Николай I - Мое самодержавное правление

За всю трехсотлетнюю историю династии Романовых мы не много назовем царей (впоследствии – императоров), манкировавших своими «служебными обязанностями». Конечно, были на троне и относительно слабые правители, – но как правило это объясняется либо их болезненностью, либо молодостью, либо краткостью правления. Сильных же государей, оставивших по себе наследство, еще и сегодня требующее серьезного изучения и глубоких оценок, всякий назовет без труда.

Это и создавший систему приказов (министерств) и присоединивший Украину и половину Сибири Алексей Михайлович Тишайший, и его сын – Петр Великий, чьи реформы положили начало революционной вестернизации России, и его преемница – Екатерина Великая, переписывавшаяся с Вольтером и окончательно закрепостившая крестьян, и отменивший рабство истинный европеец Александр Освободитель.

Одной из крупных, в каком-то смысле ключевых для истории России фигур является автор и главный герой этой книги Николай Павлович Романов, Николай Первый, – правитель нового типа, человек XIX железного (во всех смыслах этого слова) века.

Романтический консерватор, крупнейший русский поэт Евгений Баратынский написал об этом столетии, точнее – именно об эпохе Николая Первого:

Да, это было время утилитаризма, рационализма, «полезности». Всякий понимал их по-своему. Корыстолюбец спешил нажиться, но и идеалист не оставался в стороне: то, что при Александре I начиналось Сперанским как «проект реформ», при Николае воплотилось им же в завершении кодификации российского законодательства.

То, о чем накануне и в начале Наполеоновских войн лишь смутно грезилось, после восстания декабристов начало приобретать зримые черты. Портрет эпохи нравился не всем (не зря мы процитировали Баратынского), но не потому ли, что на нем осталось меньше грима? «Бесстыдство» здесь – всего лишь уничижительный синоним откровенности, то есть честности.

Прежние идеи и идеалы были подобны дамам XVIII столетия: все в одинаковых париках, одинаково напудрены, с одинаковыми мушками на щеках – с непривычки и не различить. Они имели слишком отвлеченный характер, «слишком далеки были они от народа».

И хотя сказано это именно о декабристах, но в этих словах – при всей их правоте – нет одного очень важного обертона: выступление 14 декабря 1825 года как раз и было реакцией на оторванность от живой жизни, от ее насущных потребностей, от вызовов времени. Декабристы, возможно, захотели перепрыгнуть ту пропасть, через которую новый царь начал наводить мосты.

Мы не станем здесь, дабы не утомлять читателя, анализировать тридцатилетнее правление Николая – надеемся, рассказ «от первого лица», дополненный голосами свидетелей и участников тех важнейших для истории России событий, скажет сам за себя.

На страницах этой книги мы увидим императора Николая Первого в разных ипостасях: даже как автор он многогранен. Короткие, скупые, исполненные внутреннего драматизма дневниковые записи чередуются с доверительной перепиской с ближайшими родственниками.

Их сменяют воспоминания – тоже очень разные. Рассказ о раннем детстве рисует нам интимные картины счастливого, поистине царского (но не вовсе безоблачного) детства – с его трогательными подробностями; дорогие сердцу рассказчика, они не могут оставить равнодушным и читателя.

Повествование о трагических событиях междуцарствия и 14 декабря разворачивает перед нами панораму внутренних борений будущего венценосца в его ретроспективной оценке. Административные и военные распоряжения, речи перед общественностью, государственные манифесты демонстрируют действие механизма управления империей – во всей его сложности и разносторонности.

Наконец, письма к императору и воспоминания о нем людей, которые имели возможность наблюдать его в трудах и досугах, завершают эту картину. По сути дела, перед нами двойной портрет: императора на фоне его царствования – и самой империи, непрерывно меняющейся, как по воле правителя, так порой и помимо этой воли.

Едва ли не самым интересным здесь представляется эволюция и самого государя императора: от еще не вполне уверенного в себе, вынужденного принимать судьбоносные решения молодого человека – до зрелого государственного деятеля, уверенной рукой держащего бразды правления и сталкивающегося, под занавес своей политической карьеры, с новыми историческими вызовами, принять которые вынужден будет уже его преемник.

Мои родители известны всем, и я могу лишь к этому добавить, что родился в Царском Селе 25 июня 1796 года.

Говорят, будто рождение мое доставило большое удовольствие, как последовавшее после рождения шести сестер подряд и после чувствительного удара, перенесенного моими родителями и происшедшего благодаря несостоявшемуся бракосочетанию моей старшей сестры Александры со шведским королем Густавом-Адольфом, тем самым, которого впоследствии так жестоко преследовала судьба, лишив его наследия предков – престола, разлучив с женою и детьми, обрекши его на существование без пристанища и на скитание из города в город, не позволяя нигде надолго остановиться.

Причиной этого несостоявшегося брака было, как говорят, с одной стороны – упрямство короля, не желавшего согласиться на то, чтобы моя сестра имела при себе православную часовню, а с другой – неумелость графа Моркова, которому было поручено составление брачного договора и который, желая устранить затруднение, возникающее от одного из существеннейших пунктов договора, откладывал заключение самого договора до последнего момента, а между тем без этого пункта, не принимаемого королем, Императрица Екатерина не давала согласия на брак.

В тот момент, когда пришло распоряжение об отмене предстоящего брака, моя сестра была уже причесана и все ее подруги в сборе – ожидали лишь жениха. Это событие, по словам свидетелей, чуть не стоило жизни Императрице, так как с ней случился апоплексический удар, от которого она не могла уже оправиться.