...Узнала цярица благоверная;
Надела сапог на одну ногу,
Надела кунью шубу на одно плецо,
Надела церну шляпу на одно ушко́;
5. Побежала она к братцу родимому.
Она у дверей предверницков не спрашивала,
У ворот приворотницков не спрашивала.
Она бъёт веть целом, ниско кланяетсе:
«Здорово ты, братець родимые
10. Да Микитушка Романович!
Ты не знаш веть невзгодушки, не ведаёшь:
Да не стало в небе солнышка красного,
Да потухла зо́ря раноутрення,
Погасла свеща воску ярого, —
15. Да не стало у нас цяревица,
Скоромладого Федора Ивановица:
Увезли веть ёго во чисто полё,
Ко той ли плашки ко липовой,
Да ко той ли ляги [95] крова́вые
20. Да рубить-снеть с плеч буйну голову,
Положить веть на блюдо на царьскоё,
Принести пред ясны оци царьские!»
Микитушка веть не росчюхивал,
Да садил веть гостюшку, чёствовал:
25. «Да звать тебе, гостю, — не дозватисе,
Да ждать тебя, гостю, — не дождатисе;
Теперечу, гостюшка, сама пришла!» —
«Вочью́ ли, Микита, насмехаешьсе?
Не знашь мойей невзгодушки, не ведаешь:
30. Не стало в небе солнышка красного,
Потухла зоря раноутрення,
Да погасла свеща воску ярова, —
Да не стало у нас младого царевица,
Скоромладого царевица Фёдора Ивановица:
35. Увезли веть его во чисто полё,
Да ко той ко плашки ко липовой,
Да ко той ли ко ляги кровавыи
Рубить-казнить веть с плец буйну голову,
Положить ей на блюдо на золото
40. И принести перед оци, оци царские!» —
Микитушка дела не росцюхивал,
Садит он веть госьюшку, чёстыват:
«Ты садись-ко веть, госья небывалая,
Небывалая госья, долгожданная,
45. Долгожданная госья, долгозваная!
Да как звать тебе, госью, — не дозватисе,
Ждать, — не дождатисе;
А теперечу, госьюшка, сама пришла!»
Тут спроговорит царица благоверная:
50. «Уж ты ой еси, братец родимыи!
Ты не знашь веть невзгодушку, не ведаёшь:
Не стало в небе солнышка красного,
Потухла зоря раноутрення,
Да погасла свеща воску ярова, —
55. Да не [стало] у нас младого царевица
И скоромладого Федора Ивановица:
Увезли ёго веть во цисто полё,
Да ко той ко плашки липовой,
Да ко той ли ко ляги кровавыи
60. Да рубить-казнить с плец буйну голову,
Положить ей на блюдо на золото
И принести перед оци, оци царские».
Микитушка дела не росцюхивал,
Да садил веть госьюшку, всё цостовал*:
65. «Ты садись, садись, госья небывалая,
Небывалая госья, долгожданая
И долгожданая госья, многозваная!
Да как звать тебе, госью, — не дозватисе,
Ждать тебя, госью, — и не дождатисе,
70. Да теперечу, госьюшка, сама пришла!» —
«Уж ты ой еси, братец родимые,
Уж ты ой еси, Микитушка Романович!
И ты не знаешь веть невзгодушки, не ведаёшь:
Не стало в небе солнышка красного,
75. И потухла зоря раноутренна,
Да погасла свеща воску ярова, —
Да не стало у нас младого царевица,
Скоромладого Фёдора Ивановица:
Увезли его во полё Куликово,
80. Да ко той ко плашки ко липовой,
Да ко той ли ко ляги кровавые,
Да ко той ли ко сабли ко вострыи
Да рубить-казнить с плец буйну голову,
Положить веть на блюдо на золото,
85. Принести перед оци, оци царские!»
Микитушка дело приросцюхивал,
Надева́л он сапо́г на одну́ ногу,
И надевал он кунью шубу на одно плечо,
И надевал он чорну шляпу на одно ухо,
90. Да садился Микита на добра коня:
Да как видели Микитушку седуцись,
Да не видели удалого поедуци, —
Ко [по] чисту-то полю курева стоит.
Приезжал тот Микита во чисто полё,
95. Сревел тут Микита во всю голову:
«Уж вы есь, народ-люди добрыи!
Уж вы ой еси, палаци немилосливы!
Уж вы дайте Микитушки дороженьку
Да ко той ли ко плашки ко липовой,
100. Да ко той ли ко ляги кровавые,
Да ко той ли ко сабли острые,
105. Где рубят-казнят буйну голову!..»