Прежде чем защищать героев, Яна проверяет их — если ошибешься, клеймо товарища прохиндеев отмыть будет трудно. Она записывается на курсы стрельбы, тренирует глаз и руку. Ей вредно мазать.
Правда, есть вещь, которая не то чтобы беспокоит — скорее, подтверждает ожидания; но все равно обидно: никто из бизнесменов не готов поддерживать ее делом.
Вроде понятно — люди решают проблемы, им не до борьбы. Но почему никто не скажет: «Яна, а давайте сделаем партию, которая отстаивает интересы бизнеса». Или: «Я бы вступил в такую партию». Да хотя бы: «Я готов отчислять деньги, чтобы помочь изменить отношение к предпринимателям».
Я тоже не мог уяснить, почему бизнесмены терпят издевательства и не берут вилы, — пока Яна не позвала на встречу с жалобщиком.
Офис «Софэкса» скучает среди пустынной промзоны, в строительном институте, окруженном заводами, которые напроектировали его инженеры. Никаких опенспейсов, стекла и металла бизнес-центров. Пустынный холл, не знавший ремонта, одинокий автомат, изрыгающий пепси, обездвиженный лифт. «У вас “Софэкс” сидит?» — «Не сидит, а размещается», — поправляет охранник. Он в курсе.
Иду по лестнице мимо пыльных рам, дерматиновых и железных дверей, где пластиковые окна, турагентство и неопределенных свойств фирма с английским названием. Салют, девяностые, с нищетой, сжавшей институты в полэтажа — остальное сдано арендаторам.
Дежавю крепнет на пятом этаже. Вокруг нет кафе, и потому всякий вошедший к «Софэксу» знает, чем обедали химики. Слева от входа кухня со скамьями, клеенчатыми овалами под посуду и шкафом из крытого дешевым лаком дерева — всякий сотрудник держит тарелку и кружку.
В прихожей черно-белая фотография: девушка в сандалиях спешит по переулку, прижимая к груди книги и стараясь смотреть перед собой, потому что ее разглядывают, встречая цоканьем языка, набриолиненные мужчины в костюмах. Яна купила ее в IKEA, не зная, что это известный снимок Рут Оркин «Американка в Италии».
У Яны приемный день. Сначала явился кондитер — жертва рейдера, отдавшая малознакомому человеку полбизнеса за вложенные инвестиции и получившая внезапное требование вернуть эти деньги. Теперь ожидается предприниматель, освободившийся по пролоббированным «Бизнес Солидарностью» поправкам, запрещающим бросать людей в изоляторы по подозрению в экономических преступлениях.
Гость задерживается, и мы жуем «трюфели», оставленные кондитером. Кабинет Яны разрушает образ жестоковыйного рыцаря стремительнее, чем штаны с Kitty. Подоконники и стол забросаны сувенирами, игрушками, — ослы, кабан, медсестра-негритянка со шприцем. Унылый фикус, над ним табличка с гербом ФСБ, на шкафу фарфоровый козерог, кукла, фото Процкого и родителей.
«А нам хватит стульев?» Яна распахивает дверь к бухгалтерам, хватает стул и несет в кабинет.
Через минуту входят двое. Яна усаживает их и тоном врача спрашивает: «Так, ну что с вами случилось?» Те переглядываются, сбивчиво объясняют, что они муж и жена — он начинал бизнес, посажен в СИЗО по обвинению в легализации доходов; она сумела помочь ему изменить меру пресечения на подписку о невыезде.
Я н а. Давайте по порядку. Только не мутно, а то сразу будет видно, где жухаете.
В а д и м. Да, конечно. У нас сеть салонов мобильной связи, ну таких небольших, поменьше «Евросети», знаете, при супермаркетах. На витрине телефоны и один продавец. Работали только в Москве. Потом еще занялись автоматами по приему платежей — тоже в супермаркетах. Никогда никого не трогали, со всеми старались договариваться. И вот сижу на работе, час дня, заходит человек, улыбается — «я из милиции». Думаю, может, шутит. И вдруг к нам врывается группа человек пятьдесят, собровцы, следаки, убэповцы. Весь офис выстроили по стенке. Меня в наручники и в здание их.
Я н а. Какие версии, кто их мог натравить?
В а д и м. Да мы сами не знаем. Если дело в недвижимости, то рейдеры объявились бы. Есть версия… (Путано объясняет, что, возможно, удар направлен на бизнес брата.) Так вот, отвезли в здание УБЭПа, во вторник дело было, держали допоздна. Из кассы пропало девять миллионов денег, а в протокол записали, что забрали только десять — двадцать процентов от этой суммы.
Я н а. Так часто бывает. Но если приехали семь следаков, убэповцы — значит, был заказ и на момент ареста дело уже склеили.
И р и н а. Четыре следователя поменялось.
Я н а. Точно дело заказное, раз четверо поменялось, на какого-нибудь младшего и пьяного все повесят, если что. А вы как работали?
В а д и м. Сначала мы строго по закону! Выручку из автоматов принимала инкассация. Как-то раз нам позвонили из супермаркета и говорят: пришли другие владельцы автоматов, предлагают пятнадцать тысяч рублей в месяц плюс годовой бонус; так что платите столько или демонтируйте ваш автомат. Мы начали считать и не поняли, на чем конкуренты зарабатывают, раз готовы платить больше нас. Потом выяснилось, что вместо инкассации люди сгружают нал в мешок и везут в конторы, которые занимаются обналичкой. За то, что ты привез им нал, они тебе платят два-четыре процента от суммы — вот они и смогли сетям предложить пятнадцать тысяч рублей в месяц, а мы нет. И тогда мы пошли на эту схему. Представьте, мы развивали бизнес восемь лет, и что, все продавать и уходить?
Я н а. Может, вас обнальщики и сдали? Их, наверное, припугнули — и они сдали. Ну, очень похоже.
В а д и м. Вот вы встречаетесь с депутатами, еще кем-то. Правильно я чувствую, что Медведев ментов задвигает?
Я н а. Есть такие движения, но наверху все противоречиво.
В а д и м. Знаете, они хуже бандитов девяностых, у тех хотя бы действовали договоренности. Ты платил кому-то, и тебя не трогали. А эти разденут, деньги высосут, вообще голый останешься. Знаете, в тюрьме все меняется. На свободе ты думаешь: не хочешь и на день туда, а когда попадаешь, от тоски и трем годам рад.
Я н а. Бывает. У нас одна радовалась, что десять лет дали, хоть какая-то определенность.
Вадим молчит, Ирина с Яной тоже, а я записываю: типичный предприниматель — это вовсе не похожая на героев «Атланта» Яна с ее боксом и не герои журнала, где я работал, а крошечный, прибитый и пуганый человек.
Вадим — нервно хватается за телефон, когда звонят. Он вел дела вбелую, не совал нос куда не следует. Хотел оставить на плаву бизнес, которому отдал столько сил, согласился обходить закон, чтобы угнаться за конкурентами. Его бросили в СИЗО, избили, прессанули.
И вот он вышел. Вместо того чтобы возмутиться и встать во весь рост, вжал голову в плечи. Смотрит на жену с благодарностью, а ей хочется, чтобы побыстрее все это кончилось, потому что довели, был срыв и не один, и нервный платок в руках.
