заочно и победил. Вообще Сарат часто действовал как альтер — эго более динамичного и харизматичного брата; их гибкий тандем во многом и сделал возможной политическую карьеру Субхаса [59].
Однако Индия не Ирландия, и для освобождения из тюрьмы победы на выборах оказалось мало. Письма Боса из заключения показывают, что для блага Родины он был готов провести там всю жизнь. Между тем здоровье узника ухудшалось, и после приступа бронхопневмонии в феврале 1927 г. его переправили в центральную тюрьму Рангуна для медицинского консилиума. Власти, хотя и не сразу, согласились освободить заключённого при условии, что поправлять здоровье он поедет в Швейцарию и не вернётся в Индию, Бирму или на Цейлон до 1930 г. Бос отказался, заявив, что он не лавочник и не торгуется [60]. Сарату всё же удалось выхлопотать для брата перевод в тюрьму североиндийского городка Алмора. Это место со здоровым воздухом в предгорьях Гималаев было одним из любимых горных курортов британцев в Индии. Однако до Алморы Бос не добрался. Прибыв в Калькутту, он в мае 1927 г. был неожиданно освобождён по приказу нового губернатора Бенгалии (1927–1932) Стэнли Джексона, намеренного покончить с полицейским произволом. Кнут сменился пряником.
4. Становление Боса как политика (1927–1933)
Логика событий подталкивала Боса к руководству национальным движением в родной Бенгалии. Поначалу он сомневался, что справится, и уговаривал (хотя тщетно) взять инициативу вдову Даса — Басанти Деви (бенг. Босонти Деви, 1880–1974), которую даже называл своей приёмной матерью [61]. В Бенгалии всегда был силён культ Матери, нередко ассоциируемой с индуистской богиней Кали, и женщина во главе общественного движения не редкость. Мы видим это и сегодня по роли женщин в политической жизни как индийского штата Западная Бенгалия (нынешний главный министр Мамата Банерджи), так и государства Бангладеш (нынешний премьер — министр Шейх Хасина Вазед и её политическая соперница Халеда Зия, тоже побывавшая во главе правительства).
Поправив летом 1927 г. здоровье на горном курорте Шиллонг в Ассаме, Бос вернулся к делам. Сарат сделался к тому времени ведущим юристом Калькутты и строил на Вудбёрн — парк роскошный трёхэтажный особняк. По данным агентов Коминтерна, зарабатывал он, включая доход с принадлежащих ему земель, 400–500 тыс. рупий в год [62]. Его жена Бивабати (бенг. Бибхаботи) занимала в жизни Боса положение сродни матери. Субхас переселился в новый дом брата, и тот стал штаб — квартирой его организационной деятельности.
Выстроенная Дасом политическая коалиция рассыпалась в течение года после его смерти, и его бывшие соратники грызлись за власть. Место Даса в качестве председателя партии Свараджья, председателя Бенгальского провинциального комитета ИНК, а позднее и мэра Калькутты занял самый видный из них, Джатиндра Мохан Сенгупта (1885–1933). Его фигура устраивала Ганди, который и назвал его преемником Даса. Когда же обескураженный Сарат Бос спросил Махатму: «Что же ты оставил Субхасу?», тот со своей беззубой улыбкой ответил: «Субхасу — всю Индию». Сарату было не смешно [63]. Впрочем, как покажут события, эта неудача даст Босу импульс выйти за рамки Бенгалии и в самом деле стать общеиндийским национальным лидером.
Вернувшись в 1927 г. в политику, Бос почти сразу потеснил Сенгупту, будучи избран председателем Бенгальского провинциального комитета ИНК. В декабре того же года он вместе с Джавахарлалом Неру и Шуайбом Куреши был назначен генеральным секретарём Всеиндийского комитета Конгресса. Так Бос попал в высшие эшелоны власти крупнейшей партии страны.
Своей первой задачей Бос видел восстановление мира между религиозными общинами. В 1926–1927 гг. по Индии прокатилась волна столкновений индуистов с мусульманами. Везде было одно и то же: мусульмане назло индуистам резали коров, а индуисты назло мусульманам играли на музыкальных инструментах перед мечетями. Так рухнуло детище Даса — Бенгальский пакт 1923 г. Будучи намерен восстановить добрые отношения общин, Бос выступил с речью на митинге в городском парке. Как можно добиться свободы, вопрошал он, если индуисты не в состоянии жить бок о бок с мусульманами? К сожалению, упрощал проблему: не был исключением среди индийских националистов, которые считали коммунализм почти всецело порождением британской власти с ее принципом «Разделяй и властвуй». Правда, это не значит, что британцы непричастны к углублению противоречий, ведь арбитраж межобщинных отношений служил им одним из оправданий сохранения власти, как, например, и в подмандатной Палестине.
Вообще сначала индийские мусульмане и британцы относились друг к другу настороженно. И те и другие помнили, что Британская империя наследовала мусульманской Могольской империи, точнее, её политиям — преемникам. Неудивительно, что во второй половине XIX в. британское правление благоприятствовало индуистским высоким кастам, члены которых приобщались к процессу вестернизации много охотнее мусульман. В то же время открытие европейской наукой истоков индуизма, начавшееся возрождение этой религии пробудило дремавшую неприязнь индуистов к мусульманам как к былым завоевателям (Делийский султанат те основали в XIII в., а в Индию пришли ещё в VIII в., включив в состав Умайядского халифата Синд). Межобщинные проблемы не были воображаемыми и уходят корнями в доколониальное прошлое Южной Азии. К 1920‑м гг. конфессиональные общины медленно, но верно скатывались во взаимную ненависть. Хотя власти и играли на противоречиях двух общин, главная ответственность за их взаимное отчуждение в последнее десятилетие перед разделом страны лежит на индуистских коммуналистских организациях [64]. Содействие британцев исламскому сепаратизму в виде основания в 1906 г. партии «Всеиндийская мусульманская лига» было лишь одним из необходимых, но недостаточных факторов, которые в конечном счёте привели к рассечению субконтинента в 1947 г. на Индийский Союз и Пакистан.
Бос стал одним из немногих политиков — индуистов, кто заработал уважение мусульман за попытки наладить межобщинный диалог. Его опыт на этом поприще подготовил его к той религиозной политике, какую он будет вести среди индийцев Юго — Восточной Азии в годы Второй мировой войны. Правда, даже у попыток Боса двигаться в этом направлении были пределы. В Бенгалии на религиозные различия наслаивались социальные: основу крестьянства составляли мусульмане, а заминдарами (крупными землевладельцами) чаще были индуисты. Конгресс не позволял крестьянам провинции выступать против заминдаров [65].
Когда Бос вышел из тюрьмы, национальное движение в стране переживало спад. Административная система диархии не функционировала, похороненная партией Свараджья. Однако тактика свараджистов сработала лишь в краткосрочной перспективе, а в долгосрочной была контрпродуктивна.
И тут националистам помог сам Радж. Реформы 1919 г. установили правило, согласно которому конституционное устройство Индии должны были пересматривать каждые десять лет. В 1927 г. британское консервативное правительство назначило для этого комиссию из семи членов. Председателем комиссии министр по делам Индии (1924–1928) граф Биркенхед утвердил сэра Джона Саймона (1873–1954), заранее зная, как скверно тот
