Мы стоим перед безусыми мальчишками безоружные, но спокойные.
— Проходите, да не задерживайтесь, а не то… — Юнкера красноречиво щелкают затворами.
Угрюмо бредем к Совету. На площади перед штабом стоит грузовик с вооруженными юнкерами.
Собираемся у «Динамо». Узнаем: юнкеров человек тридцать пять. Они захватили на АМО два грузовика и грузят патроны. По-видимому, ждут подкрепления. Отпор организовать нельзя — в районе ни одной винтовки. Милиция продолжает занимать выжидательную позицию.
Надо немедленно создать оборону. Своих сил мало, необходимо прорваться в Замоскворецкий район, просить подкрепления. Там стоят воинские части, и товарищи обязаны помочь.
— Защита Симоновки — это охрана тыла Рогожского и Замоскворецкого районов, это охрана пороховых складов, главного центра снабжения всей Москвы. Значение его, вероятно, огромно, если юнкера в первую же ночь восстания ворвались в рабочий район, известный как большевистский, — объясняет мне Гончаров.
Санитарный автомобиль с носилками в кузове проскакивает мимо юнкеров, что стоят у вышки пороховых складов, вырвавшись, мчится к Москве-реке, затем степенно переезжает мост, занятый белыми.
Замоскворецкий штаб занял отличный тактический пункт. Стоят караулы, сменяются часовые. Возле штаба идет обучение новых бойцов Красной гвардии.
Метрах в ста от здания, ближе к Крымскому мосту, два ряда баррикад из тюков хлопка, у прохода — два пулемета.
Штаб готов помочь Симоновке, но воинских частей у него нет. В 55-м полку настроение неопределенное. Нам рекомендуют попытаться уговорить колеблющихся.
Вместе с комиссаром воинских частей Замоскворечья рабочим завода Михельсона Николаем Стрелковым идем в казармы, где заперт 55-й полк. Дежурный офицер подозрительно осматривает нас, но после категорических требований все же пропускает в казармы.
— Товарищи, юнкера захватили Симоновку! Слышите, товарищи!
— Во двор, на митинг, решать всем полком! — пронеслось по казармам.
— Я за председателя! — распоряжается Стрелков. — Выбираете, товарищи?
— Выбираем!
— Раздавай оружие! — гремит ответ на горячий призыв рабочих Симоновки.
— Взводные, отделенные, выходи!
Полк начинает строиться.
— Винтовки в кладовых на запоре!..
— Подать заведующего! Разнесем кладовые!.. — бушуют солдаты.
— Несут, винтовки несут! Разбирай!
Отряд готов.
— Распоряжение из штаба! Центральный Военно-революционный комитет требует срочного подкрепления!
Это спешат воспользоваться сформированной частью практичные замоскворечане.
— А как же Симоновка? — растерянно спрашиваю Стрелкова.
— Идите в команду выздоравливающих, там наберете новых добровольцев.
В команде выздоравливающих. После увещеваний, уговоров, ссылок на 55-й полк набирается человек сто. Достают винтовки. Но выясняется: патроны к ним не подходят — японские. Наконец находим патроны. Снова препятствие — нет пулемета.
— А без пулеметов какие мы бойцы? Нас голыми руками взять можно! — гнусавит рыжий дядя.
— Пулемет — крепкая вещь, — поддерживают его солдаты.
Мчусь к Цивцивадзе за пулеметом.
— Поезжай на ту сторону моста в батальон соседнего полка. Он нейтральный. Может, дадут пулемет.
Офицеры батальона смотрят на меня искоса, солдаты — сочувственно и дружелюбно.
— Почему не дать, если они у нас без дела еще стоят? — бросает председатель солдатского комитета в сторону офицеров, подчеркивая слово «еще». — Тащи, ребята, парочку «максимов»!
Пулеметы уже в команде выздоравливающих. Сообщаю маршрут движения, а сама спешу в район. Что там?
Уже стемнело, когда добрались до Крутицких казарм. Нашу машину «приветствуют» залпом. Это из-за угла палят недоучившиеся прапорщики.
Вот и окружная ветка.
На высоком столбе сияет самодельный, сделанный из жести, рефлектор, освещающий подступы к ветке.
Наши ли, юнкера — выбора нет. Нужно быть в Симоновке.
Выхожу из машины и иду на огонь.
— Стой! Пропуск!
Прибавляю шагу.
— Стой! Стрелять буду!
Отступать поздно! Перемахиваю проволочное заграждение. Чьи-то радостные возгласы. Делаю неудачное движение, оступаюсь и лечу на вытянутые руки товарищей, сидящих в окопах.
Все наперебой рассказывают, как зашевелилась Симоновка после тревожного гудка на заводах, как угрожающе стали высыпать на улицу рабочие, вооруженные чем попало. Нашли впопыхах несколько берданок. Узнав, что район в опасности, еле держась на ногах, приехал больной Горшков; милиция целиком перешла на сторону пролетариата, рабочим роздали оружие.
Юнкера струсили и, не дождавшись подмоги, укатили.
* * *
Начали строить оборону. На улице все от мала до велика. Симоновка покрылась рвами окопов, заграждениями, баррикадами. Они выросли и со стороны Москвы-реки и со стороны Тюфелевой рощи, что за АМО. Главные подступы со стороны города — по линии окружной ветки — защищены отлично.
И наша комнатушка уже имеет вид боевого штаба. Появились вооруженные бойцы. Идет обучение.
Сообщаю, что на подмогу спешит подкрепление. Наши ликуют.
— Люди теперь есть, — говорит Гончаров, — беда только — нет оружия. В Московском Совете уже кое-что имеется, сам видел часть захваченных в арсенале винтовок. Если б раздобыть немного!
Поздней ночью я снова на Скобелевской. «Санитаркой» со мной едет подпольщица, партийный работник Татьяна Сычева. Здесь впервые знакомлюсь с Розенталем. Заведующий оружием — по-детски взлохмаченный большой мужчина. Винтовки распределяет осторожно и скупо.
Шестьдесят штук сразу — неожиданная щедрость! Бережно переносим их в машину.
А когда уже почти закончили погрузку, зовут к Аросеву.
— В Симоновке, в районе Тюфелевой рощи, появились казаки. Об этом только что сообщили железнодорожники. Спешите, надо организовать оборону.
— Нужна подмога. Мы не готовы встретить казаков.
— Поищите добровольцев по Совету. Наберите желающих.
Вместе с комендантом Совета бродим между спящими по самому верхнему этажу, тормошим тех, кто кажется покрепче, рассказываем о казаках. Красногвардейцы, едва открыв глаза, берут винтовки и направляются к выходу.
На амовских грузовиках, дежурящих в Совете, мчится в наш район подмога — сто пятьдесят человек.
Но у Тюфелевой рощи наши заставы уже заметили неприятеля. Оказалось, что это не организованные сотни, а одиночки, пытавшиеся пробраться куда-то к своим. Казаки, не ожидавшие, что наткнутся на штыки рабочих пикетов, сдавались без сопротивления.
