— О, да, мой разъярённый товарищ!
— Прекрати.
— О, да, мой Н.А.! Они уже внутри!
— Так что же ты не звонишь в колокол?
— Как же я могу звонить в колокол, когда я здесь и предупреждаю вас, об опасности?
— Хорошо. Ты предупредил, а теперь лети и звони… Хотя, нет, подожди. Я сам буду звонить, а ты проведи этих ребят по тайному ходу.
— О, с удовольствием. Мне провести их к ловушке с шипами, или к бездонной яме, о добрейший, и справедливейший Н.А.?
— Нет, нет, Барабашка, проведи их, пожалуйста, к выходу, — устало вздохнул Никита Афанасьевич и обратился уже к ребятам. — Вы его не бойтесь. Он дальше подобных глупых шуточек никогда не заходит.
— Да мы и не боимся, — молвил Юра.
— По крайней мере, Барабашку, — добавила Уля.
— Очень даже зря. Я страшный и ужасный. Я очень-очень злой, — серьёзным тоном заявил Барабашка.
— Замолчи! — повелел Никита Афанасьевич, и махнул в сторону Бабашки рукой.
В результате этого рот Барабашки оказался залеплен некой субстанцией. Теперь он не мог говорить, зато корчил всякие уморительные рожицы, которые совсем не подходили к случаю.
А Никита Афанасьевич говорил ребятам:
— Похоже, в этот раз нечисть решила довести дело до конца.
Тут сверху раздался очень сильный удар, и стены содрогнулись. Никита Афанасьевич вымолвил мрачно:
— Да. Очень может быть, что до следующего утра колокольня будет разрушена.
— Как? — изумился Юра.
— Дело в том, что мой противник Страшеглав становится сильнее, а вместе с тем и его слуги наглеют. Это воля Страшеглава подгоняет их на штурм.
— Но ведь мы можем помочь вам? — поинтересовалась Уля.
— Вы? — Никита Афанасьевич задумался, затем вымолвил задумчиво. — Да, пожалуй, но… я не могу вам это доверить! — закончил он неожиданно резко.
— Почему это? — обиженно проговорил Юра.
— А потому, что это грозит вам гибелью. Могу ли я рисковать вашими жизнями?
— А разве нам и так не грозит гибель? — поинтересовалась Уля.
— Вообще-то — грозит, — вздохнул Никита Афанасьевич. — И не только вам, но ещё многим иным людям. Так что ладно, слушайте меня. На самом деле, душа Страшеглава уже давно должна была гореть в аду, но, дело в том, что незадолго до смерти, прочитал он страшное заклятье и вынул из своей груди сердце. При этом ничего в нём не изменилось, так как он и без того многие звали его демоном бессердечным. И заключил он сердце своё в чёрный камень, а камень тот убрал в ларец огненный, а ларец спрятал в тайнике, в подземелье своего дома адского. А ежели найти тот ларец, и ежели камень разбить…
Тут страшной силы удар сотряс колокольню, и по потолку над их головами протянулась трещина. Никита Афанасьевич нахмурился, и закончил:
— И ежели камень разбить, то канет Страшеглав навеки в геенну огненную, и вся его нежить вместе с ним сгинет. Вот и всё что я могу вам сказать. Вы знаете, что это за дом адский, не так ли?
— Да уж, — вздохнул Юра. — Но всё же мы пойдём туда. Прямо вот сейчас и пойдём.
Но тут, несмотря на крайней напряжённую обстановку, Юра зевнул. Глядя на него, зевнула и Уля.
— Вы давно не спали, и вам нужен отдых, — вымолвил трагично Никита Афанасьевич.
— Не нужно нам никакого отдыха! Мы вам обязательно поможем, — возмутился Юра, и опять зевнул.
— Ладно, сейчас будет вам жидкость чудотворная…
Тут Барабашка отплюнул зелёную плёнку, которая стягивала его рот, и тут же затараторил:
— Сейчас шеф приготовит супер-анти-снотворное, но слабонервным просьба не смотреть. Зрелище жестокое, зрелище кровавое. Слышите: детям до шестнадцати просмотр запрещён, так что отвернитесь, или закройте глаза, или…
Но Никита Афанасьевич был так поглощён предстоящим действом, что даже не сделал замечания Барабашке. Он громко и торжественно произнес несколько непонятных слов, после чего… вынул свои глаза.
— Ой! — вскрикнула Уля.
— Да-а, — многозначительно протянул Юра.
— Я предупреждал, а вы не послушались! — насмешливо завизжал Барабашка. — Ваша неокрепшая детская психика не выдержит этого!
Тут в руках у ребят оказались два бокала, Никита Афанасьевич вытянул к ним кулаки, в которых были его глаза, и сжал их. В бокалы засочилась некая зеленоватая жидкость.
Юра и Уля содрогнулись от отвращенья.
— Если у вас появились позывы к рвоте, то вот вам пакетики, — сказал Барабашка, и протянул им два больших картонных пакета.
— Спасибо, не надо, — сдержанно проговорила Уля.
Никите Афанасьевичу показалось, что эти слова обращены к нему, и он вымолвил обиженно:
— Что — не хотите? А ведь, между прочим, это лучшее средство против сна.
— Да мы не к вам, а к Барабашке, он тут нам пакеты предлагает, — произнесла Уля, и поднесла бокал к губам.
От зеленоватой жидкости исходил крайне неприятный запах, к тому же жидкость булькала, и слегка шевелилась, так что и Юра и Уля подумали, что предложенные Барабашкой пакетики очень даже могут понадобиться.
Но и Никиту Афанасьевича они не желали обижать, так что сосчитали до трёх, и одним залпом осушили содержимое бокалов. И, надо же: жидкость по вкусу напоминала апельсиновый сок.
— Ну, как? — осведомился Никита Афанасьевич.
— Вкусно, — сказал Юра.
— Очень понравилось. Большое спасибо, — поблагодарила Уля.
А Барабашка сказал обиженно:
— Вот так всегда! — затем надул картонные пакеты и лопнул их с таким грохотом, будто стрельнул из двустволки.
— А как же вы теперь без глаз? — спросила у Никиты Афанасьевича Уля.
— Да, да, шеф, босс, патрон, начальник, Н.А, как же вы теперь без глаз?! — захихикал Барабашка.
Но в глазницах у Никиты Афанасьевича уже появились новые глаза, которые ничем не отличались от прежних глаз. И он метнул на Барабашку такой гневный взгляд, что тот решил, что лучше замолчать (ну, по крайней мере, на некоторое время).
В это время потолок рассекло ещё несколько трещин, и просунулись в них хищно-извилистые, злобно-шипящие корни.
— А! — вскрикнула Уля, и инстинктивно спряталась за неширокой Юриной спиной.
Юра понял, что ничего с этими чудовищными корнями не может сделать, просто потому, что у него мало сил. И он вытянул перед собой руки.
Руки его тряслись, а в правой руке держал он волшебный колокольчик, про который, честно говоря, совсем забыл.
И в результате того, что его рука тряслась, колокольчик зазвонил. Чистый, мелодичный перезвон наполнил воздух. Корни тут же сжались, и чёрными, безжизненными ошмётками попадали на пол.
— А теперь, наконец, идите. А я буду бороться, — вымолвил Никита Афанасьевич. — Надеюсь, что до рассвета мне удастся продержаться. Барабашка, проводи их.
Призрак Никиты Афанасьевича вздрогнул и превратился в подобие светоносного паруса. Этот «парус» изогнулся, и проплыл вверх через трещину в потолке. И тут же усилился грохот и яростные вопли нежити над их головами, но над всем этим главенствовал звучный голос Никиты Афанасьевича, который читал какие-то заклятья.
Ну а на Барабашке появилось лакейское одеяние позапрошлого века. Огромная шляпа венчала его необъятную, ухмыляющуюся физиономию. Он стремительно прошвырнулся к дальней стене, где нажал на крылышко в барельефе одного ангелочка. В результате этого в стене открылся потайной ход.
— Прошу, господа хорошие! — склонился в изящном поклоне Барабашка.
Тогда Уля шепнула Юре на ухо:
— Теперь я понимаю, почему Никита Афанасьевич его при себе держит.
— Угу, — согласно кивнул мальчик. — С ним точно не соскучишься.
Они пошли по тайному ходу. Потолок, пол и стены были каменными, и весьма низкими, так что приходилось идти согнувшись. Барабашка летел перед Юрой и Улей, и говорил:
— Такие хорошие, такие аппетитные ребятки. Даже жалко вас покидать!
— А вы что же покинете нас? — огорчённо спросил Юра, которому вовсе не хотелось расставаться с Барабашкой.
— Да ты что! — шикнула на него Уля. — Конечно, он нас покинет, и вернётся к Никите Афанасьевичу. Они вместе будут оборонять колокольню.
Барабашка повернулся к ним, однако продолжал парить вперёд по тайному ходу. Он спросил очень серьёзно:
— Как вы думаете, какое занятие самое скучное на свете?
— Э-э, ну, наверное, когда убивают время, — предположил Юра. — Ведь это так скучно, и так страшно — тратить без всякого толка часы, которым цены нет. Ведь каждый человек столько сделать, столько узнать может и должен…
— Уф-ф-ф, как сложно! — из ушей Барабашки повалил алый дым. — Тоже мне, философ! А я хочу сказать: самое скучное занятие — это оборона колокольни. Нет, ну вы только представьте себе: целую ночь метаться взад и вперёд, читать всякие дурацкие заклятья, трезвонить в колокол, и прочее и прочее, и прочее… — тут Барабашка шумно зевнул и осведомился. — Кстати, вам спать не хочется?
