Тогда он вскрикнул: «А!», и вжался в стену. То же самое сделала и Уля…
Так они и стояли рядом, из всех сил вжимались в стену, и дрожали. А потом почувствовали, что рядом с ними пронеслось нечто, и прикоснулось к ним. Прикосновение было лёгким, но всё же они ощутили силу, которая, при желании, легко могла бы их раздавить.
А вслед за этим появилось тусклое, сероватое свечение. Первое, что увидел Юра, был восково-бледный Улин лик.
Девочка прошептала:
— Мы и после этого будем подниматься?
— А что нам ещё остаётся? Идти обратно, в залу? Ты думаешь, там чем-то лучше? По крайней мере, мне показалось, что ЭТО пронеслось вниз.
— Ладно, будь, по-твоему, пошли вверх.
Оказалось, что до звонницы оставалось уже совсем немного. Через прямоугольный люк выбрались они на весьма широкую площадку. Несмотря на то, что с каждой стороны имелись большие проёмы, всё равно в звоннице было крайне сумрачно, и тому было две причины. Во-первых, уже вечерело, а во-вторых, звонницу оплетали ветви дубов-великанов.
— Ну вот, — печально вздохнул Юра, — Надеялся, что отсюда хоть окрестности удастся осмотреть, и, быть может, даже наш город увидеть, но из-за этих дубовых ветвей ничего не видно.
Тут мальчик подошёл к ограждению, и внимательно начал всматриваться в узкие проёмы между дубовыми ветвями. И вот ему удалось увидеть часть того состоящего из одеревеневших чудищ леса, который окружал колокольню. И как только он увидел эти жуткие деревья, как донёсся до него их яростный скрип. Острая боль пронзила его голову.
— А-А-А!! — закричал он.
— Что с тобой? — испуганно воскликнула Уля.
Но Юра никак не отреагировал на её голос. Он только сильнее застонал, и перегнулся через ограждение — весь вытянулся в сторону жуткого леса.
Тут и Уля услышала скрип чудовищных деревьев. Причём она различила в этом скрипе некий завораживающий ритм.
— Нет, Юра! Не поддавайся! Слышишь?! — крикнула она, и, подбежав к своему другу, попыталась оттащить его от огражденья.
Мальчик яростно шипел и отбивался. Наконец Уле удалось оттащить его. Подобно разъярённому, раненому тигру взревел Юра и оттолкнул свою подругу с такой силой, что она повалилась на каменный пол.
И вновь Юрины глаза выпучились, и были черны, как ночь на дне болота. Он надвигался на девочку и ревел нечто кровожадное.
И тут ударил колокол.
* * *
А они ведь они и вовсе забыли про колокол, который, между прочим, всё это время висел над их головами. Для лесной колокольни этот колокол был не просто большим, а огромным. Наверное, он подошёл бы больше к колокольне Ивана Великого в Москве.
И вот теперь раздался удар. Звук был такой силы, что у ребят просто заложило в ушах. Юра заорал страшно, но его совсем не было слышно. Сразу же вслед за первым ударом последовали и второй и третий и четвёртый удары…
Юра, продолжая орать, схватил Улю за руку, и помчался вместе с ней по лестнице. И остановились они только в нижней зале. Там Юра, выпустил Улю, покачнулся, и повалился лицом на пол.
Девочка сделала один робкий шаг к нему, и спросила тихо:
— Юра, ведь это ты, да?.. Отзовись, пожалуйста…
Но мальчик продолжал лежать, и не шевелился. Быть может, он и отвечал что-то, но Уля его не слышала, потому что в её ушах по-прежнему звенело.
Она остановилась в шаге от неё, и всё никак не могла заставить себя сделать этот последний шаг, и перевернуть его на спину. Уля была уверена, что, сделай она так, и вновь увидит этот жуткий лик с выпученными чёрными глазищами. Но и оставить своего друга Уля не могла, поэтому она и топталась на месте, приговаривая:
— Юра, Юрочка, ну, пожалуйста, отзовись…
И тут она увидела, что из-под его вывернутого к полу лица медленно вытекает узкая струйка крови.
— Юра! — громко воскликнула девочка, бросилась, было к нему, но он её опередил.
Его рука быстро вытянулась и схватила Улю за ступню. Девочка отдёрнулась, повалилась на пол, зато Юра поднялся. Он глядел на неё выпученными, но отнюдь не чёрными, а просто испуганными глазами.
— Юра, это ты? — спросила Уля.
— Да, как видишь, — ответил он.
— У тебя же кровь! Ты ранен!
— А-а, ерунда, просто, когда падал, нос разбил, — и он вытер нос, из которого сочилась кровь.
Несколько минут они просто сидели на полу, друг напротив друга, и слушали. Колокол больше не подавал голоса, и, хотя в их ушах ещё звенело, слух постепенно к ним возвращался.
Но вот Юра поинтересовался:
— Сколько сейчас времени, интересно?
Уля взглянула на часы, и выдохнула испуганно:
— Без пяти полночь.
— Ничего себе, — присвистнул Юра. — Нас уже в городе обыскались.
— Мои родители уже наверняка в милицию обратились, — вздохнула девочка.
— А мои не обратились, но через пару часов наверняка обратятся. А мать сейчас не спит, плачет; да и отцу и старшему брату тяжело…
— Но, по крайней мере, до утра мы пробудем здесь, — вымолвила Уля. — Здесь всё-таки лучше, чем в лесу.
— Да, — согласился Юра. — А с утречка мы ещё повнимательнее здесь всё исследуем. Ведь надо же отыскать ответ…
Тут Уля вздрогнула, и прошептала:
— Юра, на меня кто-то смотрит.
— Что? Ты уверена?
— Юра, он или оно за моей спиной, — видно было, как сжалась и побледнела девочка. — Оно здесь, в этой зале… Юра, мне даже оглянуться страшно. Кажется, что стоит мне только голову повернуть, и Оно сразу же наброситься на меня. Ты скажи, пожалуйста, что там за моей спиной.
Тут и Юра почувствовал, что они не одни в зале. Каким-то неизъяснимым, внутренним чувством, он ощущал этот взгляд, и это был не человеческий взгляд. Он не мог скрыть своего страха, он дрожал, но всё же он переборол себя, и посмотрел за Улино плечо.
А там, шагах в десяти, должен был находиться проход в звонницу, однако прохода не было видно, а на его месте нависало нечто угольно-чёрное и колышущееся, словно бы дышащее.
Уля пристально следила за Юриным лицом, и, вот прочла на нём ужас. Тогда девочка ещё больше сжалась и напряглась. Она пролепетала:
— Значит, там действительно что-то есть. Ой, что же делать? — она вся дрожала. — Юра, придумай же, как нам спастись… Юра… пожалуйста…
А Юра продолжал смотреть округлившимися глазами в черноту. Он только слабо мотал головой, и ничего не говорил, так как действительно не знал, как с неведомым бороться.
А девочка смотрела на него, дрожала и предполагала самое худшее. И вот ей показалось, что глаза Юры вновь начали наполняться чернотой. Ей даже показалось, что он вновь начинает шипеть.
И тогда она стремительно вскочила на ноги, и, не помня себя, бросилась к выходу из колокольни. Она бежала и кричала, безумное, и бесконечное: «А-А!!».
— Стой, куда же ты?! — закричал ей вслед Юра, и сам бросился за ней.
— Нет! Оставь меня! Не прикасайся! А-А-А!! — вопила Уля, которая уверилась, что, и её друг теперь превратился в чудовище.
Так она добежала до двери, потянула её, и дверь с тяжёлым гулом раскрылась.
Поток холодного, наполненного дождевыми каплями воздуха, рванулся к ней навстречу, едва не повалил на пол, и только из-за этого Уля замешкалась.
А Юра подбежал сзади, схватил её за руку, и потащил назад. Свободной рукой Уля держалась за вделанное в дверь кольцо.
— Нет! Оставь меня! Не-ет! — девочка рыдала, отбивалась, но Юра проявил настойчивость, он кричал:
— Куда ты, а?! Ведь сама же говорила, что нельзя сейчас в этот лес!
— Оставь меня!
— Почему?! Ведь это же я, Юра! Ну же, посмотри на меня!
Девочка оглянулась, и сквозь слёзы увидела, что у Юры прежние, человеческие глаза. Она немного успокоилась, выпустила дверное кольцо, и тут почувствовала, как нечто жёсткое, холодное и колючее обвивается вокруг её руки.
Это была ветвь кустарника, которая, впрочем, вполне могла сойти и за щупальце. Эта ветвь просунулась в дверной проём, и была лишь передовым арьергардом огромной армии колючих ветвей, корней, стволов и прочих оживших древесных отростков, которые подступали к колокольне.
И тогда Юра воскликнул:
— Ведь сейчас полночь! И именно во время с полуночи и до часа ночи всякая нечисть получает особую силу…
Всё это время он пытался вызволить Улину руку, но ничего у него не получалась. Силищи в этой ветви было куда больше, чем даже у взрослого человека, не говоря уж о мальчике, каковым являлся Юра.
А новые, жадно извивающиеся ветви были уже совсем близко. Они должны были оплести не только Улю, но и Юру, утащить их в ночь, разорвать в клочья, поглотить. Но мальчик не собирался выпускать свою подругу, он приготовился бороться до конца.
И вот тогда дверь начала закрываться. Она закрывалась сама, без всякого участия ребят. Вот защемила ветвь. Раздался треск. Ветвь ещё сильнее сжала Улину руку, девочка вскрикнула, из многочисленных ранок засочилась кровь. А дверь продолжала закрываться, и вот ветвь оказалась переломленной, тогда она выпустила руку девочки, и, словно отрубленное щупальце, начала судорожно биться, выгибаться по полу.
