Я не ставил перед собой задачу полно, во всем объеме рассказать о боевых делах подразделений и частей, которыми командовал. Считаю, что такая задача для одного человека непосильна.
Я старался на отдельных примерах и боевых эпизодах показать, насколько трудной была борьба с немецко-фашистскими захватчиками, как воины-гвардейцы, преодолевая все трудности и лишения, храбро дрались и свой ратный труд закончили победой и что победное окончание войны для советского народа и полное поражение гитлеровской Германии явились естественным завершением событий, ибо авантюризм всегда заканчивался бесславно.
При написании этой книги использованы личные записи, письма боевых товарищей, журнал боевых действий, документы Архива Министерства обороны СССР, «История Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», «Военно-исторический журнал», материалы Государственного музея обороны Царицына — Сталинграда, музея Героев-сибиряков Сибирского Военного округа и другая литература.
Большую помощь в работе над книгой оказали мне боевые друзья-однополчане, приславшие много писем, фотографий, схем.
Выражаю глубокую благодарность Герою Советского Союза генерал-майору Н. И. Бигоненко, капитану И. И. Батлуку, подполковнику К. Г. Губернаторову, его жене старшине П. И. Губернаторовой, полковнику Р. Д. Емельянову, подполковнику Е. И. Иткису, генерал-майору П. Г. Коновалову, майору Г. И. Окуневу, кандидату технических наук майору И. Т. Обушенко, полковнику В. К. Потанину, полковнику Г. Г. Пантюхову, генерал-лейтенанту И. Н. Руссиянову, старшему лейтенанту 3. П. Степановой, генерал-лейтенанту Г. Г. Семенову, Герою Советского Союза генерал-полковнику И. М. Чистякову, полковнику И. Ф. Юдину, полковнику В. С. Якушкину и другим, а также всем тем, кто принимал участие в технической подготовке иллюстраций и издании книги.
Особую благодарность выражаю журналисту В. М. Бескишкину за помощь в литературной обработке рукописи.
Глава первая. Детство и юность. Начало службы
Сколько лет ни пройдет с тех пор, как человек уедет из родных краев, где потом он ни живет, а отчего дома, своей деревни он никогда не забудет. С годами память все чаще уводит на родину, наверное, оттого, что первые, детские впечатления настолько непосредственны и сильны, что навсегда, на всю жизнь остаются с человеком. Многое, конечно, забывается, но главное, самое важное и значительное помнится.
…Уже после Великой Отечественной войны мне несколько раз довелось побывать в своей родной деревне Бурково-Новопокровское, что в Татарском районе Новосибирской области. Как все там изменилось! Но и теперь отыскиваются следы босоногого детства. Вот здесь, на этой улице, не без основания называвшейся Криулино, стояла наша хатенка, пятая от угла, принадлежавшая бабушке Екатерине. Дед по отцовской линии, Андрей, умер еще до моего рождения. Рядом по соседству жили Заикины, Боборыкины, напротив, через дорогу, — Фомины, Максименко, Леонтий и Павел Байдуковы (родные дяди прославленного летчика Героя Советского Союза Г. Ф. Байдукова).
Домов этих уже нет, деревня сильно поубавилась, сейчас здесь отделение совхоза.
В двадцать втором году мой отец Дмитрий Андреевич отделился и поселился на другой улице — сначала на Собачьей Заимке, а потом на Новой Зеленой, более чистой и удобной, с хорошими огородами. Время снесло и этот домик на Новой Зеленой. Его и домиком-то можно было назвать лишь с большой натяжкой. Это была крохотная, в два окошка, низенькая хибарка. Но все равно она казалась нам самым лучшим домом на свете.
В деревне — а она была тогда большой, насчитывала до трехсот дворов — две улицы назывались Зелеными, но из зелени на них буйно росла лишь трава. Деревня всем ветрам-метелям была открыта и зимой и летом выглядела скучноватой, обнаженной. Большую часть ее жителей составляли переселенцы из Харьковской, Пензенской, Тамбовской и других западных областей страны, перебравшиеся в Сибирь во второй половине прошлого века в поисках свободных земель, вольной жизни. Но тогда «воля» везде была одна, каждый кусок хлеба давался тяжким трудом. Видно, по этой причине селянам было не до деревьев, не до красоты деревни. Все время, от зари до зари, уходило на работу на пашне и в огородах. А вся «механизация» — лошаденка, соха да мотыга.
Единственной отрадой и развлечением для нас, детворы, было довольно большое озеро (к сожалению, теперь высохшее), начинавшееся сразу от крайних огородов. У него мы частенько сидели на утренней зорьке и вечерами с удочками. А еще мы любили охоту на зайцев, тетеревов, куропаток и уток.
…Родился я 19 декабря 1902 года, третьим по счету. Старше меня были Степан и Аксинья. Через два года появилась еще одна сестренка — Тоня. Родители мои жили, как я уже говорил, в хатенке бабушки Екатерины. Дом в мою пору был наполнен, как улей: семья состояла из двенадцати душ — самой бабушки, ее двух сыновей — оба Дмитрии, дочерей Федосьи, Евдокии и Елены с сыном Михаилом, моей матери Домны Алексеевны и нас, четверых ее детей. А настоящих работников-мужчин — один мой отец.
Было трудно, однако бабушка, отец, мать старались не падать духом, к нам относились ласково, заботливо.
— Погоди, мама, — говорила моя мать, — вот вырастет наша орда, тогда будет кому трудиться.
Но матери не суждено было увидеть своих детей и внуков счастливыми: в 1906 году, когда мне не было еще и четырех лет, она умерла. И хотя я был еще мал, я остро почувствовал эту утрату.
В те годы горе посетило не только наш дом, оно было частым гостем почти всех бедняцких и многих середняцких хозяйств. Все это я уже потом узнал из рассказов отца. Только что закончилась разорительная для народов России русско-японская война. Затем один за другим последовали неурожайные годы. А что может быть для бедняцких семей страшнее голода! А тут еще в наших краях вспыхнула эпидемия сибирской язвы и ящура. Это вызвало сильный падеж скота, во многих деревнях большинство семей, в том числе и наша, лишились последней коровенки. А какую помощь можно было ожидать крестьянину от царского правительства! Никто на помощь и не надеялся. Каждый рассчитывал только на себя.
А жизнь шла своим чередом.
Маму нам заменила бабушка Екатерина, которая стала еще более ласковой, внимательной, заботливой. Мы ее очень любили. Я и младшая сестренка Тоня называли ее мамой. Было ей в то время около пятидесяти лет. Невеликого роста, спокойная, с добрыми задумчивыми темно-серыми глазами.
— Когда-нибудь легче будет жить, — часто говорила она. (Забегая вперед, скажу, что умерла она, когда мне было восемнадцать лет).
