По следам зла. Отчеты профайлера - Аксель Петерманн

квартире, если, конечно, это действительно была она. Я узнал, что от квартиры Крабонке было три ключа. Один он отдал матери, а два других оставил себе. В последнее время он никому их не отдавал и не терял. К тому же, кроме него, квартирой больше никто не пользовался. Происхождение пятен на полу он по-прежнему объяснял следами от морилки. Он уверенно исключил возможность того, что мог пораниться во время ремонта и что это его кровь могла накапать на ковер. Когда я спросил Крабонке, работал ли он по дереву в своем подвале, он также ответил отрицательно. Он занимался этим только в прихожей в своей квартире, которую еще предстоит отремонтировать. Свои сексуальные предпочтения Вальтер Крабонке описывал так – он решительно против «орального секса». Не важно, кто кому это делает – он женщине или она ему.

Он также считал ненормальным целовать грудь:

С такими и подобными ответами прошло еще некоторое количество времени, и постепенно я заподозрил, что наша беседа перерастет в своего рода допросный марафон. В середине разговора Вальтер Крабонке попросил листок бумаги. На нем он записал дни с 29 декабря по 31 декабря. Через некоторое время он нарисовал фигуру рядом со средней датой – что-то вроде человечка из палочек. Я вопросительно посмотрел на своего собеседника. Он объяснил:

Я напрягся. Зачем ему он сейчас? Он почувствовал себя загнанным в угол? Может, наши упрямые вопросы помогли ему осознать то, что он подавлял в себе в течение нескольких дней? Может, перед его мысленным взором предстала убитая и расчлененная им Агнес Брендель?

Вместо того чтобы строить догадки, я решил снова сменить тактику. Я остановил дословную запись протокола допроса и пододвинул свой стул очень близко к собеседнику. Этим я дал ему понять, что теперь между нами состоится откровенный диалог и что я ни на секунду не поверил его предыдущим показаниям.

Я использовал эту тактику всякий раз, когда чувствовал, что подозреваемый говорит неправду и в то же время он испытывает сильное внутреннее давление. Потому что именно так происходит с преступниками, которые действительно хотят признаться, но не могут заставить себя сделать это. Такой подход часто критикуют адвокаты на судебных заседаниях: ответственных следователей обвиняют в запугивании подозреваемого вне протокола или в попытках получить признание с помощью ложных обещаний или иного обмана. Это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Поэтому для меня всегда было важно, чтобы эти перерывы были отмечены в протоколе допроса, чтобы разговор строился правильно и чтобы его содержание было отмечено отдельным примечанием.

Я сказал Вальтеру Крабонке в лицо, что не верю ни единому его слову. Потом долго смотрел на него. Он занервничал, стал отводить глаза и смотреть в окно, когда я сказал ему, что они с Агнес не расставались на улице. Агнес Брендель готова была выпить что угодно и уж точно не стала бы отказываться от вина. И поскольку теперь мне известно, что он всегда находился в поиске сексуальных приключений, я уверен, что он не смирился бы с ее отказом. В конце концов, он затевал все это только ради секса. И теперь он пытался убедить меня, что даже не попробовал уговорить Агнес?

Когда я закончил, Вальтер Крабонке впал в задумчивость. Он поднялся и стал молча смотреть в окно. Потом снова сел. Он по-прежнему не говорил ни слова, лишь махнул рукой на картину с подсолнухами. Улыбнулся. А потом признался, что зашел на лестничную клетку вместе с Агнес. Однако она тут же покинула его. Нет, ее не было в его квартире. Он мог поклясться в этом.

Было ли это признание тем самым прорывом в ходе расследования, на который я так надеялся? Возможно, да, иначе почему Вальтер Крабонке так долго отказывался признаться в этой детали, в то время как на все остальные вопросы он отвечал охотно? Кроме того, теперь я был уверен, что Крабонке как-то связан с убийством.

Несколькими минутами ранее мой коллега попросил меня выйти из допросной, чтобы проинформировать о результатах осмотра помещений. Не только в квартире Вальтера Крабонке, но и в его подвале сыщики обнаружили в разных местах несколько крупных пятен засохшей крови, замытых лишь весьма поверхностно. Чтобы выяснить всю правду, я попросил, чтобы собранные образцы немедленно доставили вертолетом в Институт судебной медицины, сотрудники которого ранее уже установили время смерти и исследовали содержимое желудка убитой. Теперь мне оставалось только ждать результатов исследований.

Я тянул время и позволил Вальтеру Крабонке рассказать новую версию событий. Стенографистка записывала все его показания, хотя они и не имели большого значения.

Наконец я дождался. Зазвонил телефон, на том конце провода был мой коллега.

Это означало всего лишь, что кровь, обнаруженная в подвале, принадлежала к той же группе крови, что и кровь Агнес Брендель, и имела тот же резус-фактор. Каким бы обнадеживающим ни был результат, мне необходимо было учитывать, что такое сочетание характеристик применимо и ко многим другим людям. В Германии чуть более сорока процентов населения имеют вторую группу крови. Аналогичная ситуация и с обнаруженным резус-фактором. Но насколько вероятным было теоретическое предположение, что какой-то другой человек с идентичными характеристиками крови истекал кровью в подвале Вальтера Крабонке?

Я мог с уверенностью предположить, что Вальтер Крабонке и был убийцей Агнес Брендель. С другой стороны, это утверждение порождало дополнительные вопросы. Как можно было связать этот факт с установленным временем смерти? Согласно заключению, Агнес Брендель, скорее всего, была убита днем 1 января – через три дня после встречи с Вальтером Крабонке. И как следует оценивать показания, сделанные Эгоном Финком и многочисленными свидетелями, которые утверждали, что видели Агнес Брендель или выпивали с ней после того, как она покинула забегаловку Гарри Штельцеля? Осталась ли тогда Агнес Брендель у Вальтера Крабонке или вернулась к нему в квартиру еще раз? И когда именно он убил ее? Так что допрос был еще далек от завершения, но теперь ситуация изменилась в нашу пользу. Теперь мы могли более уверенно задавать вопросы и выдвигать обвинения.