1916 год. Настроения, царящие в русской армии, можно охарактеризовать одним словом – уныние. Cамое страшное: пассивность и нерешительность охватили прежде всего тех, кто был поставлен командовать армией, вести за собой миллионы людей. К счастью, не всех.
Говоря о событиях лета 1916 года, часто используют слово «впервые»: впервые стратегическое наступление проводилось в условиях позиционной войны; впервые фронт прорывался одновременными ударами на нескольких участках; впервые было применено последовательное сосредоточение огня для поддержки атаки. А главное: впервые, после более чем года отступлений, нашелся военачальник, который не разучился мыслить стратегически.
История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Но в случае с Брусиловским прорывом без «если бы» не обойтись. Если бы Брусилов не остался в одиночестве, если бы его поддержали – победа над Германией состоялась бы уже в 1916 году, а значит, ход российской и мировой истории был бы иным.
Но Брусилов – это не только гениальный прорыв его имени. Летом 1917 он, став Верховным главнокомандующим, снова мог спасти страну от надвигающейся катастрофы. Но тогдашнему руководству России не нужны были решительные люди.
В годы революций и смуты всем пришлось делать тяжелый выбор. Брусилов в силу своих религиозных и моральных убеждений не хотел становиться ни на одну из сторон в братоубийственной войне. И в Красную армию он вступил уже тогда, когда война по сути перестала быть гражданской и речь шла об отражении иностранной интервенции. «Считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и житьё ним, чего бы это ни стоило», – это слова истинного русского офицера. Что не спасало от душевных мук и вопросов, на которые так и не нашлось ответа: «Господь мой!.. Где Россия, где моя страна, прежняя армия?»…
В России всегда хватало «правильных» генералов. Они неплохо знали свое «генеральское дело», умели показать себя и даже – даже! – заботились об Отечестве. Правда, лишь во вторую и третью очередь, когда это было безопасно и красиво, когда не нужно было подставлять голову под пули и рисковать своей репутацией – нет, не перед народом, а перед власти предержащими и их фаворитами. И потому-то на бумаге, на смотрах, парадах и учениях у них было все в порядке.
Казалось, была Русско-японская война, которая только благодаря дипломатическим усилиям не закончилась позором. Горький урок – да только впрок не пошел. А затем грянула Первая мировая.
Чего не отнять – того не отнять: патриотический подъем был великолепен, иногда даже слишком. В принципе хорошо, со скидками, конечно, на российские особенности, прошла и мобилизация. Выиграна была и первая крупная операция – Восточно-Прусская. Но дальше – традиционная беда «правильных» генералов: несогласованность действий командующих двух наступавших армий привела к тому, что плоды победы остались фактически нереализованными. Впрочем, в целом кампания 1914 г. завершилась в пользу России. Однако за 1914-м пришел 1915-й – трагический и, как казалось, безнадежный…
На «Западном фронте без перемен» – написал Ремарк. Все так. Наступление шло за наступлением, гибли сотни тысяч солдат – а результата практически не было никакого. За весь 1915 г. подвижки Западного фронта составили не более 10 км.
«Ничья» на Западе, уверенность в своих оборонительных позициях позволила Германии увереннее чувствовать себя на Востоке. Для русских же попытка добиться новых успехов, въехав «на плечах» старых побед, закончилась провалом. В феврале 1915 г. было предпринято очередное наступление на Восточную Пруссию – неподготовленное, несогласованное, необеспеченное артиллерийской подготовкой. Оно практически сразу же захлебнулось и закончилось контратакой немцев.
А затем, в апреле, началось отступление русской армии. Оно было названо Великим, оно было стратегическим – нужно было выиграть время, чтобы нарастить резервы и прежде всего ликвидировать тяжелейший «снарядный голод». Но это было отступление, в результате которого были потрясены и морально подавлены буквально все – солдаты и офицеры, народ и правящие круги. Какие-то робкие надежды моментально гасились жутью беспросветности. И хотя в итоге наступление немцев удалось остановить и фронт стабилизировался, потери – территориальные и людские – оказались огромными.
Восточный фронт оказался в позиционном тупике, и выйти из него «правильные» генералы уже не могли. Точнее, не умели. Боялись брать на себя ответственность. К счастью для России, у нее нашелся генерал, который думал и действовал «неправильно». Звали его Алексей Брусилов.
* * *
Прадед – военный, дед – военный, отец – военный, участвовавший еще в Бородинском сражении и дослужившийся до генерал-лейтенанта: было бы удивительно, если бы сын выбрал иной путь. Тем более что в Пажеском корпусе, куда он был определен в 14 лет, по воспоминаниям самого Алексея Алексеевича, «преподавались военные науки, к которым я имел большую склонность». Выпускники Пажеского корпуса, по традиции, могли сами выбирать себе род войск для дальнейшей службы. Алексей, как и большинство пажей, мечтал о гвардии, однако она была ему не по карману, и он в итоге выбрал кавалерию, 15-й драгунский Тверской полк, в то время расквартированный в Закавказье.
Боевым крещением для молодого офицера стала Русско-турецкая война 1877–1878 гг. Он участвовал во взятии Карса, заслужил три боевых ордена. Затем была петербургская Офицерская кавалерийская школа, в которой Алексей Алексеевич прошел все ступени – от курсанта и адъютанта до (с 1902 г.) ее начальника. Брусилова уважали и ценили – и как наставника, и как спортсмена-кавалериста и организатора охот. В 1892 г. он уже полковник и причислен к лейб-гвардии, а в 1900-м становится генерал-майором.
Карьере Брусилова во многом способствовало знакомство с великим князем Николаем Николаевичем Младшим. На рубеже XIX и ХХ вв. тот занимал должность генерал-инспектора кавалерии, потому знал и ценил хороших кавалеристов, к которым, безусловно, относился и Брусилов. Благодаря протекции великого князя, в 1906 г. Алексей Алексеевич, до того не командовавший даже полком, стал начальником 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.
Великий князь Николай Николаевич был хорошим генерал-инспектором кавалерии – но плохим Верховным главнокомандующим. Читатель, знакомый с событиями Первой мировой войны, наверняка заметит несоответствие оценок: у Брусилова Николай Николаевич предстает военным гением, «великим Верховным». Если бы великий князь оставался на посту главнокомандующего всеми вооруженными силами, то Россия, делает вывод Брусилов, выиграла бы войну и избежала бы всех революционных потрясений.
