И вот тогда дверь начала закрываться. Она закрывалась сама, без всякого участия ребят. Вот защемила ветвь. Раздался треск. Ветвь ещё сильнее сжала Улину руку, девочка вскрикнула, из многочисленных ранок засочилась кровь. А дверь продолжала закрываться, и вот ветвь оказалась переломленной, тогда она выпустила руку девочки, и, словно отрубленное щупальце, начала судорожно биться, выгибаться по полу.
Дверь полностью закрылись, и тут же с наружной стороны обрушились на неё удары. Дверь дрожала, также и стены тряслись.
— Как думаешь, выдержит колокольня? — шёпотом спросила Уля.
— Надеюсь на это, — пролепетал Юра. — Выдерживала же раньше. Ведь это не первая атака. Вспомни, сколько ран на стенах…
И тут особо сильный удар обрушился на дверь. Казалось, что это ударил многотонный железный таран. Дверь отчаянно загудела, но выдержала. Со стен облачками взвилась пыль.
— Уж очень вся эта нечисть жаждет до нас добраться, — вымолвила Уля.
Её слова были подтверждены очередным сокрушительным ударом, но опять-таки дверь выдержала.
И тут сверху раздался ещё один удар. Опять звонил колокол. В ответ на этот удар из-за стен колокольни донеслись нечленораздельные, но наполненные злобой и смятеньем вопли нежити.
— ОНИ боится ударов колокола, — догадался Юра.
— Да. И в последний раз Призрак был изгнан из тебя именно колокольным ударом, — согласилась Уля.
Раздался ещё один колокола, и вновь взвыла испуганно и злобно нечисть. Но дверь и стены продолжали сотрясаться — нечисть рвалась в колокольню.
— Ой, смотри, — вздохнула Уля, и указала дрожащей рукой на ветвь, которая, уподобившись многометровому питону, вползала через трещину в стене.
Ребята как заворожённые смотрели на эту ветвь и продолжали пятиться. И они не заметили, что в полу открылся проход. Вот они сделали очередной шаг назад, но под их ногами не нашлось опоры, и они полетели вниз.
Ребята прокатились, отшибая бока, по высоким каменным ступеням, и, наконец, ударившись об пол, остановились.
— Скорее, наверх! — крикнул Юра, но тут загудела и закрылась, преградив выход, каменная плита.
— Ну, вот. Теперь мы оказались запертыми в гробнице… — вымолвила Уля.
Против ожиданий, они не окунулись в беспросветную темень. В воздухе были рассеяны мельчайшие частицы золотистого света. От этих частиц и проистекало слабое, но всё же достаточное для того, чтобы высветить массивные каменные надгробия свечение.
Вот Юра вздохнул, и собственное дыханье показалось ему таким громким, словно раскат грома. Он даже вздрогнул от неожиданности.
— Вот что называется мёртвой тишиной, — шепнула Уля, и её шёпот тоже показался чрезмерно, и непростительно даже громким.
Целую минуту они стояли, не шевелились, и почти даже не дышали. Но потом сверху донёсся едва различимый, но всё же очень тяжёлый удар.
— ОНО ворвалось в колокольню, — вздохнул Юра.
— Хорошо, что мы всё-таки свалились сюда, — молвила Уля.
— Да — это хорошо, — сразу согласился мальчик. — Думаю, что здесь мы всё-таки найдём ответ на тайну, которую так меня мучит.
— Да, — мрачно проговорила Уля, а про себя добавили: «Или смерть свою здесь найдём».
И они медленно пошли среди надгробий. Они боялись, что их шаги прозвучат в окружающем безмолвии недозволительно громко, но эти-то страхи были напрасны: на полу возлежал такой толстый слой пыли, что их ноги погружались в него, словно в перину, и почти не соприкасались с полом. Так что и шагов не было слышно.
А когда они обогнули очередную, особенно высокую гробницу, то увидели некую фигуру, которая восседала, обернувшись к ним спиной. Волосы неизвестного были совсем седыми, но в тоже время, изливались синевой.
Уля шепнула на ухо Юре:
— Как думаешь, это человек?
А Юра тоже шёпотом ответил:
— Быть может, он и был когда-то человеком, но теперь он точно призрак.
— Интересно, он про нас знает? — пролепетала Уля.
— Знаю, — ответил призрак и стремительно обернулся к ним.
Юра вскрикнул и схватил Улю за локоть. Девочка тоже закричала, и схватила своего друга за шею так, словно собиралась его задушить.
* * *
Лицо у призрака было огромное, раза в два превосходящее человеческое. Но всё же лицо было именно человеческим. И особенно выделялись печальные и огромные глаза. Ребятам казались, что эти глаза не вне, а внутри них — этим глазам была ведома каждая их мысль.
— Ты хочешь узнать, что тебя сюда привело? — спросил у Юры призрак.
Мальчик безмолвно кивнул.
— Ты пришёл, чтобы уничтожить меня, и разрушить колокольню.
— Ой, да что вы, что вы, у меня и в мыслях такого не было! — испуганно забормотал Юра. — Вот хоть у Ули спросите: я никогда такого не говорил.
— Никогда он такого не говорил, — подтвердила девочка.
— Что же, может, у тебя и в мыслях такого не было, однако тот призрак, который в тебя поселился только этого и хотел.
— Ну, вот — видите, призрак, а не я. Так что вы этого призрака изгоните, а меня не трогайте, потому что я вам ничего дурного не желаю.
И печальноокий призрак едва заметно улыбнулся и вымолвил:
— Ты, Юра, обратился к тому единственному, кто может тебе в этом помочь. И причём, только в этом месте — в моей гробнице. А теперь застынь, не двигайся.
Юра замер. Тогда беловолосый призрак начал напевать заклятье на древнем, забытом людьми языке. Тут мальчик затрясся, глаза его закатились, он повалился на пол.
Уля бросилась было к нему, но в тут её голове раздался повелительный голос: «Не вмешивайся!», и она не осмелилась его ослушаться.
А седовласый призрак читал своё заклятье всё громче, и каждое его слово уже уподоблялась раскатам колокола. Юра катался по полу, выгибался, трясся с огромной, невозможной для человека скоростью. А потом он выгнулся с такой силой, что затрещали его кости, и закричал.
Но это был вовсе не Юрин, а какой-то грубый, надрывный крик. Крик этот перешёл в рёв, от которого у Ули заложило в ушах. Девочка зарыдала, но всё же продолжала смотреть на своего друга.
И вдруг из тела Юры вздыбилось нечто чёрное. Это чёрное завизжало, и бросилось на беловолосого призрака, но тот прошептал некое слово и тёмная тварь сгинула без следа.
И стало очень тихо. Уля отчётливо слышала, как колотится её сердце. А потом она бросилась к Юре, и никто её не остановил.
Она звала его по имени, она трясла его за плечи, а он не отзывался. Но когда её горячая слеза упала на его лоб, он вздохнул, приоткрыл глаза и пробормотал:
— Где я?
— Неужели ты ничего не помнишь? — вздохнула девочка. — Мы в гробнице.
— А-а, помню, — поморщился он. — Но неужели это был не сон?
— Нет, не сон, — вымолвил седовласый призрак. — Но злой дух окончательно из тебя изгнан.
Тогда Юра поднялся с пола, и вымолвил:
— А теперь расскажите: кто вы, и что вам от меня нужно.
И вот что они услышали:
* * *
«Не спрашивайте, когда это было, ибо это не важно, а главное, что по человеческим меркам, это было очень давно. И, честно говоря, я уж и сам сбился со счёта — столько лет минуло.
Меня звали Никитой Афанасьевичем, и был я, по мнению людей, искуснейшим архитектором. Возводил и церкви, и колокольни, и хоромы для родовитых бояр и даже для князей. В творениях своих пытался я соединить гармонию природы и духа человеческого, и, кажется, мне это удавалось. Во всяком случае, внутри моих строений люди просветление находили: лечились и телом и духом. Да и внешний вид того, что я возводил, глаз радовал.
И жил в моём времени ещё один архитектор, именем Архип Страшеглав. Был он помимо прочего ещё и чернокнижником, и давно уже продал свою душу дьяволу. И, также как я искал своё вдохновенье во всём простом и возвышенном, как звёздное небо иль заря, так он питался всем извращённым, злым, противоестественным. И, представьте себе, дети, у него было поклонников не меньше, чем у меня. И причиной этому то, что в душе человеческой найдётся место, как и для рая, так и для ада. А тем, кому ад ближе, избирали себе Архипа Страшеглава.
Конечно, до строительства церквей его не допускали, но многие богатеи заказывали ему дома, и он возводил их: одновременно и жуткие, и манящие. Живущие в такие домах, год от года богатели, но безудержно придавались многим порокам, отравляли души свои. Год от года богател и Страшеглав, год от года тёмному своему искусству обучался.
Я тоже не ленился: и задумал возвести колокольню, один вид которой изгонял бы из людей все нечистые помыслы, и возносил их души к самым небесам.
А Страшеглав взялся за возведение огромного дворца, в котором намеривался сам поселиться. Этот дворец он задумал как отражение ада на земле. По его замыслу, каждый увидевший это бесконечно отдалённое от естества строение, должен был отдалиться как от людей, так и от небес, и перейти в услужение тьмы.
