Сведения о физических данных Чингисхана скудны. Хронисты сообщают лишь то, что у дитяти был пламенный взгляд и лицо его излучало некое сияние — возможно, как воспоминание о Духе света, во время оно оплодотворившем Алан-Гоа, его мифическую прабабку.
Повзрослев, возмужав, Темучжин отличался от всех высоким ростом, крепким телосложением, открытым челом, достаточно длинной бородой (по меньшей мере, по меркам практически гололицых монголов) и, наконец, «кошачьими глазами». Эти серо-зеленые глаза страшно интриговали историографов. Принадлежал ли Чингис к «тюркизированной арийской расе», как, например, сельские жители Кашгарии? Увы, нам лично пришлось прожить довольно долго в непосредственной близости от «желтоглазых кошек», а монгольские барды слишком тщательно проследили генеалогию их героя, чтобы можно было усомниться в его алтайском происхождении.
Помолвки у монголов совершались очень рано. Темучжину еще не исполнилось девяти лет (стало быть, дело происходило в 1176 г.), когда отец взял его с собой на поиски невесты. Есугай намеревался начать «турне» с родственников Оэлун, то есть с родни из олхонутского рода, который в ту пору кочевал по Восточной Монголии, в окрестностях озера Буир. По дороге отец и сын сделали остановку у другого унгиратского вождя, по имени Дэй-сечен (Мудрый), стойбище которого находилось между горами Чекчер и Чихурху, они соответственно отождествляются с нынешними Алтан-номором и Дулан-хорой, что на западном берегу реки Урссон,[15] между озерами Колен и Буир.
Отвечая на вопрос Дэй-сечена о цели поездки, Есугай сказал, что он едет в страну унгиратов за невестой для сына.
Это заявление собеседника заинтересовало.
— У твоего сына, — заявил он, — взгляд что огонь, а лицо что заря. Снился мне, Есугай, этой ночью странный сон. Привиделось мне, будто слетел ко мне на руку белый сокол, державший в когтях солнце и луну. Это хороший знак. И теперь я вижу, едешь ты со своим сыном. Мой сон подсказал, что едете вы, кияты, как вестники счастья.
Воистину не напрасно было дано Дэй-сечену прозвище Мудрый. Если племя унгиратов заслуженно славилось красавицами, то в политическом отношении оно считалось второразрядным, не идя ни в какое сравнение с родом киятов, значившимся «царским». Вот почему унгиратам льстило, когда мужчины-кияты брали их девушек в жены. По меньшей мере, именно это имел в виду Дэй-сечен, говоря Есугаю:
— Красоту наших дочерей и племянниц отмечают все, но мы никогда не пытались извлечь из этого выгоду. Когда от вас приезжал очередной хан, мы тут же сажали какую-либо прекрасноликую девушку в одну из наших больших кибиток, запрягали в быстроногого темно-серого верблюда, и она уезжала, чтобы занять свое место на престоле рядом с вашим ханом.
Монолог Дэй-сечена недвусмысленно указывает на то, что между родом борджигинов и унгиратов фактически был заключен «договор о замужестве».
— Друг Есугай, — закончил свою речь Дэй-сечен, — войдем ко мне в юрту! У меня есть дочь-невеста. Взгляни на нее.
Есугай последовал за Дэй-сеченом и оказался под войлочным сводом дома кочевника. Гостя усадили на почетное место, сбоку от хозяина, в центре юрты, точнее возле очага, занимавшего ее середину. В глубине, на правой половине жилища, располагались хозяйка и дети. Среди них была следившая, как мы полагаем, с замиранием сердца за происходившим юная Борте («Голубая»). Есугай посмотрел на нее и остался доволен: девушка действительно была хороша. Говоря о ней, монгольский бард повторяет слова, сказанные о юном Темучжине: у нее тоже был пламенный взор и лицо, излучавшее чудный свет. Заметим в скобках, что Борте было десять лет, то есть на один год больше, чем сыну гостя.
На следующий день Есугай официально попросил руки Борте для Темучжина. Хозяин дома, как человек умный, знал, что не следовало ни заставлять себя чрезмерно долго упрашивать, ни слишком быстро соглашаться. В конце концов, хотя монголки и выходили замуж рано, Борте была всего лишь девочкой. Произнеся несколько общих фраз («То не женская доля — стариться у родительского порога»), Дэйсечен предложил подождать:
— Дочку отдать я согласен. Оставляй и ты своего сына в зятьях-женихах.
Есугай согласился, но обратился к Дэй-сечену с предупреждением, несколько неожиданным для характеристики будущего Покорителя Вселенной:
— Страсть боится собак мой малыш. Береги, сват, его от них.
В оправдание Темучжину, которому, хотя он уже и стал женихом, было всего девять лет, заметим, что огромные лохматые монгольские собаки-хасары были на вид ужасны, и их черная шерсть это впечатление лишь усугубляла. В отчетах экспедиции Рериха мы читаем, что в Урге бездомные собаки нападали не только на пешеходов, но и на всадников и даже до смерти загрызли часового.
Оставив сына у Дэй-сечена, Есугай сел на лошадь и поехал домой. По дороге ему встретилась группа татар, собиравшихся попировать в Желтой степи (Шира-кеер), близ горы Чекчер. Есугаю хотелось пить, и он попросил у них воды, что было с его стороны явно неосторожно, ибо татары его род ненавидели давно, к тому же и он сам столько раз грабил их стойбища.
— Да это же Есугай-кият! — узнали они его.
Час мести настал: судьба его им выдала.
Татары подмешали в угощение медленно действующего ада, и монгол почувствовал его действие лишь потом, приближаясь к родной юрте. Когда через три дня он до нее все-таки добрался, все сомнения в случившемся у него исчезли. Есугай храбрый умирал. В полубреду он произнес:
— Кто-нибудь есть возле меня?
— Я здесь, Есугай, — ответил Мунлик, сын старого Чарха-эбугена из рода хонхотай.
— Мунлик, мальчик, слушай, — обратился Есугай к нему с последним наставлением. — Мои дети еще малы. Когда я оставил Темучжина у Дэй-сечена женихом его дочери и поехал домой, по дороге меня отравили татары. Мне очень плохо… Что теперь будет с моими детьми и всеми молодыми братьями, женами и снохами? Сердце мое разрывается на части… Мунлик, мальчик, срочно скачи к Темучжину и привези его домой!
С этими словами Есугай умер.[16]
Трагическая смерть Есугая, трогательные слова, произнесенные им по поводу родни перед самой кончиной, составляют первую главу истории Темучжина, будущего Чингисхана. Некоторая взволнованность монгольского барда ощущается читателем и поныне. Как ужасны были условия, в которых будущий Покоритель Вселенной проходил начальную школу жизни! Какие дикие нравы исповедовались жителями монгольских лесов и степей, где засады, предательства, похищения и убийства — короче говоря, охота на человека была столь же обыденна, как и звероловство! Именно в это свирепое общество был брошен юный Темучжин, девятилетний сирота, лишенный отцовской поддержки.
