Мой отец разузнал о программе хоккея с шайбой, который завоевывал район. Я ходил смотреть игры старших ребят, Бруклинских Звезд, и они произвели на меня большое впечатление. Чувствуя себя на самом деле, как Род Гилберт, я должен был носить такие же коньки, как они. Я должен был играть на таком же поле.
Будучи в сборной по хоккею на льду, я три раза в неделю приходил на искусственный каток рано утром и становился на лед вместе со 150 другими ребятами. Я был одним из самых невысоких в группе 13–20 летних ребят. Это стоило 20 долларов за все лето. Они выдавали специальную рубашку без рукавов на которой было написано БНЛХЛ — Большая Нью-йоркская Лига Хоккея на Льду. Вечером, накануне тренировки, я должен был спать вместе с отцом, чтобы слышать его будильник. Я ненавидел этот предмет.
До того, как я начал заниматься в команде, мне понадобились коньки. Отец взял меня в Корветт. Любой хоккеист будет смеяться, если вы скажете ему, что купили свои коньки там. Мы нашли коньки на распродаже за 16 баксов. Приличная пара хоккейных коньков стоила 50–60 долларов; хорошая пара продавалась за 100. Также пришлось купить коньки по крайней мере на три размера больше, — иначе они будут слишком тесными. Мой отец сделал это не специально — просто он полагал, что я подрасту и купил мне «правильный» размер. И на тренировках я должен был одевать несколько пар носок, а мои ноги выглядели так, как будто на них наложены шины. Я даже был вынужден подкладывать в ботинки губку. Чтобы компенсировать мои ужасные коньки, мне приходилось играть еще напряженнее, просто чтобы это засчитывалось.
Каток делили на две части: одна для новичков, другая — для опытных игроков. Во время тренировки вам как бы постоянно напоминали, что парни на другой стороне лучше, чем вы. Однажды я провел шайбу через весь каток и забил ее в ворота на другой стороне. Фрэнк — хриплый меленький итальянец из Бруклинских Звезд — наблюдал за мной. Он был моим кумиром и я хотел произвести на него впечатление. Фрэнк посмотрел на меня и сказал: «Ты катаешься на другой стороне».
Младший состав в Бруклинских Звездах тренировал парень по имени Анджело. Эти хоккеисты из Нью-Йорка были лучшими в трех штатах. А мне следовало радоваться тому, что я играю за вшивую «Местную Лигу». Я не мог поверить, что Анджело захочет взять меня в Звезды. Но в 12 лет у меня был плоский бросок, как у семнадцатилетнего. Тогда Анджело сказал мне: «Ты будешь защитником».
Я не хотел быть защитником. Защитники часто получают травмы, потому что им часто приходится защищать ворота от шайбы собственным телом. Но Бруклинские Звезды… Я бы сделал все, чтобы попасть в эту команду. Они играли 65 игр в году, ездили в Канаду и Вашингтон, и получали письма от президента. Они были лучшими. И я стал защитником.
Игра в одной команде со старшими парнями придала мне огромную уверенность в себе. Я стал более дерзким. Иногда я специально бросал шайбу слишком высоко и сильно, чтобы поправить чье-то лицо. В конце концов меня раскусили и похвалили. Вскоре мне дали прозвище «Крепкий Бросок». (Прозвище Рода Гилберта было «Крепкий Род»). Я не боялся никого, кроме Анджело, который наводил на меня ужас. Когда смотришь на него снизу вверх, то невольно поднимаешь глаза выше, избегая смотреть ему прямо в лицо. Этот человек мог осудить, унизить и уничтожить все на своем пути.
Анджело обычно называл меня «Зиди». Он хвастался всем: «У меня есть дите Зидерманов». (Он думал, что мое имя Зидерман, а я слишком боялся его, чтобы поправить.) Анджело никогда не переставал муштровать нас. Если нападающий пасовал шайбу, то он был там и вопил: «Бей эту шайбу! Бей эту гребаную шайбу!» Этот крик самого страшного из живущих на земле человека был для меня самой высокой оценкой. Я пересекал линию. На льду я становился воином.
Он действительно был груб с новенькими и ругался на 12-летних ребят как на армейских призывников. Некоторые даже ушли из-за него из сборной. «Ты, ублюдок! Ты кусок дерьма, мерзавец!. Грязный презерватив! Ты не пользуешься своей головой, гребаный лизун! — вопил он во всю силу своих легких. Анджело помог мне научиться ругаться артистически.
Каждый раз после муштры мы соревновались в скорости. У меня были самые свободные коньки в мире. Анджело был вне себя, вопя: «Сними эти гребаные штуки со своих гребаных ног! Ты заслуживаешь лучшую пару коньков». Он действительно озадачил моего отца приобретением сто долларовых коньков. После этого я никогда не проигрывал гонку. В своей среде я мог победить любого. Анджело часто говорил мне: «Если хочешь играть в этой чертовой команде, тренируйся упорно и еще упорнее, Зидерман!»
Пребывание в Бруклинских Звездах было одним из самых приятных моментов в моей жизни. Это было первое, чего я достиг сам. Мой отец просто сиял. Он говорил мне: «Ты не можешь на самом деле быть в Бруклинских Звездах. Это очень крутая команда». Мама тоже гордилась мной. Она относилась к моей спортивной форме, как к форме кого-то другого.
Хоккей — это игра без обвинений и обид. Если я играл плохо и проигрывал, то проигрывали все — от команды до болельщиков в проходах. Если моего друга травмировали на льду, значит и меня тоже, потому что я не сделал свою работу, не защитил его. В эту игру играют, ударяя и травмируя друг друга. Если вы нападете на кого-нибудь на улице, вы можете схлопотать несколько лет тюрьмы. Ударьте кого-нибудь на льду и вы получите две минуты. Я запутался. Когда я откладывал хоккейное снаряжение, я становился маленьким динозавром. Дома ко мне относились как к плюшевому зверьку. Это плохо согласовывалось.
Именно благодаря хоккею я, наконец, открыл для себя мастурбацию с помощью рук. Это случилось во время моего первого пребывания в летнем хоккейном лагере в Трембли. Вернувшись в гостиницу в Онтарио, группа ребят решила наполнить чашку своим семенем. Чашку пустили по кругу и каждый мастурбировал руками. После того, как все кончили, мы оставили чашку в лифте. Это был самый сильный оргазм в моей жизни. Я просто влюбился в свою правую руку после этого случая. Мой чертов dick оставался распухшим полтора дня. Я даже подумал, что нашел новый способ увеличить его размер, но через некоторое время он снова уменьшился до нормального объема.
Примерно в это время я встретил Большого Майка, у которого в нашей команде был сын. Майк был женат на прелестной женщине по имени Люсилль, которая была очень похожа на Мэри Харт из «Вечерних развлечений», кроме того, что она была платиновой блондинкой и имела огромные круглые титьки. Я никогда не рассказывал маленькому Майку, что когда я ночевал у него дома, я обычно мастурбировал, думая о его матери.
Но и Большой Майк, здоровый и крепкий, тоже производил сильное впечатление. У него был хриплый голос, он носил ковбойскую шляпу и имел пятичасовую щетину даже сразу после бритья. Большой Майк был совершенно лыс, но никогда не сверкал лысиной. И когда Большой Майк надевал свой небольшой парик, он начинал походить на что-то неизвестное из зоопарка Бронкса. Волосы на его груди всегда выбивались из-под краев рубашки. Он всегда шутил. Он хватал какого-нибудь парня на катке за пенис и делал вид, что хочет его оторвать, вызывая у него смущение. Или схватив кого-нибудь за голову, начинал кусать его лицо.
