Дети играли в игру «кошелек или жизнь» (просили сладости, в случае отказа угрожая проделкой) на Бэгг Стрит. Они получали свои кулечки со сладостями и размахивали кусочками мела в носках, которым они помечали дома. Мне было неинтересно кидать яйца и вредничать — но не тогда, когда я был котом, потому что это выходило за рамки характера. Мы все подбежали к двери одной особенной леди.
Мы смеялись и кричали: «Кошелек или жизнь!»
Грустно посмотрев на нас, леди сказала: «Все, что у меня есть — это изюм».
Налетчики рассчитывали получить что-то вроде перевязанных пакетиков со сладостями или монетки. Изюм же был россыпью и липкий. Как можно есть изюм из пакета, наполненного игрушками и конфетами? Все отказались и ушли. Когда я оглянулся, выражение лица этой леди было самым беспомощным. Я подбежал к ней, чтобы она могла насыпать мне пригоршню изюма. Почему? Я почувствовал себя виноватым и смущенным, ведь она просто пыталась быть доброй и щедрой.
Остальное детство плохо сохранилось в моей памяти. Я помню, что всегда что-то строил, создавал какие-то норки, достаточно большие, чтобы в них можно было протиснуться. Я любил плюхаться своим телом под кроватью, между кустами, или прокрадываться в теплые, защищенные места. Я окружал себя сам, потому, что не имел нужного мне окружения дома. Мой отец никогда по настоящему не обнимал меня, по крайней мере так, как мне бы этого хотелось. Когда он приходил с работы домой, я, с криком «Папа!» прыгал к нему на руки. Он немного держал меня, а затем уходил прямо на верх. Он редко играл со мной.
Моя мама обнимала меня, но очень скупо и я искал любовь где-то еще. Я помню, как я стучался к незнакомым женщинам и просил стакан воды, даже если я не хотел пить.
Теперь, когда я обнимаю мою жену, Лизу, моя жизнь полна. Это всеобъемлющее чувство окружающего тепла и заботы. Я не был так близок с отцом и мамой.
Мне трудно работать над этой книгой: я знаю, что могу причинить боль близким мне людям, моим родителям и Лизе, но я также надеюсь, что мы станем ближе. Я принимаю вещи, такими, какие они есть. Я чувствую себя очень неуверенно сейчас. В моем бумажнике меньше десяти баксов. И все время когда меня знобит или я чихаю, я уверен, что у меня СПИД. (Я прошел тесты и они были отрицательными, но кто знает, насколько добросовестно они были выполнены?)
Но больше всего я неуверен в Лизе. Боже, я так безумно люблю ее. Но один вопрос постоянно мучает меня: почему эта красивая женщина, которая могла бы выбрать любого мужчину, выбрала меня?
Глава четвертая. Рой, Бонзоли и Тамми
И до Лизы в моей жизни были другие люди и другие вещи, имевшие для меня большое значение Дома у меня был любимый конь-качалка, желтый. Я так усердно на нем катался, что он опрокидывался. Те действия, во время которых я мог качаться до изнеможения, волновали меня. Я помню это ощущение, когда я был в пижаме, дополненное тапочками с мягкими подошвами из хлопка с нейлоном. Ощущение трения о седло лошади было просто невероятным. Тогда моим кумиром был Рой Роджерс. Я был мачо, маленьким стрелком, напевающим песенку «Счастливый Путь». Мучая себя во время скачки, я пытался кончить. Моя нижняя часть принадлежала Дейл Эванс, а верхняя — была Роем. Это было дико. Скачи с нами, ковбой!
Моя мама собирала Зеленые Марки и она обычно вместе с ними покупала что-нибудь и мне. Мне всегда хотелось получить «Клоуна Бобо». Бобо — это игрушка вроде боксерской груши, которая была даже больше меня. У него был красный нос, который пищал при ударе, но я никогда не бил его. Обычно я переворачивал его и вытряхивал из него душу! Нет, я не мог переносить даже вид его лица. Я не мог выносить то, что смеялось надо мной. Я катался на нем, прыгал с ним по всему дому. Я притворялся, что он владеет мной, потом, что я — им. Я корчился и визжал, затем я издавал те же звуки за Бобо, хотя он, обычно, был очень тихим любовником. Я, должно быть, прошел, по крайней мере, через четыре Бобо, и мне тоже сделали обрезание.
В моих бесконечных поисках удовольствий я обычно любил залезать на столбы. Я лазил вверх и вниз целый день. Через какое-то время эти указатели перекашивались под углом в 45 градусов! Я также любил сосать свои пальцы, и я медленно посасывал два средних пальца, пока не добивался удовольствия. Когда я не мог забавляться с моим пенисом, это был оргазм для моего рта: я действительно достигал чувственного удовольствия. Один палец касался щеки, другой — верхней губы. Мой большой палец опускался вниз и поигрывал нижней губой. Это выглядело так, как будто я играл в бильярд с моим ртом, посылая короткие удары.
Кроме того, во дворе школы стояла гранитная черепаха. (Она и сейчас там). Обычно я залезал наверх и терся об нее. Летом я носил шорты и мой пенис свободно болтался в них, как будто он мог войти, куда хотел. Мне очень нравилось это ощущение сексуального блуждания и свободы. Это было почти самым важным. Я занимался любовью с бочонками, гранитной черепахой, с уличными столбами. Я не мог просто залезть на что-то, а потом спуститься. Я должен был добиться какого-то разрешения, достигнуть каких-то интенсивных отношений с этим объектом.
У меня был еще один товарищ по играм в парке, которого другие дети называли «Указательный Столб». Он напоминал гриб с дырочкой на верхушке, из которой била струя воды. Я становился над ним так, чтобы струя попадала прямо мне на плавки, щекоча мой пенис и анус. Вокруг были дети, но никто не мог видеть, что я испытываю бурный, пульсирующий оргазм.
Ощущение воды на животе было очень важным, но лучшее всего было сидеть над струей воды. Вода била между ног и обрызгивала всех вокруг на некотором расстоянии. Из-за тумана, создаваемого водой, все вокруг сияло на солнце всеми цветами радуги. И это был полный чувственный восторг.
Рядом со мной жил мальчик по имени Бонзоли. Он был не больше обыкновенного черного подростка, но тогда он мне казался гигантом. Бонзоли был первым человеком, потрогавшим мой пенис. Это случилось, когда нам обоим было около пяти лет. На мне был мой маленький зеленый купальник, я стоял с ведром для игры в песок и ждал родителей. Бонзоли и еще несколько ребят подошли ко мне. Возможно в области пениса было мокро или испачкано. Он сделал мне самое забавное, самое ободряющее, слегка обеспокоенное, смешное лицо. Без единого слова он протянул руку и дотронулся до моего «пи-пи». Представьте себе, что бы вы почувствовали, если вы вас впервые ласкал кто-то по имени Бонзоли?
О, как я любил детский сад! В тот первый день, мисс Совен попросила нас назвать те песни, которые мы любили слушать. Когда я вмешался и рассказал ей, что Рудольф, Красноносый Северный Олень действительно приходил ко мне домой, она обернулась и сыграла это на пианино. Я знал, что мой рассказ — неправда, но в том возрасте я думал, что я скажу или пожелаю, волшебным образом сбудется.
