убедили нас, что мелкие камешки сейчас в моде, а крупные бриллианты устарели», — пролепетала Майя.
Вот так «поклонница», обмануть доверчивых девчонок! Кажется, я закричала: «Майя, тащи быстро телефон “благодетельницы” и немедленно зови Оксану с её драгоценностями. Мы утром улетаем, торопись».
Вера, надо отдать должное, после моего звонка приехала быстро. Ещё быстрее я отправила её за деньгами, которые она со своей подружкой содрали с двух наивных чемпионок. «Если через час не привезёшь деньги, обращусь в полицию», — сказала я строго. Сработало! Через час состоялся возврат денег. Мы спустились в бар. Майя с Оксаной крепко прижимали свои сумочки. Я заказала себе вина: «Не переживайте. Ещё наступит время для настоящих бриллиантов».
Перчатки на миллион
«Мизуно» — это слово всегда ассоциировалось у меня с улыбками японских друзей — моих спонсоров из этой прекрасной компании, известной во всём мире своей качественной спортивной одеждой и обувью. В этой форме более ста лет лучшие конькобежцы, мастера гольфа и бейсбола, волейбола и тенниса выходят на различные соревнования и Олимпийские игры. Первым экспериментом «Мизуно» с фигуристами оказались танцоры моей группы. Наше сотрудничество продолжалось более 11 лет. Это было незабываемое время, которое связало нас крепкой дружбой. Внимание и забота руководства фирмы помогли нам быть безупречно одетыми. Мы настолько им доверяли, что, когда в далёкий холодный Лейк-Плэсид, в нашу Международную школу Олимпийского центра прибывали коробки с униформой из Японии, мы знали: наборы вещей будут точно соответствовать маркировкам с именами, да и сидеть будут на каждом из нас как с иголочки.
Мы носили форму, согласно контракту, на всех соревнованиях. В поездках, в автобусе и самолёте, на тренировках и разминках, на пресс-конференциях и, конечно, во время интервью. Костюмы и куртки с эмблемой «Мизуно» украшали нас как за кулисами, так и на месте «слёз и улыбок». Но вот по регламенту Олимпийских игр участникам рекламировать любую продукцию было запрещено. Однако куда же деться мне — тренеру со своими заморочками, которые обязательно приносят успех подопечным.
Я стою на разминке и, зная, что регламент нарушать нельзя, белые кожаные перчатки с яркой синей эмблемой «Мизуно» держу в руках. Эмблема закрыта ладонью, но это не помешает удаче — я ведь верю.
Ну вот, всё прекрасно — откатались, ждём оценок. Я «принимаю со льда» в объятия своих подопечных и совершенно машинально напяливаю перчатки! О ужас, тут и до дисквалификации недалеко! Но как-то всё проскочило, то ли не увидели, то ли не поняли — всё-таки только перчатки. А мне уже звонит на мобильный вице-президент компании: «Наталья, спасибо, — это рекорд “Мизуно”! Похоже, за минуты на экране твои перчатки могли заработать миллион долларов!» Что тут сказать — и такое бывает.
Этот ужасный Дэвид
В Лейк-Плэсиде мне по контракту полагался тренер-ассистент. Международная школа по танцам на льду оказалась перенасыщена фигуристами, и такой пункт контракта, что было весьма логично, должен был сработать. И всё было бы прекрасно, если бы не произошли следующие события…
Мой английский тогда оставлял желать лучшего. Я успешно провела на олимпийском льду семинар. Один из слушателей по имени Дэвид, узнав о контракте, предложил свою помощь. Поначалу я была ему благодарна. Он же сумел за моей спиной всё обставить так, как будто я поручила ему все переговоры по его оформлению в штат школы. Он правильно предположил, что меня вряд ли будут о нём расспрашивать. Приложив все свои бумаги и даже использовав мою подпись со взятого у меня автографа, Дэвид оказался вскоре не моим ассистентом, а превратился в партнера-тренера с такой же зарплатой и обеспечением, как и я. Трудно было представить, что такое возможно в новой для меня стране. Оказалось, что авантюристы везде одинаковые. Каждодневные ланчи и игра в гольф с одним из руководителей Олимпийского центра позволили Дэвиду продержаться «на зарплате» в роли тренера довольно долго.
Доходило до пантомим. В моё отсутствие, стоя на середине льда или на трибуне, он изображал жестами и открыванием безмолвного рта указания моим ученикам. У посещавших олимпийскую арену туристов создавалось впечатление, что он тренирует лучшую пару мира. Делал он это регулярно. Когда я возвращалась с соревнований, ребята копировали мне Дэвида, и мы вместе смеялись над этой глупостью.
Так продолжалось пару месяцев. В один из дней Дэвид завалился к нам в дом и стал предлагать деньги. За что? За то, чтобы я отдала ему несколько уже известных в мире дуэтов. Я ему показала на дверь.
Развязка наступила довольно скоро. Где-то Дэвид «ошибся», читая конфиденциальные служебные бумаги Олимпийского центра. Поймали его около огромного ксерокса, из которого в те годы и вылезали документы, посланные в центр по факсу.
Вердикт был строг — увольнение и запрет приближаться к Олимпийскому комплексу на одну милю. Вскоре он исчез из Лейк-Плэсида.
Дело не в шляпе
Город Глазов в Удмуртии я представляла в советское время именно так.
Некоторое количество свободных людей среди «свободного поселения» заключённых. Ну и, соответственно, хмурый климат, мрачные дома и пугающе серые лица. От всего этого иногда становилось не по себе. Одно радовало: жители города получили в подарок, как сообщила на всю страну газета «Советский спорт», современный универсальный дворец спорта с ледовой ареной.
В Глазов меня отправили с воспитанниками, и был это мой первый выезд в столь «экзотическое» место.
Так заведено в фигурном катании, что тренер сравним с моделью. Дефилировать по подиуму, естественно, не приходится. Есть только место у бортика катка, да заветное место «слёз и улыбок», где ты вместе с учениками умело принимаешь позу и никогда не забываешь надеть лучшее, чтобы засветиться на голубом экране по всей стране.
Зная, что нас встретят в Глазове по одёжке, а проводят по результату, почти как в пословице, пришлось заняться гардеробом. Для большинства тренеров это была сверхзадача — правильно одеться. Во-первых, не было необходимых денег, а во-вторых, страна в те годы была одним сплошным дефицитом.
Перед командировкой «в свет», то бишь в Глазов, моя любящая мама по блату устроила мне подбор — пошив гарнитура. Прекрасный импортный отрез чёрного букле в руках швейных мастеров превратился в элегантное, почти в пол, пальто. Снятый с маминого жакета воротник из голубой норки заявил о значимости персоны. Скромная женщина, выполнявшая заказ, так растрогалась, узнав, что я тренер по фигурному катанию и буду показана в её «произведении» по телику, что тихо произнесла: «Завтра приезжайте к вечерку. Я вам приготовлю шляпу из остатков букле».
Шляпа действительно была готова к объявленному часу и находилась в огромной круглой
