Учреждение ямов сыграло огромную роль в истории не одной только Монгольской империи. Пройдёт время, и ямская служба, столь необходимая на громадных пространствах Евразии, будет унаследована Московским царством, а затем и Российской империей. Значение ямов понимали и сам Угедей, ставивший себе это в особую заслугу, и его брат Чагатай. «Из доложенных мне мероприятий я считаю самым правильным учреждение ямов», — сообщал он великому хану И добавлял, упоминая выступившего в Западный поход Бату: «Я тоже озабочусь учреждением ямов, поведя их отсюда навстречу вашим. Кроме того, попрошу Батыя провести ямы от него навстречу моим». Так, практически одновременно, создавались становой хребет и кровеносная система великой Евразийской империи.
Бóльшая часть монгольского войска двигалась весьма неспешно. Оказавшийся в Монгольских степях как раз перед началом Западного похода, в 1235–1236 годах, китайский посол Сюй Тин встретил многочисленное монгольское войско, двигавшееся мимо него безостановочно в течение нескольких дней. Китайского посла особенно удивило то, что большинство в этом войске составляли юноши, даже подростки, в возрасте тринадцати-четырнадцати лет. Когда он спросил, чем это объяснить, ему ответили, что войско послано «воевать мусульманские государства, куда три года пути. Тем, кому сейчас 13–14 лет, будет 17–18 лет, когда достигнут тех мест, и все они уже будут превосходными воинами»8. Название «мусульманские государства» было для китайцев синонимом далёких западных земель. Кто знает, возможно, именно встреченные Сюй Тином юнцы и были теми, кто спустя несколько лет обрушит свой удар не только на мусульманские земли Волжской Болгарии, Ирана или Малой Азии, но и на христианскую Русь?!
Так начинался завоевательный поход монголов в Европу. Впрочем, завоевательным он называется нами сегодня; таковым он стал для народов, разорённых, уничтоженных и завоёванных монголами. Сами же монголы несколько иначе смотрели на происходящее. Для них это было не столько завоевание чужого, сколько утверждение своей власти на те страны и народы, которые принадлежали им по праву — праву силы и праву установлений «покорителя Вселенной» Чингисхана.
В этом смысле наследников Чингисхана можно назвать и наследниками великого «золотого царя» — «алтан-хана» — китайского императора, империя которого была завоёвана ими. Само её название — «Поднебесная», или «Срединное царство», — точно определяло её положение в мире как единственной империи, власть которой распространяется на всё земное пространство, осеняемое небом. Ещё и в XVII–XVIII веках (не говоря о более ранних временах), и даже позднее китайские богдыханы смотрели на приезжавших в их страну чужеземцев — купцов и послов иностранных держав — исключительно как на своих подданных и принимали посольские дары и подношения как изъявление покорности, как дань, привозимую с отдалённых краёв «Поднебесной» империи. Для китайцев окружающие их народы были «варварами», и они отгораживались от них Великой стеной, но когда «варвары» заняли императорский трон, ситуация изменилась только отчасти. Монголы с таким же презрением относились к китайцам, как и к другим покорённым народам (хотя многому научились у них). Но представление о том, что их империя — единственная, что мир принадлежит им, было присуще им в не меньшей степени. («Силою Бога все земли, начиная от тех, где восходит солнце, и кончая теми, где заходит, пожалованы нам» — так утверждал в своём послании римскому папе великий хан Гуюк в ноябре 1246 года9.) Монголы считали своими любые земли, «куда доходили кони их полчищ» (по выражению арабского учёного-энциклопедиста первой трети XIV века ан-Нувейри). А потому земли кипчаков, русских, болгар и других народов и представлялись им той «некоторой окраиной» их государства, которая «ещё не была полностью покорена» ими. При этом, в отличие от китайцев, монголы были кочевниками, а значит, изначально привычны к набегу, к поиску новых мест для кочевий, к овладению ими в кровопролитных войнах с другими племенами. Китайцы настолько презирали окружающих их «варваров», что считали войны с ними, завоевание их земель делом абсолютно бессмысленным. Монголы же были рождены для войны, и война надолго стала главным и единственным способом их существования.
Вся держава Чингисхана была построена как один военный лагерь. Она делилась на «центр» и «правое» и «левое» «крылья». Последние, в свою очередь, были поделены на «тьмы», или «тумены» (способные выставить 10 тысяч воинов), а те — на тысячи, сотни и десятки, так что ни один монгол в возрасте от пятнадцати до семидесяти лет не мог находиться вне своего подразделения. Во главе каждого из этих подразделений стояли, соответственно, темники, тысячники, сотники и десятники. При этом был установлен весьма жестокий порядок: если во время военных действий из десяти человек бежали один или двое, то казнили весь десяток. Так же поступали и в том случае, если один или двое смело вступали в бой, а остальные не следовали за ними; если кто-то из десятка попадал в плен и не был освобождён своими товарищами, то последних также могла ждать смерть. Военачальники монголов, как правило, непосредственно не участвовали в битвах — что было отличительной чертой монгольского войска и позволяло умело руководить им на любом этапе сражения. Но при этом соблюдалось правило: если темник или тысячник погибал в бою, то его дети или внуки наследовали его ранг, а если он умирал своей смертью, от болезни, «тогда его дети или внуки опускались на один ранг ниже». Точно так же если сотник умирал от старости или же темник перемещал его на другую должность, «то обе эти должности не подлежали наследованию»10. Подобные установления скрепляли монгольское войско невиданной для иных племён и народов дисциплиной. Монголы очень редко сдавались в плен, были неустрашимы и неудержимы в бою.
Превосходили они своих врагов и технической оснащённостью и тактической выучкой. Монголы, можно сказать, рождались всадниками. Их с младенчества накрепко привязывали к спине коня, и в таком положении они повсюду следовали за матерью. «В три года их привязывают верёвками к луке седла, так что рукам есть за что держаться», и пускают коней «нестись во весь опор, — доносил своему правительству в 1233 году китайский посол к «чёрным татарам» (монголам) Пэн Да-я. — В четыре-пять лет им дают маленький лук и короткие стрелы, вместе с которыми они и растут. Круглый год они занимаются охотой в поле. Все они стремительно носятся на лошадях, при этом они стоят на носках в стременах, а не сидят, поэтому основная сила у них находится в икрах… Они быстры, как идущий смерч, и могучи, как давящая гора. Поскольку в седле они поворачиваются налево и переворачиваются направо с такой скоростью, как будто крылья ветряной мельницы, то могут, повернувшись налево, стрелять направо, причём не только туда — целятся ещё и назад. Что касается их стрельбы в пешем положении, то они становятся, широко раздвинув ноги, делают широкий шаг и изгибаются в пояснице, наполовину согнув ноги. Поэтому они обладают способностью пробивать панцирь своей стрельбой из лука»11. Это же отмечали и современники-европейцы: «Стреляют они дальше, чем умеют другие народы»; «Они отличные лучники»; «…более искусные… чем венгерские и команские (половецкие. — А. К.), и луки у них более мощные»12. Для устрашения врагов монголы применяли особые «свистящие», или «гремучие», стрелы — с просверленными наконечниками, издававшими при полёте ужасающий свист. Их копья были снабжены специальными крючьями, при помощи которых они стаскивали вражеских всадников с коней. Панцири у монголов были изготовлены из кожаных ремней, сплетённых в несколько слоёв (на Руси такие панцири называли «ярицами») и в отдельных случаях снабжённых металлическими пластинами. Лёгкие и удобные, они были неуязвимы для стрел противника на том расстоянии, на котором сами монголы пробивали вражеские доспехи насквозь. Для эпохи Средневековья подобное преимущество сопоставимо с тем, какое уже в Новое время, после изобретения огнестрельного оружия, получат европейцы над «варварами» и дикарями, не знающими «огненного боя». Но мало того что монголы обладали врождёнными качествами воинов-наездников. Они многому научились у завоёванных ими тангутов, китайцев и мусульман-хорезмийцев, переняли их опыт, их способы ведения боевых действий, овладели передовой по тем временам военной техникой — камнемётными машинами, мощными самострелами, передвижными башнями, таранами, катапультами, а от китайцев научились использовать при осаде порох, которого в Европе ещё не знали. Огненные стрелы монголов и зажигательные и разрывные снаряды на основе нефти и пороха сеяли панику среди врагов. В войске монголов находились инженеры из числа китайцев и тангутов; они и руководили осадными работами при взятии среднеазиатских и европейских городов.
