И вне шахмат Капабланка был обаятелен. Это был живой, симпатичный человек, ничто человеческое (он только не курил) не было ему чуждо. Он всегда был приветлив с молодыми шахматистами (если они не задирали нос) и, может быть, поэтому относился хорошо ко мне. Когда в марте 1935 года в ложе Театра оперы и балета им. С.М. Кирова в Ленинграде (шел балет «Дон-Кихот» с Е.М. Люком) Капа увидел мою будущую жену, он сказал потихоньку Вайнштейну (но так, чтобы все услышали): «Et bonne, et belle» («И хороша, и красива»). Ему хотелось сделать нам что-то приятное…
Он был другом советских шахматистов. Всегда приезжал к нам никогда не отказывался приходить на приемы в советские посольства. Обычно он редко комментировал партии, но в Москве его засасывала подлинно шахматная атмосфера, и он охотно диктовал примечания к партиям для советских изданий.
Капабланка любил гонорары, но проявлял свою любовь весьма искусно, не теряя достоинства. «Если я не буду требовать высокий гонорар, – объяснял он одному недовольному администратору, – то на что же могут рассчитывать другие мастера? Я не могу не думать об их интересах».
К Капабланке как к человеку можно было относиться по-разному, но никто ни в его время, ни ныне не может не признать его удивительный шахматный талант. И автору этих строк остается лишь присоединиться к авторитетному мнению Алехина: ранее никогда такого гения не было и, видимо, никогда не будет.
Несколько слов об Алехине
По современным правилам люди играют в шахматы примерно 500 лет. Сначала шахматисты играли каждый по своему разумению или, как говорят математики, каждый по своему алгоритму. С 1851 года начались международные соревнования – начался интенсивный обмен опытом и постепенно создавался единый алгоритм игры. Еще в прошлом веке Морфи (в открытых позициях) и Стейниц (в закрытых) отработали позиционное понимание, что явилось важным шагом в развитии алгоритма игры шахматного мастера.
С тех пор принципиально нового, пожалуй, и не было сделано. Но совершенствование позиционного понимания продолжалось в самых различных позициях. В этом отношении весомый вклад в теорию шахмат внес Александр Алехин. Он играл самые разнохарактерные позиции в отличие от многих чемпионов мира, глубоко их анализировал, а результаты анализа публиковал, способствуя тем самым совершенствованию алгоритма игры. Известно, что по этому пути шли в своей исследовательской работе и советские мастера в период 30-х и 60-х годов.
Алехин был уязвим как человек – о некоторых его поступках можно сожалеть. Но как шахматист он был велик, на его партиях и анализах учились и продолжают учиться поколения шахматных мастеров.
19 октября по старому стилю (31 октября – по новому стилю) 1892 года в богатой помещичьей семье появился на белый свет мальчик, который через несколько лет страстно увлекся шахматами. Редкий случай – обычно в шахматы играют в семьях небогатых…
Шахматная жизнь России была организована слабо, и будущий (четвертый по счету) чемпион мира вынужден был первоначально играть лишь по переписке. Это приучило его к анализу – мальчик стал исследователем шахмат. И когда он уже был мастером своего дела, исследовательский характер его мастерства проявился полностью.
Образование получил отменное – знал иностранные языки окончил в Петербурге (родился-то в Москве) Училище правоведения (юридическое подобие пажеского корпуса). Пришлось мне как-то ознакомиться с его полемической статьей (опубликованной еще в 10-е годы нашего столетия, направленной против некоторых сентенций Е.А. Зноско-Боровского), и можно было удивляться как логике, так и литературному мастерству молодого человека.
В 1914 году Александр Александрович Алехин делит с А. Нимцовичем первое место в чемпионате России и тут же завоевывает третий приз в большом турнире в Петербурге вслед за Эм. Ласкером и Капабланкой.
Уже до этого соревнования шахматному миру открылся комбинационный гений Алехина, но одновременно ясна стала заурядность его общего позиционного понимания. И здесь проявился как исследовательский талант молодого мастера, так и способность его перевоплощаться, совершенствовать свое шахматное кредо.
Решающую роль сыграла его дружба с Капабланкой; в те годы Капа был консулом Кубы в Петербурге.
По общему, универсальному (хотя и интуитивному) пониманию шахмат, кубинец был непревзойденным в истории шахмат…
Увы, Алехин понял, что надо не только осваивать позиционное понимание: Капабланка вел веселый образ жизни, и здесь Алехин кое в чем превзошел своего старшего друга. Будущий четвертый чемпион мира далеко не отличался принципиальностью, также не был чужд и некоторым порокам… Его спасало неукротимое стремление к лидерству в шахматном мире, и ради этого он преодолевал свои слабости. Да, Алехин был противоречивым человеком – гений шахмат (он им служил и поклонялся), но одновременно зауряден по своим человеческим качествам.
Грянула Первая мировая война, и нормальная шахматная деятельность прекратилась. Война застала его в Германии, на турнире в Мангейме, где он победно лидировал. Но турнир остался незаконченным, а Алехин вместе с другими русскими был интернирован. Алехина признали психически больным; через Швейцарию он вернулся в Россию…
Но несколько лет были для шахмат потеряны. Лишь в 1920 году был проведен чемпионат России (с него был начат счет чемпионатам СССР) – Алехин первый…
Но в каких условиях играли: участники турнира сидели за столиками одетые по-зимнему, им выдавали паек (папиросы, хлеб, селедку), а когда паек задержали, то и забастовка была. А перед шахматистом Алехиным стояли серьезные задачи: надо было набираться практического опыта, развивать позиционное понимание – иначе дорога на шахматный Олимп закрыта.
При первой же возможности Алехин покидает Родину. И как в 1914 году, чтобы вернуться в Россию, он пошел на обман, так теперь он снова решился на обман, чтобы уехать из России, и навсегда.
Да, Александр Алехин в шахматах стремился познать истину, а в жизни добивался успеха, нередко забывая о своем достоинстве.
Наступили годы блестящих побед, и через несколько лет стало ясно, что Алехин – достойный противник чемпиону мира. Капа это понимал, и не был в восторге. Одной из причин организации матч-турнира в Нью-Йорке в 1927 году была надежда, что Алехин не сможет подтвердить свое моральное право на матч. Не без приключений Алехин был вторым (за Капабланкой), и дорога к матчу в Буэнос-Айресе была открыта. Играли по правилам, продиктованным Капой в 1922 году в Лондоне…
