- Ой, - обрадовался Митя, - дедушка, а я вас давно ищу. Как хорошо, что я вас встретил.
Старичок снял мешок с плеча, поставил у ног, пригладил ладонью свою черную бороду и внимательно посмотрел на Митю. - Дедушка, вы меня не узнаете? - спросил Митя. - Нет, дружок, что-то не припомню... - Вспомните, а вам нарвал волшебных желтеньких цветочков с дерева, что
растет недалеко от оврага, у развилки дорог. - Да разве это ты был? удивился старичок, - я помню того мальчика, только
ничего похожего между вами нет. - Я, я это был, - заторопился Митя и рассказал старичку всю историю, которая
произошла с ним и его сестренкой после их памятной встречи в лесу. А... Видишь, как оно получилось! - покачал головой дед, - Ты, наверное,
завидовал своей сестре? Было? - Завидовал, дедушка, - опустил глаза Митя. - Знай, зависть очень плохое чувство, если от него не избавиться, оно может
натворить и не таких бед. - Дедушка, я больше никогда не буду завидовать! Сделайте так, чтобы моя
сестренка опять стала красивой, а я - таким же, как был, - попросил Митя. - Ну что ж, попробую я тебе помочь! Выкопай пару корешков того самого
растения, с которого ты собирал цветочки, только осторожно, не погуби его. Высуши корешки, разотри хорошенько, прокипяти несколько минут в воде, и получившийся отвар выпейте пополам с сестренкой. Однако результат будет зависеть не только от волшебного зелья, но и от того, насколько ты будешь искренен в своем желании помочь сестре в ущерб самому себе. Ты меня понял? - Понял, дедушка, спасибо.
Попрощавшись со старичком, Митя сразу же побежал к знакомому дереву, он осторожно сделал подкоп под лиловым стеблем растения и оторвал пару упругих корешков.
Целую неделю сушил он их на чердаке, а потом, растерев между двух камней, опять воспользовавшись отсутствием дома родных, сделал густой и темный отвар. На вкус отвар был такой горький, что Митя с трудом, морщась, выпил полстакана, а когда родные вернулись домой, то увел сестру за угол дома и, протягивая ей наполовину наполненный жидкостью стакан, сказал: Выпей, и ты опять станешь красивой, так сказал дедушка-травник, которого я
встретил в лесу. Я специально для тебя приготовил этот отвар, он волшебный, хотя очень горький, зато он поможет тебе.
Катя взяла стакан, понюхала отвар: - Обманываешь, наверное? - Выпей, выпей, вот посмотришь! - заверил Митя, сам он уже не сомневался,
что все будет хорошо.
Катя послушно выпила горькую, темную и терпко пахнущую жидкость, даже не поморщившись, ведь все-таки появлялась хоть маленькая надежда вернуть потеряное. Все знают, что лучше не иметь вовсе, чем иметь и потерять. Поэтому даже время не могло примирить Катю со своей безобразной внешностью.
Прошла неделя, вторая, и вдруг Катя стала хорошеть прямо на глазах. С каждым днем она становилась все красивее, и красивее. Вместе с матерью Митя радовался возвращению к сестре красоты и хорошего настроения. Он не мог наглядеться на Катю и совсем не жалел о том, что сам обречен опять стать некрасивым мальчиком. Никакой зависти не испытывал он теперь к красоте сестры: "Пусть, пусть я буду какой угодно, ведь и мать, и сестра все равно любят меня, - думал Митя, однако к зеркалу он старался не подходить, и когда проходил мимо, то отворачивался специально, чтобы не видеть своего мнимого безобразия, и удивлялся, что все соседи, замечая возвращающуюся к Кате красоту, не противопоставляют ей его некрасивость, как было раньше.
Наверное, прошло бы очень много времени, прежде чем Митя решился бы снова взглянуть на себя в зеркало, но тут к ним в гости приехала сестра их покойного отца, чтобы познакомиться со своими племянниками, которых она ни разу не видела, так как жила в далеком северном городе. Обнимая Катю и Митю, она восхищенно сказала Василине:
- Ну какие же красивые у тебя дети, и как они похожи друг на друга, вот уж настоящие двойнята. Ну, просто одно лицо! А брат писал мне, что они совсем не похожи...
Услышав эти слова, Митя стремглав бросился к зеркалу и увидел красивого голубоглазого мальчика, очень похожего на свою сестренку, который удивленно и обрадованно глядел на него из зеркальной глубины.
ЧАРА
Миша с мамой жил в небольшом прибалтийском городке, недалеко от моря, красивого и величавого, шум которого был слышен в его маленькой спаленке с утра до вечера и всю ночь. Правда, ночью Миша спал, но если ненадолго просыпался, то слышал, как морская волна, иногда ласково, иногда сердито накатывалась на берег, а потом откатывалась, затихая на короткое мгновенье, чтобы снова вернуться к берегу и переворошить все камешки, когда-то выброшенные из таинственных глубин моря на прилегающую кромку суши. И под эту ритмичную музыку Миша опять засыпал, чтобы проснуться утром, отдохнувшим от впечатлений и открытий дня, и чуть-чуть подросшим за ночь. Шум моря был его колыбельной песенкой. Укладывая его спать, мама говорила: "Слушай шум моря", - и уходила в кухню, где её ждали всякие хозяйственные дела. И Миша засыпал легко и спокойно, убаюканный ритмом прибоя.
Море Миша помнил с тех пор, как стал сознавать самого себя. Когда он был совсем маленьким, то они с бабушкой каждое утро ходили к морю, чтобы подышать целительным, наполненным свежестью морских далей, воздухом, полюбоваться игрой красок, возникающей на стыке луча и бегущей волны и покормить чаек тем хлебом, что оставался от обедов и ужинов. Миша очень любил эти утренние прогулки. Потом бабушка умерла, и мама стала оставлять Мишу дома одного, повторяя время от времени:
- Вот подойдет очередь, и ты будешь ходить в детский садик. Там тебе понравится, там много игрушек, а главное - ты будешь в коллективе: знаешь, сколько там таких же, как ты, маленьких мальчиков и девочек!
Но это "скоро" никак не наступало, и мама , которая сначала очень беспокоилась о Мише, оставляя его одного в пустой квартире, через какое-то время немного успокоилась, и приходя с работы, ласково расспрашивала, как он провел день, и все ли сделал, что она ему наказывала, а потом говорила: - Ну, ты у меня молодец, настоящий мужик. Ничего, обойдемся и без детского
сада. Вот годик ещё пройдет - в школу пойдешь, там интересно, не будешь так скучать, как дома. - А я не скучаю, - отвечал Миша, - смотри, сколько я нарисовал! Ты мне купишь
новый альбом?
- Конечно, куплю. Рисуй, сынок. Может быть, ты у меня художником будешь, - мама ласково трепала Мишу за волосы.
И Миша очень старался, что бы мама была им довольна. Он действительно с каждой неделей становился все самостоятельней, научился сам разогревать, сваренный мамой вечером, обед и даже мыл после себя грязные тарелки и кастрюльки.
Были у него и любимые игрушки. Лошадку ему купила ещё бабушка. На ней можно было славно качаться взад и вперед, а можно вообразить, что это боевой горячий конь, на котором Миша мчался навстречу врагам, и тогда маленькая комната сразу превращалась в огромное поле сражения, и Миша всегда выходил победителем из всех, придуманных им, боев. Был ещё у Миши плюшевый мишка, тезка, основательно потрепанный, ибо он часто выручал Мишу в самую опасную минуту сражения, принимая на себя и свистящие пули, и сабельные удары, словом - настоящий испытанный друг. Да мало ли какие игрушки были у Миши, на каждый день рождения мама дарила ему то пожарную машину, то заводной самолет.
Но больше всего Миша любил рисовать, карандаш и и альбом были самыми большими Мишиными друзьями. Каждый год мама покупала ему новую коробку карандашей и несколько альбомов, которые он изрисовывал очень быстро, и потом рисовал на любых листочках, какие ему попадались в руки, пока не появлялся новый альбом. Маме на день её рождения он дарил каждый год самый красивый свой рисунок. Над ним он трудился особенно старательно, часто не один день, и подписывал внизу крупными печатными буквами: "МАМЕ ОТ МИШИ", эти буквы он уже хорошо знал. Мама всегда была довольна его подарком. Целуя Мишу в висок, она говорила: "Ах, ты мой художник!" и ставила Мишину картину на буфет, где она стояла целый год, пока не заменялась новым Мишиным творением, сделанным уже более умелой рукой малыша.
И второй страстью маленького художника было море. Он мог часами, без устали, смотреть на его переливающуюся на солнце поверхность, или на перекаты волн, набегающие на берег. Воображение уносило его далеко-далеко, в удивительные чудесные страны, такие диковинные, что бледнели все царства и королевства волшебных сказок, которые читала ему мама по воскресеньям.
Каждое утро, проводив маму на работу, Миша шел к морю, в самый конец городского пляжа, где лежали, как ленивые тюлени, огромные валуны, и куда не часто забредали люди, приезжавшие в их курортный городок. Мама разрешала Мише ходить к морю, взяв с него слово не купаться. И так как Миша в общем-то рос послушным мальчиком, то она ему верила, и малыш никогда не нарушал данного слова. Жить рядом с морем и не общаться с ним невозможно, это мама Миши очень хорошо понимала. И утренние часы, когда, набив карманы хлебными корками, Миша шел к берегу кормить чаек, были для него самыми счастливыми. Суетливые крикливые чайки уже ждали его, кружась над выступающей из моря большой корягой, невесть в какие времена занесенною сюда разбушевавшимся морем, да так и засевшей за бурым горбатым валуном, похожим на медведя. Иногда они уже издалека летели к Мише, выражая криками свое ликование по поводу его появления. Миша разламывал корки на мелкие кусочки и подбрасывал крошево высоко вверх, а чайки на лету схватывали кусочки хлеба, быстро проглатывали, и делали все новые и новые виражи. Иногда они ссорились меж собой, ведь к каждой подброшенной вверх крохе, устремлялось сразу несколько чаек, а доставалась она только самой ловкой и проворной. Мише хотелось, хоть и не очень сытно, но накормить, как можно большее количество чаек, но чайки были так похожи друг на друга, что Миша не мог их отличить, и поэтому весь хлеб в основном доставался одним и тем же, самым отважным и рискованным чайкам, которые, пока другие раздумывали, стремительно бросались вниз и выхватывали пищу из-под носа, а вернее из-под клюва, у своих осторожных и медлительных родичей.
