- Чего ты хочешь здесь, женщина, забывшая надеть не только чадру!
- Я хочу видеть славного и могущественного султана Гарун-аль-Рашида, падишаха и халифа, нашего великого повелителя. Аллах один да будет повелителем на земле.
- Да будет во всем воля аллаха. Как твое имя? Бесстыдство?
- Мое имя: Истина. Я не сержусь на тебя, воин. Истину часто принимают за бесстыдство, так же, как ложь за стыд. Иди и доложи обо мне.
Во дворце халифа все пришли в волнение, узнав, что пришла Истина.
- Ее приход часто означает уход для многих! - задумчиво сказал великий визирь Джиаффар.
И все визири почувствовали опасность.
- Но она женщина! - сказал Джиаффар. - У нас принято, что всяким делом занимается тот, кто в нем ничего не понимает. И потому женщинами ведают евнухи.
Он обратился к великому евнуху. Хранителю покоя, чести и счастья падишаха. И сказал ему:
- Величайший из евнухов! Там пришла женщина, полагающаяся на свою красоту. Удали ее. Помня, однако, что все это происходит во дворце. Удали ее по-придворному. Так, чтоб все было красиво и пристойно.
Великий евнух вышел на крыльцо и мертвыми глазами взглянул на обнаженную женщину.
- Ты хочешь видеть халифа? Но халиф не должен видеть тебя в таком виде.
- Почему?
- В таком виде приходят на этот свет. В таком виде уходят с него. Но ходить в таком виде на этом едете нельзя.
- Истина только тогда и хороша, когда она голая истина.
- Твои слова звучат правильно, как закон. Но падишах выше закона. И падишах не увидит тебя такой!
- Такою создал меня аллах. Берегись, евнух, осуждать или порицать. Осуждение было бы безумием, порицание - дерзостью.
- Я не смею осуждать или порицать того, что создал аллах. Но аллах создал картофель сырым. Однако, прежде чем есть картофель, его варят. Аллах создал мясо барашка полным крови. Но чтобы есть мясо барашка, его сначала жарят. Аллах создал рис твердым, как кость. И чтобы есть рис, люди варят его и посыпают шафраном. Что сказали бы о человеке, который стал бы есть сырой картофель, сырое баранье мясо и грызть сырой рис, говоря: "Такими создал их аллах!" Так и женщина. Для того, чтобы быть раздетой, она должна быть сначала одета.
- Картофель, баранина, рис! - с негодованием воскликнула Истина. - А яблоки, а груши, душистые дыни? Их тоже варят, евнух, прежде, чем есть?
Евнух улыбнулся так, как улыбаются евнухи и жабы.
- У дыни срезают корку. С яблок и груш снимают кожу. Если ты хочешь, чтоб мы поступили также с тобою...
Истина поспешила уйти.
- С кем ты говорил сегодня утром, у входа во дворец и, кажется, говорил сурово? - спросил Гарун-аль-Рашид у хранителя его покоя, чести и счастья. - И почему во дворце было такое смятение?
- Какая-то женщина, бесстыдная до того, что желает ходить так, как ее создал аллах, хотела тебя видеть! - ответил великий евнух.
- Боль родит страх, а страх родит стыд! - сказал халиф. - Если эта женщина бесстыдна, поступите с ней по закону!
- Мы исполняем твою волю, прежде чем она произнесена! - сказал великий визирь Джиаффар, целуя землю у ног повелителя. - С женщиной так и поступлено!
И султан, с благосклонностью глядя на него, сказал:
- Аллах акбар!
Аллах акбар! Создав женщину, ты создал упрямство. Истине пришло в голову попасть во дворец. Во дворец самого Гарун-аль-Рашида.
Истина надела власяницу, подпоясалась веревкой, взяла в руку посох и снова пришла ко дворцу.
- Я - Обличение! - сурово сказал она стражу. - Именем аллаха я требую, чтобы меня допустили к халифу.
И страж в ужасе - стражи всегда приходят в ужас, когда ко дворцу халифа приближается посторонний, - страж в ужасе побежал к великому визирю.
- Опять та женщина! - сказал он. - Она прикрыта власяницей и называет себя Обличением. Но по глазам я увидел, что она - Истина. Визири пришли в волнение.
- Какое неуважение к султану - идти против нашей воли!
И Джиаффар сказал:
- Обличение? Это уж касается великого муфтия.
Призвал великого муфтия и поклонился ему:
- Да спасет нас твоя праведность! Поступи благочестиво и по-придворному.
Великий муфтий вышел к женщине, поклонился ей до земли и сказал:
- Ты - Обличение? Да будет благословен твой каждый шаг на земле. Когда муэдзин с минарета пропоет славу аллаху и правоверные соберутся в мечеть для молитвы, - приходи. Украшенное резьбою и перламутром кресло шейха я с поклоном уступлю тебе. Обличай правоверных! Твое место в мечети.
- Я хочу видеть халифа!
- Дитя мое! Государство - это могучее дерево, корни которого глубоко ушли в землю. Народ - это листья, которые покрывают дерево, и падишах - это цветок, который цветет на этом дереве. И корни, и дерево, и листья, - все для того, чтобы пышно цвел этот цветок. И благоухал, и украшал дерево. Так создал аллах! Так хочет аллах! Твои слова, слова Обличения, - поистине живая вода. Да будет благословенна каждая росинка этой воды! Но где ж ты слышала, дитя, чтобы поливали самый цветок? Поливают корни. Поливай корни, чтоб пышней цвел цветок. Поливай корни, мое дитя. Иди отсюда с миром, твое место в мечети. Среди простых правоверных. Там обличай!
И со слезами злости на глазах ушла Истина от ласкового и мягкого муфтия.
А Гарун-аль-Рашид спросил в тот день:
- Сегодня утром, у входа в мой дворец ты говорил с кем-то, великий муфтий, и говорил кротко и ласково, как всегда, - а во дворце почему-то была в это время тревога? Почему?
Муфтий поцеловал землю у ног падишаха и ответил:
- Все беспокоились, а я говорил кротко и ласково, потому что это была безумная. Она пришла во власянице и хотела, чтобы ты тоже ходил во власянице. Смешно даже подумать! Стоит ли быть властителем Багдада и Дамаска, Бейрута и Бельбека, чтобы ходить во власянице! Это значило бы быть неблагодарным аллаху за его дары. Такие мысли могут приходить только безумным.
- Ты прав, - сказал халиф, - если эта женщина безумна - к ней надо отнестись с жалостью, но сделать так, чтобы она не могла никому повредить.
- Твои слова, падишах, служат похвалою для нас, твоих слуг. Так нами и поступлено с женщиной! - сказал Джиаффар.
И Гарун-аль-Рашид с благодарностью взглянул на небо, пославшее ему таких слуг:
- Аллах акбар!
Аллах акбар! Создав женщину, ты создал хитрость. Истине пришло в голову попасть во дворец. Во дворец самого Гарун-аль-Рашида.
Истина приказала достать себе пестрых шалей из Индии, прозрачного шелка из Бруссы, золотом затканных материй из Смирны.
Со дна моря она достала себе желтых янтарей. Убрала себя перьями птичек, таких маленьких, что они похожи на золотых мух и боятся пауков.
Убрала себя бриллиантами, похожими на крупные слезы, рубинами, как капли крови, розовым жемчугом, который кажется на теле следом от поцелуев, сапфирами, подобными кусочкам неба.
И, рассказывая чудеса про все эти чудесные вещи, веселая, радостная, с горящими глазами, окруженная несметной толпой, слушавшей ее с жадностью, восторгом, с замиранием сердца, - подошла ко дворцу.
- Я Сказка. Я - Сказка, пестрая, как персидский ковер, как весенние луга, как индийская шаль. Слушайте, слушайте, как звенят мои запястья и браслеты на руках, на ногах. Они звенят так же, как звенят золотые колокольчики на фарфоровых башнях богдыхана китайского. Я расскажу вам о нем. Смотрите на эти бриллианты, они похожи на слезы, которые проливала прекрасная принцесса, когда милый уезжал на край света за славой и подарками для нее. Я расскажу вам о прекраснейшей в мире принцессе. Я расскажу вам о любовнике, который оставлял на груди своей милой такие же следы от поцелуев, как эта розовая жемчужина. А ее глаза в это время становились от страсти матовыми, большими и черными, как ночь или этот черный жемчуг. Я расскажу об их ласках. Об их ласках в ту ночь, когда небо было синим-синим, как этот сапфир, а звезды блистали, как это алмазное кружево. Я хочу видеть падишаха, пусть аллах пошлет ему столько десятков лет жизни, сколько букв в его имени, и удвоит их число и снова удвоит, потому что нет конца и предела щедрости аллаха. Я хочу видеть падишаха, чтобы рассказать ему про леса из пальм, завитые лианами, где летают вот эти птички, похожие на золотых мух, про львов абиссинского Негуса, про слонов раджи Джейпура, про красоту Тадж-Магаля, про жемчуга повелителя Непала. Я Сказка, я пестрая Сказка.
И заслушавшийся ее историй, страж позабыл о том, чтобы доложить о ней визирям. Но Сказку уж увидели из окон дворца.
- Там сказка! Там пестрая Сказка!
И Джиаффар, великий визирь, сказал, поглаживая бороду и с улыбкой:
- Она хочет видеть падишаха? Пустите ее! Нам ли бояться вымыслов? Тот, кто делает ножи, ножей не боится.
И сам Гарун-аль-Рашид, услышав веселый шум, спросил:
- Что там? Перед дворцом и во дворце? Что за говор? Что за шум?
- Это пришла Сказка! В чудеса разодетая Сказка! Ее слушают сейчас в Багдаде все, все в Багдаде, от мала до велика, и наслушаться не могут. Она пришла к тебе, повелитель!
