а кто-то хочет посмотреть, чем все закончится. Музыка прерывается, теперь все внимание сосредоточено на клубке из разъярённой Аси, потрепанной и не менее злой Карине и цербере, которая стоит между ними с разведенными руками.
– Я заставлю тебя помыть рот с мылом, – кричит Ася в сторону Карины, хотя ближе не подходит – опасается цербера.
– Лучше помой свою подружку! – шипит Карина, но из-за того, что музыку выключили и теперь все внимание приковано к девчонкам ее все слышат хорошо. – Ведь она девочка с помойки! Ее нашли на помойке! Думаешь, никто не знает об этом, Самойлова, или кто ты там на самом деле? Ты не их дочь, а просто ребенок, которого выкинули как мусор, а они подобрали ненужную ни кому гниль!
Все хватит. Я готов самолично придушить эту тварь, с которой когда-то имел глупость встречаться. Но сейчас надо думать не об этом. Я подхватываю застывшую Сашу и несу ее к выходу. До дома сможем добраться сами, даже если придется нести ее на руках всю дорогу.
Слышу сзади визг Карины и победоносный клич Аси. Кажется, даже цербер не сможет остановить ее месть. Все-таки эта казашка любит мою Сашку и готова любого порвать за нее, а такая дружба дорогого стоит.
Саша держится за мою шею, не пытаясь слезть с рук. Аккуратно сажаю ее на лавочку возле раздевалки. Одеваюсь сам и беру ее вещи. Одеваю ее как маленькую, но она не обращает внимания, пялясь в какую-то точку перед собой.
Когда я почти ее одел, прибегает Ваня.
– Я позвонил ее родителям, они сейчас заберут вас, – говорит он, пытаясь отдышаться.
– Хорошо, спасибо, – киваю я, не отрываясь от своего занятия по шнурованию ботинок девушки. Блин, сразу не заметил молнию сбоку и расслабил шнуровку.
Ваня садится рядом и напряженно переводит взгляд с Саши на меня.
Оценив ее невменяемое состояние, он обращается ко мне:
– Ты знал?
Киваю.
– И она тоже?
Вновь киваю.
– Вот, блин, задница, – он трет руками лицо. – А я нет. Столько лет с ней знаком, а даже не подозревал.
– И я бы хотела, чтобы никто об этом не знал, – внезапно размороженная Саша пугает нас так, что мы вздрагиваем. – А она на всю школу растрезвонила.
– Ей Ася уже за это полбашки волос повыдергивала, – натянуто улыбается Ваня, в попытке пошутить.
– Но она права, – с горечью продолжает Саша, как будто ничего не слыша. – Я никому ненужный мусор, который выбросили на помойку.
– Нет! – одновременно возмущаемся мы с Ваней. – Прекрати, – продолжаю я уже один. – Ты нужна Самойловым, нужна свой сестре, нужна Теме. Блин, да ты мне нужна, Саш!
Она переводит свой затуманенный взгляд на меня и сдавленно произносит:
– Я домой хочу.
Ваня прощается с нами и уходит проверить как там Аська. Мы идем к выходу. Подождав пару минут на крыльце, садимся в машину к Аркадию Павловичу. На переднем сиденье также сидит Ирина Петровна, и они оба напряжено разглядывают Сашу, которая прижимается ко мне.
– А Тема где? – интересуюсь я, как только мы отъезжаем от школы.
– Мы попросили соседку его взять к себе на пару часиков. Нам надо поговорить с дочкой.
– Хорошо, – киваю я и дальше мы едем молча.
Уверен, что сегодня будет долгий и эмоциональный разговор. В том числе и по поводу того, почему Саша в машине продолжает прижиматься ко мне, а я обеими руками обнимаю ее и держу около своей груди.
Саша С.
Мы подъезжаем к дому, и Саша выводит меня из машины. Я замечаю, как родители внимательно смотрят на нас с Гараниным. Зайдя домой, Саша опять раздевает меня как маленькую: снимает с меня куртку, шапку, сажает на пуфик и стягивает ботинки, уже не пытаясь трогать шнуровку. Я не сопротивляюсь и подчиняюсь ему. Раздев меня и скинув также с себя верхнюю одежду, он ведет меня в гостиную и сажает к себе на колени в кресле. Мама с папой вновь не комментируют происходящее. Я прижимаю голову к груди парня и слушаю, как ровно бьется его сердце. Меня это успокаивает. Потому что в голове постоянно бьется «мусор», «мусор», «мусор».
– Солнышко, хочешь горячего чая? – откашлявшись, спрашивает мама. Я слышу по ее голосу, что она взволнована и нервничает.
– Здесь нужно что-то погорячее, чем просто чай, – бухтит папа. Он пытается шутить, но никто не улыбается.
Повисшее неловкое молчание вновь нарушает мама:
– Саша, ты не мог бы подняться к себе в комнату? Нам нужно поговорить с дочерью.
– Я хочу, чтобы он остался, – на удивление мой голос звучит ровно и спокойно.
– Доченька, – в отличие от меня, кажется, мама еле сдерживается. – Мы должны поговорить о том, что тебе сказала Карина в школе.
– Нам Иван Киркин звонил и все рассказал, – вставляет папа.
– Я все давно знаю, – я поворачиваюсь лицом к родителям и только сейчас замечаю, до чего они напряжены и взвинчены. – И Саша все знает. Просто для меня было неожиданностью, что и Карина об этом знает и рассказала всей школе.
Мама от удивления всплескивает руками и зажимает ими рот. Папа обнимает жену и прижимает ее к себе. Она утыкается ему лицом в рубашку и всхлипывает. Папа гладить ее по спине и берет инициативу в свои руки:
– Но откуда, малышка?
– Я нашла документы об опекунстве у вас в комнате, – спокойно отвечаю я. Наверное, со стороны это так странно – я сижу на руках у Гаранина, мама в объятиях папы и мы продолжаем этот тяжелый для всех разговор.
– И когда? – нахмурившись, спрашивает папа, успокаивающе поглаживая маму по спине.
– Не знаю, мне тогда лет тринадцать было.
– Так давно! – восклицает мама и выпрямляется, смотря на меня покрасневшими от слез глазами. – Но почему ты нам не сказала, что все знаешь?
Я делаю глубокий вдох, прежде чем начать говорить. Я должна убедить этих прекрасных людей, что им не из-за чего переживать. Устраиваюсь удобнее на коленях у Саши, чем вызываю его улыбку и хмурое выражение лица папы. Мама просто ждет от меня объяснений.
– Я была зла на вас,
