На море неверные непобедимы — такая слава шла о султанских галерах по берегам Италии и Испании.
Мавры, пленники итальянского флота, прикованные цепью к полу, молча закидывали в воду тяжёлые вёсла. Они гребли и слушали разговоры христиан.
— Четырнадцать тысяч пленных испанцев и итальянцев гребут на турецких галерах, — бодрились генуэзцы. — Едва начнётся бой, все христиане на турецких судах разом положат вёсла и ударят неверным в тыл!
Неожиданно в самом начале октября настали холодные дни, задул северо-восточный ветер и на море поднялось волнение.
Что-то непонятное творилось с Мигелем со дня отплытия: каждый вечер на закате у него начинался озноб, ужасная боль сверлила виски, в ушах шумело. Ночью он не мог уснуть, а наутро вставал с трудом, перемогая себя: плохо держали ноги.
Качка усиливалась, и настроение на «Маркезе» падало.
— Нет, на море турок не сломить — галеры с полумесяцем закляты дьяволом. Сам нечистый ворожит своим сынам!
Ветер дул неблагоприятный для союзного флота.
Родриго Сервантес, слегка закидывая вбок всё ещё плохо гнущуюся ногу, бродил вдоль бортов и вступал в разговоры.
— Наш добрый король Филипп не допустит, — уверял Родриго, — чтобы неверные измывались над святым крестом… Ещё тридцать галер стоят наготове в испанских портах, и две большие каравеллы снаряжают нам на подмогу в Валенсии.
Мигель не вмешивался в разговоры. Он лежал у себя в кормовом помещении и только изредка выходил на палубу. Его трясла лихорадка.
У кефалонских берегов вахтенный глухим голосом крикнул из бочки, привязанной к мачте:
— Судно с бакборта!..
Итальянский бриг салютовал передовому союзному фрегату. Разбитый, со сломанной бизань-мачтой и пробитой кормой, он с трудом прорвался сквозь цепь турецких судов. Неприятельский флот был близок.
Но ветер дул неблагоприятный, и только через шесть дней, 7 октября, недалеко от Лепанто, впереди показались чужие паруса. На адмиральском судне грянул пушечный выстрел, и боевое знамя взвилось над флотом.
Это было сигналом к битве, но она ещё не начиналась. Дул противный ветер и не давал судам наступать одной сомкнутой линией.
Когда же, наконец, начался бой, Мигель лежал пластом на своей койке.
Три недели на море, качка, переменный ветер, лихорадочное ожидание встречи с неприятелем сделали своё дело: Мигеля трясла жестокая нервная лихорадка. Родриго и товарищи Мигеля торопливо затягивали пояса, проверяли мушкеты и шли наверх получать распоряжения от капитана. А Мигель лежал без сил, прикованный к койке.
Дымные облачка первых пушечных выстрелов уже поднялись над морем, и с «Маркезы» спускали девятую вооружённую шлюпку, когда на палубу, шатаясь, вышел Мигель Сервантес.
— Капитан! — сказал Мигель. — Дайте мне людей и шлюпку.
— Вы больны, идите вниз! — ответил Диего де Урбина.
— Мои товарищи идут в бой, я пойду с ними! — резко сказал Мигель. — Я достаточно здоров, чтобы драться, капитан!
— Он бредит! — крикнул Родриго. — Отправьте его вниз!..
Диего де Урбина, старый испанский воин, внимательно посмотрел в лицо Мигелю.
— Дайте ему шлюпку! — неожиданно распорядился Диего.
Мигелю дали шлюпку и двенадцать человек команды.
Ветер благоприятствовал туркам, но утреннее солнце било им прямо в глаза. Турецкие галеры наступали сомкнутой цепью, связавшись канатами и соединив вёсла, чтобы враг не мог прорваться сквозь них. Такая наступающая цепь судов казалась непобедимой.
Смелому турецкому генералу Эулдж-Али удалось сразу отрезать и окружить левое крыло союзного флота, и «Маркеза» оказалась в самом жарком месте боя. Мигель видел, как соседняя неаполитанская галера, получив два ядра в корму и одно в центр, разом раскололась и ушла под воду. На «Маркезе» запылал настил на носу. Люди успели потушить огонь, но новое ядро пробило левый борт. Галеры одна за другой загорались. Выбив из строя артиллерийским обстрелом почти половину союзных судов, Эулдж-Али скомандовал атаку.
Туча вражеских лодок устремилась на испанские суда. Теперь бой шёл уже вплотную. Бились на бортах кораблей, бились на узких сходнях, переброшенных на вражеское судно, бились на лодках. Тёмная вода, окрашенная кровью, кипела у бортов. Канониры, оставив уже не нужные пушки, поливали нападающих жидким мылом, негашёной известью; в сумятице, в дыму, оглушённые, ослеплённые, люди срывались со скользких бортов, падали в воду, цеплялись и лезли снова.
Большая египетская галера подступала к «Маркезе». Шлюпка Мигеля Сервантеса покачивалась вместе с другими на канате у своего судна. «Вперёд!» — скомандовал Диего де Урбина. Высокий вал поднял на гребень неприятельскую лодку, и Мигель увидел над собой, совсем близко, белые и полосатые тюрбаны и тёмные лица турок. «Вперёд!» — крикнул Мигель. Шлюпка двинулась на всю длину каната, и Мигель встал, чтобы первым прыгнуть в неприятельскую лодку. Пуля ударила его в плечо, но он не почувствовал боли. Он видел, как свалился солдат на носу, и подскочил, чтобы взять весло из рук убитого. Ещё одна пуля скользнула по его кожаной безрукавке, потом третья с силой ударила в грудь, и Мигель, потеряв сознание, упал на дно шлюпки.
Ветер переменился и подул в другую сторону. Теперь он дул с северо-запада и гнал союзные корабли прямо на турецкую цепь. Подоспели сильные резервы под командой маркиза де ла Крус. Сомкнутая цепь турецких судов дрогнула и подалась. Крепнущий противный ветер сбил их в беспорядочный полукруг. Тактика сомкнутого наступления была хороша для движения вперёд, но не для лавирования под ветром. Сцепленные суда загорались одно за другим. Союзный флот пошёл в контратаку, и турецкие корабли, разбитые, обезлюдевшие, один за другим начали сдаваться в плен.
Мигель ничего не видел. Его перенесли на «Маркезу», и он лежал на палубе в полузабытьи, с раной в груди, с пробитым плечом. Лихорадки, трясшая его с утра, сменилась слабостью. Он слышал торжествующие крики. Союзный флот праздновал победу. Четырнадцать тысяч невольников, гребцов турецкого флота, получили в этот день свободу. Мигель услышал, как несколько пушек разом выстрелили в воздух, раздался ликующий крик, и, с трудом приподнявшись на локте, он увидел впереди, на мачте адмиральского судна, отрубленную голову Али-паши, турецкого командующего.
Это было последнее, что видел и помнил Мигель Сервантес о знаменитой Лепантской битве.
В кормовую башню его отнесли уже в бессознательном состоянии. Раны были тяжёлые, скоро вернулась лихорадка. Мигель бредил в жару, никого не узнавал. Позднее товарищи рассказали ему, что сам главнокомандующий союзным флотом, дон Хуан Австрийский, побочный брат короля, подходил к его койке. Дон Хуан похвалил Мигеля Сервантеса за храбрость.
За полученные в бою раны светлейший дон Хуан велел выдать Мигелю сверх жалованья четыре дуката прибавки.
Полгода провалялся Мигель на госпитальной койке в Мессине. Пулю вынули, рана в груди затянулась. Но связки плечевого сустава были повреждены непоправимо, и рука повисла навсегда.
Лепантская победа стоила Сервантесу левой руки.
Глава двенадцатая
Галера «Солнце»
Мирная галера «Солнце» шла из Неаполя в Барселону.
В кормовой части, под навесом, сидели два солдата: Родриго Сервантес и его брат Мигель, с подвязанной рукой.
Два драгоценных письма к маркизу де ла Крус лежали у Мигеля в сумке: от герцога де Сеса и от самого дона Хуана Австрийского.
Светлейший дон Хуан и неаполитанский герцог рекомендовали Мигеля Сервантеса маркизу как опытного воина и храброго кабальеро.
— Клянусь, на этот раз маркиз де ла Крус даст тебе чин капитана, — говорил Родриго Мигелю.
Стоял сентябрь — прозрачные солнечные дни, тёплые ночи. Попутный ветер подгонял судно, которое везло братьев к берегам родины.
Почётные раны — «звёзды, ведущие к славе» — украшали грудь Мигеля. Он ехал на родину заслуженным воином, героем Лепанто.
В первый раз за долгий промежуток Мигель сидел на борту мирного судна. Пять с лишним лет он провёл в боях на Средиземном море.
Он бился под Наварином, на Корфу, в Тунисе. Он защищал крепость Голету и форт возле неё, на африканском берегу. Он пережил всю осаду крепости, жестокие обстрелы, тревожные ночи. Он видел и последнюю атаку, когда из семисот оставшихся в живых защитников крепости не было ни одного, не получившего ран.
— Я много видел, — сказал Мигель брату. — Теперь я буду писать.
Они сидели с Родриго на палубе «Солнца» и глядели в ночную темноту.
— Я буду писать, Родриго, — сказал Мигель. — Я потерял левую руку, зато смогу прославить правую.
Оба брата смотрели в темноту ночи и не видели, какая опасность подстерегает их.
Турецкие пираты, потушив огни, всю ночь гнались за «Солнцем» по морю. Мирная галера с грузом шёлковых тканей обещала хорошую добычу. Наутро пятнадцать турецких галеотов окружили «Солнце».
