Август Кельнер - Одураченные. Из дневников (1939—1945)

Смысл этих записей я вижу в том, чтобы зафиксировать настроения в моем окружении. Чтобы впоследствии не возникло соблазна увидеть в событиях нынешнего времени нечто значительное, тем более героическое.

Никакого воодушевления — вот что бросается в глаза. Люди надеются, верят в чудеса и выстраивают для себя такую картину мира, которая говорит только об их близорукости.

В воскресенье, 25.09.1938, здесь формировали ветеринарную роту. Нельзя сказать, что все шло как по маслу. Солдаты выглядели понурыми. Их возраст я оценил бы в 35–40 лет, делились они на уже служивших и еще не нюхавших пороха. <…>

Мнения у горожан самые разные. Франция и Англия сохраняют нейтралитет. Поляки и венгры вторглись в Чехословакию. О России никто не говорит. «Чехов сомнем одним ударом, и через два-три дня вся страна в наших руках». Не устаю повторять, что недооценивать противника нельзя. Если бы к этому прислушивались! Самонадеянность не знает пределов.

По-моему, война должна образумить весь народ. А пока страдать приходится тем немцам, которые сохраняют трезвость ума в любой ситуации. Вот если все и вправду поймут, что значит испытать ужасы войны на собственной территории, тогда, может быть, вырастет поколение, которое очистит страну от наглых, жестоких крикунов.

Д-р Шмитт[1]: «Ни одному вражескому пилоту не пересечь нашу границу целым и невредимым». (Господин сей как-то сказал, что война с Россией была бы не более чем приятной прогулкой.) Должен, увы, констатировать: примитивность мышления у немецкого народа достигла такого уровня, что дальше и ехать некуда. Это плоды твоей работы, господин министр пропаганды[2]! Всем голову заморочили!.. Как тут не впасть в отчаяние! Что ж, подождем. «К небу лететь и низвергнуться вновь»[3] — это нам еще предстоит испытать.

Бургомистр Ларденбаха (пг![4]): «У меня есть револьвер. Если войну проиграем, застрелюсь. Войну мы обязательно должны выиграть». (Фольксгеноссен[5], «люди второго сорта», должны, стало быть, способствовать тому, чтобы политика членов партии, людей благородных, увенчалась успехом. От этого бургомистра и иже с ним так и разит благородством.) Будьте уверены, господа-товарищи, небо с овчинку вам еще покажется!

Сегодня Геббельс чувствует себя хозяином положения, не стыдясь, утверждает, что мир удалось сохранить лишь благодаря миротворческим усилиям Гитлера. Самое скверное при этом — народ вторит ему как попугай. «Безумство… / сами боги / против тебя не в силах устоять!»[6]

День за днем живем в чудовищном напряжении. Явные признаки мобилизации должны насторожить даже самого большого оптимиста.

26 августа в четыре утра судебный пристав Франц Ш. постучал в окно нашей спальни. Он только что получил повестку с приказом немедленно явиться в Гиссен[7]. Этой ночью почтальоны разнесли 120 таких предписаний.

Единого мнения о нынешней ситуации среди населения, разумеется, пока еще нет. Но те люди, которые узнают информацию из официальных источников, в большинстве своем верят, что наша армия обладает какой-то сказочной мощью и прямо-таки моментально завладеет Польшей. Когда можно что-то присвоить, голос разума едва ли услышишь. Тут-то и понимаешь, насколько людям присущи хищность и алчность! Никто не думает, что завтра его по такому же «праву» могут согнать с родного клочка земли.

Практически все убеждены, что ни Франция, ни Англия на помощь Польше не придут. Ну а после заключения зловещего пакта с Россией акции тех, кто хочет «взять», поднялись еще выше. «Союз» с этим государством производит все-таки жутковатое впечатление, ведь против России, в которой живут «низшие люди», годами велась злобная кампания по радио и в печати, да и своей победой национал-социализм во многом обязан ожесточенным атакам на коммунизм. Не проходило ни одного заседания рейхстага, ни одного партийного съезда, на котором не звучали бы громогласные призывы вести неустанную борьбу против Сталина, «заклятого врага всего человечества». <…>

Адольф Гитлер писал в «Майн кампф»: «Уже в самом факте союза с Россией кроется неизбежность новой войны. Ее исходом было бы крушение Германии».

Как это расценить простому человеку? Что подумать верующим в национал-социализм? Гитлер как пророк не прав, а как рейхсканцлер прав? Или наоборот? Ход истории покажет.

Подобно вопиющему в пустыне, я чувствовал потребность изложить мысли, владевшие мною в роковое время и разрушавшие мою нервную систему, чтобы потом — если это будет возможно — нарисовать моим потомкам истинную картину событий.

30 августа 1939 года. Фр. Кельнер.

Народ опьянен первыми успехами в Польше, хотя они явно преувеличены. В нашей полной победе следует усомниться хотя бы из-за введения продуктовых карточек. Однако детская вера в непогрешимость богов и полубогов еще не поколеблена. Что и говорить, если даже люди, которые в силу жизненного опыта должны бы иметь собственное мнение, проглатывают нелепицы и слухи, как голодные собаки — кусок мяса, и вновь мнят себя героями.

А чего только не болтают о державах оси! <…> Несмотря на провал в 1915 году, многие немцы по-прежнему верят в их неодолимую мощь. После заключения антикоминтерновского пакта я говорил в узком кругу, что Италия никогда не вступит в войну на стороне Германии, ответом на это в лучшем случае было молчание, никто не хотел со мной согласиться. <…>

Правильно говорят: Господь поражает преступника слепотой. Как можно вести и выиграть войну с фактически порабощенным народом?

Жизнь ныне такова, что цена ей — полушка в базарный день. Люди, которых мучили, терзали, запугивали, лишили элементарной свободы, должны умирать под градом пуль за тирана. Неслыханный и невиданный разгул террора. Партийные бонзы в роли шпиков. Порядочный немец не осмеливается говорить что-нибудь из ряда вон выходящее. Бургомистр Хёги предупредил господина X., чтобы тот был осторожен в разговорах. Последний сказал какой-то женщине, что в наших войсках на Западном фронте есть колониальные части. Разве это не чудовищно?

Если бы правительство хотело совершить благодеяние для всей страны, то пошло бы по единственно возможному пути: распустило бы партию и все прочие организации!