Тырин дернул плечом, отталкивая Кривину.
– Должно быть как надо, а не как я захочу.
– Тогда скажи: как надо?
– Да все уже поняли, – поднялся Марк. – Игнор так игнор. Хватит уже болтать. Вычистим его по национальному принципу.
Соня мысленно заметалась, пытаясь понять, какая национальность у Гладкого и как его при этом могут «вычистить». Не бить же его из-за того, что он не Иванов, не Петров и не Сидоров.
Димочка прервал размышления. От неожиданности Соня вздрогнула.
– Пойдем сегодня куда-нибудь?
Соня глянула на узкое лицо, в покрасневшие глаза. Хотела сказать резкость. Услышала, как за спиной демонстративно громко протопала Томочка. И покачала головой:
– Не пойдем.
Наверное, впервые ей захотелось побыть одной. Без любимого класса. Или теперь уже не любимого?
Глава 4
Класс игры в боулинг
В клубе «Удар» играли в боулинг. Гера с Максом шиканули, заказав дорожку на два часа, но поначалу к шарам и не прикасались. Сидели у круглого столика на креслах. И только Федя, у которого в будущем судебном заседании была печальная роль присяжного заседателя, время от времени пускал шар, ухитряясь забросить его на соседнюю дорожку или послать в «молоко». Удовлетворенный неудачей, он возвращался к остальным. Гера все порывался закурить, но Катрин отбирала у него сигарету, Леночка с Томочкой недовольно морщились.
Стоило над входной двери звякнуть колокольчику, как Соня мысленно сжималась, ожидая непрошеного явления. Вошедшие долго раздевались, о чем-то говорили с администратором, проходили долгим коридором… И оказывались не Тихоном, а незнакомыми людьми. Тогда Соня пыталась понять, о чем говорят друзья, с удивлением слушала слова, грустно кивала. Рядом сидел молчаливый Падалкин. Он тоскливо смотрел на Томочку, а та демонстративно подсовывалась под руку Макса, не отпуская его от себя ни на шаг. Димочка вздыхал и просил Соню передать салфетку.
– Подавись ты своими салфетками, – не выдержала Соня.
– Мармеладова, а ты чего в молчанку играешь? – тут же повернулся к ней Тырин. – Сама что будешь говорить?
Соня заметила, что на ее все смотрят, и внезапно почувствовала себя неуютно. С чего? Ее ведь окружали свои.
– Я буду молчать.
– Молчать будет труп, а тебе надо либо заступиться, либо осудить.
– Осудить, – вдруг выпалила Соня.
– Ну к чему эта достоевщина? – поморщился Славка. – Каждый человек вправе поступать так, как ему хочется.
– Но княгиня Вера теперь всю жизнь будет чувствовать себя виноватой в этой смерти.
– С чего это она будет себя так чувствовать? – фыркнула Катрин. – Мало ли кто в нее влюбится. Что же ей теперь – со всеми спать?
– Она жила спокойно в своем мире, пока Желтков не покончил с собой. Он не имел права ей писать!
– То есть помер – и помер? – возмутилась Катрин.
– И вообще это трусость какая-то – бояться жить дальше, – поддержал Соню Марк.
– Это все равно что бросаться под машину, – торопилась Соня, а потому с трудом подбирала слова. – Ты хочешь умереть, ты умираешь, а человека, который тебя сбил, за это в тюрьму посадят или он потом сам жить не сможет…
– Но если он был влюблен? По-настоящему. До боли. И ничего не мог с собой сделать? – пропела Томочка, ткнувшись носом Максу в грудь.
Димочка тяжело задышал и стал подозрительно клониться к плечу Фила. Остальные молчали, глядя друг на друга – кто скажет первым.
– Но ему же сказали, что его любовь не взаимна. – Гера говорил, как будто собирался после своих слов рассмеяться. – Все остальное – назойливость и глупость. Зря написал.
– Но я ведь был истинно влюблен…
– А она-то – нет, – повернулась к подошедшему Тихону Лена. – Ой!
– Привет! – махнул рукой Гладкий. – Трупу тоже надо дать слово!
Все сразу зашевелились. Макс с Федей довольно заулыбались. Ванька согласно кивал, уткнувшись в планшет. Катрин села бочком, демонстративно перекинув ногу на ногу, игриво улыбнулась новенькому. Марк смотрел мрачно. Фил шарил глазами по столу, словно искал свой любимый «кольт». Но не находил.
– И как ты собираешься говорить? – мрачно спросил Славка.
Соня почувствовала, что сидит с глупой улыбкой на лице, что над головой у нее, видимо, загорелась красная лампочка, потому что у всех во взглядах нарисовалось явное удивление.
– Сыграем в Лазаря. Я ненадолго воскресну, скажу пару слов и снова умру.
Катрин все так же улыбалась. Ленка хмурилась. Томочка пряталась за Макса. Федя с Ванькой играли на планшетниках. Гера прищурился, словно пытался на глаз определить вес новенького и объем его грудной клетки. Марк сосредоточенно качал головой. Фил давился соком, задавшись целью за минуту выпить как можно больше. И только Падалкин вдруг побледнел и сполз на самый край дивана, как будто готовился сбежать.
Тырин изображал пристальный взгляд Каа перед бандерлогами. Молчал. Характер показывал.
– Хорошая идея, – буркнула Соня, хотя ее подмывало спросить, при чем тут Лазарь и воскрешение.
Славка продолжал молчать.
– Придется роли переписывать, – глядя в сторону, негромко произнес Гера.
– Нет, труп будет молчать, – принял решение Тырин.
Соня ждала, что он сейчас повернется к остальным, спросит, согласны ли они. Но он не сделал этого.
– Как хотите.
Тихон выглядел разочарованным. Уголки губ опустились вниз. Но вот он снова улыбнулся.
– А знаешь, я считаю, что ты права, – сказал он Соне, – человек должен нести ответственность за свои поступки. И другие люди за него страдать не должны.
Развернулся и пошел.
Соне захотелось встать и пойти за ним. И только сидящий с краю Падалкин удержал ее.
Все снова старательно отводили глаза, боясь встретиться взглядами.
– У нас есть еще время. Может быть, партейку? – поднялся с дивана Макс. Федя с Ваней как по команде отложили планшеты. Гера вздохнул и, приопустив ресницы, мечтательно произнес:
– Вот интересная тенденция. Если влюблена женщина – ее все оправдывает. И прыжки под поезд, и падение с обрыва в реку. А если мужчина – ему уже ничего нельзя. В «Поединке» Ромашов слабак. Желтков – слабак. Даже Пьер Безухов – и тот дурак, что на Ростовой женился. Был бы революционером, а стал обывателем. Выходит, женская любовь сильнее мужской.
Падалкин с грохотом свалился с дивана и рванул на выход. Фил подавился соком и, чтобы загладить неловкость, глупо хохотнул.
– Чушь какая-то, – прошептала Соня, хватаясь за голову. Кровь громко стучала в висках. Хотелось растереть их пальцами, чтобы утихомирить сумасшедший бег по венам.
– Не переживай! Все это ерунда.
Томочка сидела, положив ногу на ногу, обхватив острую коленку переплетенными пальцами.
– Что ерунда?
Они так давно не разговаривали, что Соня успела удивиться – неужели Томочка еще с ней дружит. Хотя о чем она? Они тут все друг с другом дружат. Или уже нет?
– Слишком серьезно ко всему относиться вредно для здоровья.
– Как ты так можешь? Он ведь по-настоящему влюблен.
– Я тут при чем?
– А если он сейчас под машину прыгнет?
– Дурное дело – не хитрое.
– И совсем не жалко?
– Если здесь кого и надо жалеть, то тебя. Пошли ты этого Тырина с его правилами!
– Куда послать?
– Подальше! Конечно, это очень удобно – иметь собственного ангела-хранителя. Палочку-выручалочку, которая одним мановением решит все проблемы. Таков наш Тырин. А мы все делаем вид, что держимся за него, потому что никому не хочется думать и копаться в проблемах, оставаться один на один с учителями. Хорошо, когда за тебя все решают. Но Тырин ошибся. Надо было новенького принимать и сразу ставить у весла. Пока бы он оклемался и понял, что к чему, Тырин бы уже командовал им. А теперь… Пора уже делать ставки на то, чем все закончится.
– Чем все это может закончиться? Выпускным.
Томочка загадочно сверкнула глазками:
– Догони его! Я же вижу, он тебе нравится.
– Кто? Падалкин?
– При чем тут Падалкин? Тиша. Милый мальчик.
Соня невольно отодвинулась.
– Ура!!!! – Макс победно потряс поднятыми вверх руками. У него был страйк. Вечный страйк. Везунчик. Победитель. Вот и Тома теперь при нем.
– Как-то все странно.
– Ну, попробуй спасти Димочку, порадуй Тырина. Только его не спасешь. Он сам себе выбрал такую жизнь. Неудачник. Вечный страдатель.
Соня встала и пошла на выход. Длинный коридор, из которого до этого выходили все больше незнакомые люди. Когда вышел Гладкий, она и не заметила…
– Девушка! Ботинки!
Соня вздрогнула. Посмотрела на свои ноги. Она ушла в ботинках для боулинга. Парень за стойкой глядел на нее с пониманием.
Пока переобувалась, пока брала в гардеробе куртку – конечно же, на улице никого не было. Мокрый асфальт отражал свет фонарей. Вечерело.
Напомнил о себе колокольчик.
Тырин стоял, крутя кольцо на пальце, вертел в руках ключи, звякало железо.
– Димка-то сбежал… – произнес он раз, другой. Нервничает, что ли? С чего бы?
