— Ты чего в дверь барабанишь? Не видишь, что ли? — и показывает на двери кнопку.
— Что это? — спрашиваю.
— Кнопка.
— Какая?
— Электрическая. У нас теперь электрический звонок есть, так что можешь звонить.
— Где ты взял?
— Сам сделал.
— Из чего?
— Из телефона.
— Как — из телефона?
— Очень просто. Звонок из телефона выдрал, кнопку — тоже. И батарею из телефона вынул. Была игрушка — стала вещь!
— Какое же ты имел право телефон разбирать? — говорю я.
— Какое право! Я свой телефон разобрал. Твоего ведь не трогал.
— Так телефон-то наш общий! Если бы я знал, что ты станешь ломать, то и не стал бы с тобой покупать! Зачем мне телефон, если разговаривать не с кем!
— А зачем нам разговаривать? Небось недалеко живем, можно и так прийти поговорить.
— Я с тобой и разговаривать после этого не хочу!
Рассердился я на него и три дня с ним не разговаривал. От скуки и я свой телефон разобрал и сделал из него электрический звонок. Только не так, как у Мишки. Я всё аккуратно устроил. Батарею поставил возле двери на полочке, от неё по стене провода протянул к электрическому звонку и кнопке. А кнопку к двери хорошенько винтиками привинтил, чтобы она не болталась на одном гвозде, как у Мишки. Даже папа и мама похвалили меня за то, что я устроил такую полезную вещь в доме.
Я пошёл к Мишке, чтобы рассказать ему, что у меня теперь тоже электрический звонок есть.
Подхожу к двери, звоню… Нажимал кнопку, нажимал — никто не отворяет. «Может быть, звонок испортился?» — думаю. Стал в дверь стучать. Мишка открыл. Я спрашиваю:
— Что же звонок, не действует?
— Не действует.
— Почему?
— Да я батарею разобрал.
— Зачем?
— Ну, я хотел посмотреть, из чего батарея сделана.
— Как же, — говорю, — ты теперь будешь — без телефона и без звонка?
— Ничего, — вздохнул он, — как-нибудь буду!
Пошёл я домой, а сам думаю: «Почему Мишка такой нескладный? Зачем он всё ломает?!» Мне даже жалко стало его.
Вечером я лёг спать и долго не мог заснуть, всё вспоминал: как у нас был телефон и как из него получился электрический звонок. Потом я стал думать об электричестве, как оно получается в батарее и из чего. Все давно уже спали, а я всё думал про это и никак не мог заснуть. Тогда я встал, зажег лампу, снял с полки батарею и разломал её. В батарее оказалась какая-то жидкость, в которой мокла чёрная палка, завернутая в тряпочку. Я понял, что электричество получалось из этой жидкости. Потом лёг в постель и быстро заснул.
Сколько хлопот у нас с Мишкой было перед Новым годом! Мы уже давно готовились к празднику: клеили бумажные цепи на ёлку, вырезали флажки, делали разные ёлочные украшения. Всё было бы хорошо, но тут Мишка достал где-то книгу «Занимательная химия» и вычитал в ней, как самому сделать бенгальские огни.
С этого и началась кутерьма! По целым дням он толок в ступе серу и сахар, делал алюминиевые опилки и поджигал смесь на пробу. По всему дому шёл дым и воняло удушливыми газами. Соседи сердились, и никаких бенгальских огней не получалось.
Но Мишка не унывал. Он позвал к себе на ёлку даже многих ребят из нашего класса и хвастал, что у него будут бенгальские огни.
— Они знаете какие! — говорил он. — Они сверкают, как серебро, и рассыпаются во все стороны огненными брызгами.
Я говорю Мишке:
— Что же ты наделал? Позвал ребят, а никаких бенгальских огней не будет.
— Почему не будет? Будет! Ещё времени много. Всё успею сделать.
Накануне Нового года он приходит ко мне и говорит:
— Слушай, пора нам за ёлками ехать, а то останемся на праздник без ёлок.
— Сегодня уже поздно, — ответил я. — Завтра поедем.
— Так ведь завтра уже украшать ёлку надо.
— Ничего, — говорю я. — Украшать надо вечером, а мы поедем днём, сейчас же после школы.
Мы с Мишкой уже давно решили поехать за ёлками в Горелкино, где мы жили у тёти Наташи на даче. Тёти Наташин муж работал лесничим и ещё летом сказал, чтобы мы приезжали к нему в лес за ёлками. Я даже заранее упросил маму, чтоб она разрешила мне в лес поехать.
На другой день я прихожу к Мишке после обеда, а он сидит и толчёт бенгальские огни в ступе.
— Что ж ты, — говорю, — не мог раньше сделать? Ехать пора, а ты возишься!
— Да я делал и раньше, только, наверно, мало серы клал. Они шипят, дымят, а гореть не горят.
— Ну и брось, всё равно ничего не выйдет.
— Нет, теперь, наверно, выйдет. Надо только побольше серы класть. Дай-ка мне алюминиевую кастрюлю, вон на подоконнике.
— Где же кастрюля? Тут только сковородка, — говорю я,
— Сковородка?.. Эх, ты! Да это и есть бывшая кастрюля. Давай её сюда.
Я передал ему сковородку, и он принялся скоблить её по краям напильником.
— Это у тебя, значит, кастрюля в сковородку превратилась? — спрашиваю я.
— Ну да, — говорит Мишка. — Я её пилил напильником, пилил, вот она и сделалась сковородкой. Ну ничего, сковородка тоже нужна в хозяйстве.
— Что же тебе мама сказала?
— Ничего не сказала. Она ещё не видела.
— А когда увидит?
— Ну что ж… Увидит так увидит. Я, когда вырасту, новую кастрюлю ей куплю.
— Это долго ждать, пока ты вырастешь!
— Ничего.
Мишка наскоблил опилок, высыпал порошок из ступки, налил клею, размешал всё это, так что у него получилось тесто вроде замазки. Из этой замазки он наделал длинных колбасок, навертел их на железные проволочки и разложил на фанерке сушиться.
— Ну вот, — говорит, — высохнут — и будут готовы, только надо от Дружка спрятать.
— Зачем от него прятать?
— Слопает.
— Как — слопает? Разве собаки бенгальские огни едят?
— Не знаю. Другие, может быть, и не едят, а Дружок ест. Один раз я оставил их сохнуть, вхожу — а он их грызет. Наверно, думал, что это конфеты.
— Ну, спрячь их в печь. Там тепло, и Дружок не достанет.
— В печку тоже нельзя. Один раз я их спрятал в печь, а мама пришла и затопила — они и сгорели. Я их лучше на шкаф положу.
Мишка взобрался на стул и положил фанерку на шкаф.
— Ты ведь знаешь, какой Дружок, — говорит Мишка. — Он всегда мои вещи хватает! Помнишь, он затащил мой левый ботинок, так что мы его нигде найти не могли. Пришлось мне тогда три дня ходить в валенках, пока другие ботинки не купили. На дворе теплынь, а я хожу в валенках, как будто обмороженный! А потом уже, когда купили другие ботинки, мы этот ботинок, который один остался, выбросили, потому что кому он нужен — один ботинок! А когда его выбросили, отыскался тот ботинок, который потерялся. Оказалось — его Дружок затащил на кухню под печь. Ну, мы и этот ботинок выбросили, потому что если б первый не выбросили, то и второй бы не выбросили, а раз первый выбросили, то и второй выбросили. Так оба и выбросили.
Я говорю:
— Довольно тебе болтать! Одевайся скорее, ехать надо.
Мишка оделся, мы взяли топор и помчались на вокзал. А тут поезд как раз ушёл, так что пришлось нам дожидаться другого. Ну ничего, дождались, поехали. Ехали, ехали, наконец приехали. Слезли в Горелкине и пошли прямо к лесничему. Он дал нам квитанцию на две ёлки, показал делянку, где разрешалось рубить, и мы пошли в лес. Ёлок кругом много, только Мишке они все не нравились.
— Я такой человек, — хвалился он, — уж если поехал в лес, то срублю самую лучшую ёлку, а то и ездить не стоит.
Забрались мы в самую чащу.
— Надо рубить поскорей, — говорю я. — Скоро и темнеть начнёт.
— Что ж рубить, когда нечего рубить!
— Да вот, — говорю, — хорошая ёлка.
Мишка осмотрел ёлку как следует со всех сторон и говорит:
— Она, конечно, хорошая, только не совсем. По правде сказать, совсем нехорошая: куцая.
— Как это — куцая?
— Верхушка у неё короткая. Мне такой ёлки и даром не надо!
Нашли мы другую ёлку.
— А эта хромая, — говорит Мишка.
— Как — хромая?
— Так, хромая. Видишь, у неё нога внизу закривляется.
— Какая нога?
— Ну, ствол.
— Ствол! Так бы и говорил!
Нашли мы ещё одну ёлку.
— Лысая, — говорит Мишка.
— Сам ты лысый! Как это ёлка может быть лысая?
— Конечно, лысая! Видишь, какая она реденькая, вся просвечивает. Один ствол виден. Просто не ёлка, а палка!
И так всё время: то лысая, то хромая, то ещё какая-нибудь!
— Ну, — говорю, — тебя слушать — до ночи ёлки не срубишь!
Нашёл себе подходящую ёлочку, срубил и отдал топор Мишке:
— Руби поскорей, нам домой ехать пора.
А он словно весь лес взялся обыскать. Уж я и просил его и бранил — ничего не помогало. Наконец он нашёл ёлку по своему вкусу, срубил, и мы пошли обратно на станцию. Шли, шли, а лес всё не кончается.
