его формирующийся статус общеиндийского лидера. Стиль у него был свой. Если Ганди порой вёл себя загадочно, а Неру бывал холодноват, Боса отличали прямота, чёткость и практичность.
Сначала, в октябре 1929 г., вице — король (1926–1931) лорд Ирвин (позднее граф Галифакс и министр иностранных дел Британии в ходе Мюнхенского сговора 1938 г.) заверил: конечной целью конституционного развития Индии мыслится статус доминиона, а после публикации отчёта комиссии Саймона в Лондоне состоится конференция «круглого стола» — обсудить её выводы. Умеренные политики, включая Ганди, Мотилала Неру и гуджаратца Валлабхбхаи Пателя (1875–1950), издали манифест с благодарностью вице — королю и с обещанием помочь в разработке конституции; к ним присоединился Джавахарлал, кандидатуру которого Ганди выдвинул в председатели Лахорской сессии ИНК 1929 г.
Однако, когда перед сессией Ганди встретился с Ирвином лично, вице — король неожиданно не смог дать ему гарантий о предоставлении статуса доминиона. В условиях радикализации части Конгресса это ставило вопрос о правильности курса самого Ганди, и он сыграл на опережение. На сессии Махатма вдруг сам предложил резолюцию с требованием полной независимости. Одним из главных соображений Ганди было умиротворить всё более беспокойную молодёжь. Неслучайно после предыдущей, Калькуттской, сессии ИНК 1928 г. правительство Индии в отчёте о ситуации в стране встревожено отметило «тенденцию политических и коммунистических революционеров к союзу» и предсказало, что «определять будущую политику, похоже, почти всецело станет молодёжь, особенно пандит Джавахарлал Неру и бабу Субхас Чандра Бос» [71]. Так выдвинутое Босом политическое требование наконец пробило себе дорогу.
Однако на Лахорской сессии Бос пошёл ещё дальше. Он предложил резолюцию, согласно которой Конгресс, следуя примеру ирландской «Шинн фейн», уже объявлял создание параллельного правительства при опоре на рабочих, крестьян и молодёжные организации. Столь смелую резолюцию большинство делегатов, конечно, не поддержало, но Бос был рад, что Конгресс впервые объявил Индию страной под чужеземной оккупацией. Этот эпизод показал, что Бос опередил Неру — младшего в их совместной программе радикализации партии [72]. А в конце 1929 г. Боса избрали председателем Всеиндийского конгресса профсоюзов. Здесь он тоже проводил свою линию, хотя старался взять средний курс между реформистской программой правого крыла ИНК и коммунистами, которые находились под влиянием Коминтерна.
26 января 1930 г. Конгресс вызывающе объявил Днём независимости Индии. (С 1950 г. отмечается как День Республики.) Однако Бос отпраздновать его не смог. Власти решили, что пришло время наказать его за публичные выступления. По возвращении из Лахора в Калькутту его вновь арестовали и приговорили к году тюрьмы по обвинению в подстрекательстве к мятежу и участии в незаконном шествии.
Из заключения Бос наблюдал за подъёмом новой сатьяграхи. Она наконец началась в марте 1930 г., и её первым эпизодом стал знаменитый «соляной поход» Ганди к берегу Аравийского моря в его родном Гуджарате. Шествие сотен конгрессистов было предпринято с целью демонстративно выпаривать соль из морской воды, чтобы символически нарушить монополию колониального государства на добычу и продажу соли. Сатьяграха несколько потрепала британцам нервы. К этому времени их репрессивные меры начали отвращать от них даже наиболее лояльных сторонников. Так, отец Боса Джанакинатх в 1930 г. в знак протеста отказался от пожалованного ему ранее официального титула раи бахадур.
Такие жесты оказывались плоховатым диагнозом для Британской империи. По мнению чиновника Индийской гражданской службы и либерального историка сэра Пендерела Муна (1905–1987), именно в это время, на рубеже 1920–1930‑х годов, Британии уже следовало «отпустить» Индию, избавив её и себя от многих грядущих тягот [73]. Конечно, современная Индия — в огромной степени продукт колониализма, и, если составлять некий «балансовый отчёт» Британской империи (как делает, к примеру, известный британский историк и медиаинтеллектуал Нил Фергюсон [74]), ещё неизвестно, что перевесит — минусы или плюсы. Другое дело, что в межвоенный период у метрополии едва ли оставалось моральное право властвовать в Индии в условиях растущего недовольства многих групп населения.
Ещё находясь в тюрьме, Бос был избран мэром Калькутты, легко обойдя действующего мэра Сенгупту. В сентябре 1930 г. Боса освободили, и он принял присягу. Правда, возможности его на этом посту были ограничены. Впрочем, и мэром Бос прослужил недолго, так как в День независимости (26 января) следующего, 1931‑го, года опять был арестован, когда мирная демонстрация, которую он возглавлял, подверглась атаке конной полиции. Власти осознали угрозу, исходящую от Боса как от радикального лидера, и на полгода вновь упрятали его за решётку.
5 марта 1931 г. Ганди подписал с вице — королём лордом Ирвином Делийский пакт: Конгресс прекращал сатьяграху и соглашался участвовать в конференции «круглого стола» в Лондоне, а британцы в обмен снимали запрет, наложенный на его деятельность. Боса поступок Ганди неприятно удивил, так же как волюнтаристское прекращение сатьяграхи в 1922 г. По мнению Боса, Махатма уступил давлению своих запаниковавших спонсоров из среды крупного капитала, таких как семья Бирла, и крепнущего правого крыла ИНК.
Сессия Конгресса в Карачи в марте 1931 г. была омрачена казнью панджабского революционера — социалиста Бхагата Сингха (1907–1931) и двух его товарищей. Они убили британского сержанта полиции в отместку за смерть конгрессистского деятеля Лалы Ладжпата Рая: в 1928 г. при разгоне полицией мирного протеста против визита комиссии Саймона в Лахор Рай получил несколько ударов латхи [75] и вскоре скончался. За бесстрашное поведение на суде и способность подняться над конфликтами религиозных общин Бхагат Сингх приобрёл огромную популярность, а после казни сделался для молодёжи символом как мученик за свободу.
Под влиянием Бхагата Сингха была создана Индийская организация молодёжи, и, когда Бос вышел из тюрьмы, его пригласили председательствовать на её второй ежегодной сессии. Среди членов этого радикального общества Бос чувствовал себя свободнее, чем среди лидеров Конгресса. В речи на сессии заявил, что основу коллективной жизни индийцев должны составлять справедливость, равенство, свобода, дисциплина и любовь. По мнению Боса, большевизм преподал человечеству «много полезных уроков», но Индия нуждается в «новой форме или типе социализма», чтобы не подражать слепо какому — то другому народу [76].
В очередной раз посетив Ганди в Бомбее, Бос удивился ещё более неприятно, узнав, что тот отказался от требования расследовать жестокости полиции при подавлении сатьяграхи. Однако ничего не мог сделать, так как Ганди давно имел непререкаемый авторитет, а недавно подписал на равных соглашение с самим вице — королём. На сессии ИНК в Карачи стало очевидно, что Делийский пакт изрядно упрочил положение Махатмы. Как удовлетворённо отметил лорд Ирвин, «оппозиция Субхаса совершенно рухнула» [77].
Когда в сентябре 1931 г. Ганди прибыл в Лондон на вторую конференцию «круглого стола», Бос встревожился, что представлять Конгресс тот поехал в одиночку. По мнению
