Сразу от входа шла короткая деревянная лестница, заканчивавшаяся небольшой площадкой с гипсовым бюстом первого председателя ВЦИКа у стены. Налево с площадки дверь вела в жилую часть дома. По плану, приведённому в книге следователя Соколова, первая комната являлась проходной. Таковой она, видимо, и оставалась. В комнате никого не было. Справа у стены стоял шкаф и ещё какая-то канцелярская мебель. Прямо дверь вела в парадные апартаменты, где когда-то обитала Царская Семья, а налево – в комнату коменданта. Оттуда слышались голоса. Дальше я не пошёл. Спустился вниз, сфотографировал лестницу с бюстом и вышел на улицу. Бориса Всеволодовича возле дома не было. Я пошёл в сторону Вознесенского переулка, как бы ему навстречу и вдруг увидел странную фигуру в светлом костюме, наверное, в сером, которая, неестественно прислонившись спиной к стене Ипатьевского особняка, заглядывала через плечо за угол дома. Как-то сразу стало всё ясно. Быстро прошёл вдоль дома, завернул с проспекта мимо «серого костюма», на него не глядя. Борис Всеволодович стоял, задумавшись, перед дверью, ведущей из переулка в тот самый полуподвал. Она не то чтобы была закрыта, она как будто была замурована, заварена, замазана, во всяком случае, понятно, что по прямому назначению дверь эта не использовалась, наверное, с тех памятных июльских дней. Но это я разглядел накануне, а тогда, почти не останавливаясь, взял под руку Бориса Всеволодовича, и мы с ним, как бы о чём-то рассуждая, спустились по Вознесенскому переулку и за домом Попова свернули влево. На следующий день мы появились у Ипатьевского особняка уже во второй половине дня и с некими уловками. Шли врозь и по противоположной стороне Вознесенского проспекта, шли медленно, присматриваясь по сторонам, не задерживаясь особенно нигде. Обратили внимание на две странно-подозрительные фигуры в сером облачении, как-то непонятно слоняющиеся возле дома. Рисковать не стали.
Если верить Рябову, то мы с ним посетили дом Ипатьева почти одновременно, буквально накануне его уничтожения, с той разницей, что мне приходилось озираться по сторонам, ощущая некую даже «преступность» своего положения, а его с почётом сопровождало милицейское начальство. Не знаю, побывал ли тогда Рябов на Ганиной Яме, но через тринадцать лет после того, как дом Ипатьева был взорван, в разгар горбачёвской «перестройки», мир взбудоражила весть о том, что под Свердловском, в районе деревни Коптяки, обнаружено место, где была захоронена Царская Семья. Крушение советской власти и политические изменения, произошедшие в стране, на какое-то время ослабили сенсационный накал вокруг этого открытия, но в 1991 году, уже решением новой власти, могила была вскрыта. Вскрывали тайно, в непогоду, под надзором высокого чина из соответствующего комитета. Археологам, которые были привлечены к работам по вскрытию могилы и предупреждены об «ответственности за отказ или уклонение от выполнения обязанностей специалиста», только на месте раскопа было объявлено, что официальной целью экспедиции является «вскрытие предполагаемого захоронения семьи последнего русского царя».
Как известно из публикаций Рябова, он в 1979 году, с группой свердловских единомышленников, частично царское захоронение раскопал и извлёк оттуда три черепа, которые год спустя этими же людьми были отдельным вложением возвращены в могильник. Именно это «отдельное вложение» в 1991 году оказалось открытым первым. Как записано в «Протоколе осмотра места происшествия», на глубине 60–70 сантиметров был обнаружен деревянный ящик из красных досок. Из ящика были извлечены пять полиэтиленовых пакетов, в которых находились кроме трёх черепов более десятка костных фрагментов от разных частей скелетов.
Вскрытие «предполагаемого Царского» захоронения вызвало неадекватную реакцию в обществе, не только на российской территории, но и за её пределами. Пресса поднимала темы как политического характера, так и характера нравственного. Известная в эмиграции писательница Зинаида Алексеевна Шаховская в интервью газете «Известия» сказала: «Вся эта история с выкапыванием скелетов производит чудовищное впечатление. Кто бы там ни был похоронен – красные или белые, – нельзя поступать столь бесцеремонно ни с христианской, ни с юридической точек зрения. Это оскорбительно»[4]. А писатель Владимир Алексеевич Солоухин, посетивший с группой паломников места, связанные с гибелью последнего российского Императора и Его Семьи, в тот самый 1991 год в статье, напечатанной газетой «Литературная Россия», писал: «И вот мы стоим на краю Ганиной ямы. У священников возникла мысль поставить крест на дне ямы, но после маленького обсуждения вопроса они от этого отказались. В самом деле, костры ведь жгли не в яме, а на ровной площадке рядом с ней. Не это ли место надо считать настоящей могилой убиенных? А то, что место кострищ разграбили потом, разметали и заляпывали глиной и что при этом несколько мелких предметов попало и в яму, – это ещё не резон считать её местом захоронения. Захоронения как такового не было вообще, нечего было хоронить – серная кислота, керосин, бензин и огонь сделали своё дело, а застывший человеческий жир нашли не в яме, а в земле на месте костров. Страшно об этом говорить, но приходится».
* * *
В Послании Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II и Священного Синода Русской Православной Церкви к 75-летию убийства Императора Николая II и Его Семьи, в частности, было сказано: «Мы призываем наши высокие гражданские власти возобновить детальное расследование убийства Николая II, Его Семьи, членов Императорской Фамилии и Их родственников. Руководить таким дорасследованием должна авторитетная и полномочная комиссия, в которую могут войти представители Церковного Священноначалия, органов высшей государственной власти, учёного мира, церковной и светской общественности. Комиссии этой необходимо рассмотреть все аспекты екатеринбургского преступления – нравственные, правовые, политические».
После обращения Святейшего Патриарха к Президенту Российской Федерации Б.Н. Ельцину, 23 октября 1993 года распоряжением председателя Совета министров, каковым в то время был В.С. Черномырдин, была создана Комиссия по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков российского Императора Николая II и членов его семьи, которой был придан правительственный статус. Этим же распоряжением был утверждён первый состав её членов в количестве двадцати двух человек, двое из которых вскоре выбыли. Председателем Комиссии был назначен вице-премьер Юрий Фёдорович Яров, а его заместителем – мэр Санкт-Петербурга Анатолий Александрович Собчак. Членский состав распределился таким образом: девять членов Комиссии были представлены чиновничьим аппаратом всех ведущих ведомств в ранге заместителей министров, два официальных представителя судебной медицины, руководитель Росархива и шесть лиц от общественности и Православной Церкви, которую в Комиссии представлял член Священного Синода, митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий.
Комиссии по распоряжению Черномырдина предписывалось «разработать совместно с заинтересованными организациями необходимые предложения и внести их в Совет Министров». Ко времени создания Правительственной комиссии уже была проведена судебномедицинская экспертиза и возбуждено уголовное дело, расследование которого было поручено старшему прокурору-криминалисту Главного следственного управления Генеральной прокуратуры Владимиру Николаевичу Соловьёву.
Первое заседание Правительственной комиссии состоялось 26 октября, то есть на третий день после её учреждения. Председательствующий Яров с первых же слов чётко определил поставленную верховной властью задачу: провести исследования и подготовить материалы и рекомендации по «перезахоронению останков». Для наибольшей оперативности состав Комиссии был разделён на три группы, каждой из которой была определена сфера её компетенции.
– Возьмите свой список, который у вас в руках (имелся в виду список членов Комиссии. – А.Г.), – сказал Яров. – Я по порядку всех назову. Когда я буду называть цифру один, вы будете иметь в виду, что это первая группа по вопросу, касающемуся исследований. Под цифрой два у вас будет вторая группа, которая будет заниматься вопросами ритуала и церемонии, третья группа должна определить дату и место перезахоронения.
Тут же были назначены руководители каждого направления, по которым Комиссия должна осуществлять свою деятельность. Первую группу возглавил главный судебно-медицинский эксперт Минздрава РФ Владимир Олегович Плаксин, ритуальную – Собчак и третью – начальник Росархива Рудольф Германович Пихоя. Каждой группе было предписано к следующему заседанию Комиссии, назначенному на 3 ноября, подготовить соответствующие доклады с конкретными рекомендациями и предложениями, а Плаксину Яров в дополнение поручил составить справку о «ходе выполнения судебномедицинской экспертизы» и представить её в Секретариат Комиссии в течение трёх-четырёх дней, с тем чтобы к следующему заседанию члены Комиссии успели с ней ознакомиться.
