При этом официальные и технические термины дублируются выражениями сленга, которые известны лишь членам данной группы и действительно представляют барьер для непосвященных. Люди, которые выделяются самим фактом ношения мундира, смогут сразу же и безошибочно определить, принадлежит ли их собеседник, пусть даже одетый в точно такой же мундир, к избранному братскому кругу. Эти различные стили общения и даже наборы слов, в полной мере развились во время наполеоновских войн 1793–1815 гг., и развились тем сильнее, чем дольше длились военные действия. Во времена Нельсона молодые люди в Портсмуте отчаянно жаждали научиться этому языку и завоевать признание тех, кто уже побывал в огне сражений. Угрожающая им опасность была весьма реальной и придавала жизни острый привкус, пронзительное ощущение поспешности. То, чем мы наслаждаемся сегодня, завтра уже может просто не существовать, или завтра может просто не быть нас, чтобы этим наслаждаться. Мы живем гораздо интенсивнее, когда знаем, что нам грозит опасность и когда вспышки пушечных выстрелов видны прямо на горизонте. Именно такая жизнь и началась для Хорнблауэра в «Голубых столбах» в тот бурный день 1794 года.
Горацио добрался до «Юстиниана» в береговой лодке и представился вахтенному лейтенанту. «Юстиниан» был линейным кораблем третьего класса, построенным по тем же самым чертежам, что и «Громовержец». Сэр Томас Слэйд, строитель военных кораблей, был так доволен своим «Громовержцем», который был спущен на воду на Темзе в 1783 году, что построил целую серию однотипных кораблей, таких как «Тезей», «Рамилье», «Ганнибал» и другие. Все они явились на свет уже слишком поздно, чтобы принять участие в предыдущей войне. Одним из них и был «Юстиниан», спущенный на воду на Темзе в 1786 году. При водоизмещении в 1685 тонн и длине 170 футов 10 дюймов по батарейной палубе, он нес двадцать восемь 32-фунтовок и такое же количество 18-фунтовок на верхней палубе, четырнадцать 9-фунтовок на кормовой палубе и еще четыре на баке. Его экипаж должен был составлять пятьсот девяносто человек, в том числе — двенадцать мичманов. Они же, вместе с помощниками штурмана, фельдшером и писарем командира корабля, составляли общество кают-компании младших офицеров.
«Юстиниан» в то время был кораблем-неудачником, его командир Кин болел, а несколько лейтенантов были слишком старыми для действительной службы. Роберт Кин в свое время был хорошим офицером, получил патент в 1771 году, служил под флагом адмирала Хьюго в Вест-Индии и, будучи первым лейтенантом, был произведен в капитаны после битвы при Негапатаме. В 1783 году он был уволен со службы по инвалидности, с язвой желудка. Боли в желудке постоянно мучили его, и он от них так и не избавился. В 1795 году он отказался от командования и вскоре после этого умер. Первый лейтенант заболел почти в то же самое время: он пал жертвой скуки и дизентерии. Сам же «Юстиниан» был серьезно поврежден, после того как в 1797 году сел на мель, и закончил свое существование в Портсмуте в качестве обычной баржи.
Из-за трудностей с укомплектованием экипажа, «Юстиниан» оставался в Спитхеде, пока лорд Хоу не вышел в море 2 мая. Так что целых четыре месяца Хорнблауэр учился морской практике на корабле, стоящем на якоре. Для юноши то был период тяжких испытаний, так как над ним издевались. В мичманской кают-компании верховодил старший из мичманов, Джон Симпсон, крепко сложенный тридцатилетний мужчина, который постоянно проваливался на экзаменах на лейтенантский чин. В качестве самого младшего мичмана, неуклюжий и по природе своей несмелый, Хорнблауэр стал неизбежной жертвой садистских выходок Симпсона, дополнительно подогреваемого собственными неудачами. Кризис в их взаимоотношениях наступил в момент, когда оба они были в служебной командировке на берегу. Хорнблауэру удалось спровоцировать Симпсона на поединок, причем в условиях, которые позволяли ему выбрать оружие. Горацио выбрал пистолеты на расстоянии в один ярд, причем только один из них должен был быть заряжен, а дуэлянты не знали, какой именно. Это было необычное предложение, секунданты могли бы его отклонить, зато оно давало Хорнблауэру именно то, чего он хотел: возможность уравнять шансы. Другие мичмана считали, что это поможет им избавиться от тирании Симпсона. Дуэль действительно имела место, однако оба пистолета не выстрелили, а затем вмешались секунданты и прервали схватку. При этом оказалось, что ни один из пистолетов не был заряжен — так приказал командир корабля — и, таким образом, поединок удалось предотвратить. Результатом мог стать новый вызов, но это сделал невозможным капитан Кин, переведя Хорнблауэра на новый корабль. Джон Симпсон остался на «Юстиниане», который был одним из кораблей, выделенным под команду адмиралу Монтегю — и, таким образом, избежал участия в битве Достославного Первого Июня. Однако ему не пришлось еще долго мучить своих собратий по кают-компании. В начале июля Джон Симпсон выпал за борт из-за того, что лопнул перт фор-марса-рея. Происшествие случилось среди бела дня, при умеренном ветре и спокойном море, однако, создается впечатление, что спасательная шлюпка, которую спустили на воду, искала его не там, где было нужно. Подобные ошибки не являются чем-либо необычным и, если заглянуть в прошлое, иногда кажутся просто необходимыми.
Хорнблауэр же в то время был направлен не на «Неустанный», как то не без причины мог предположить его прежний биограф, а на плавбазу «Модест» в Портсмуте. Это был корабль, захваченный у французов в 1759 году и в то время используемый только в качестве плавказармы в порту Портсмут. Когда корабли, находящиеся в кампании, ставили в док, их экипажи на несколько недель переводили на «Модест» (или на «Эссекс», «Графтон» или «Уорспайт»). На плавбазах размещали также и новобранцев, схваченных во время принудительной вербовки и пока не распределенных на корабли, находящиеся в кампании. Другими временными гостями были офицеры, временно не имеющие назначений или, говоря иначе, «запасные», в том числе и те, кто вышел из госпиталя в то время, как их корабль находился в море. Командиром «Модеста» был старый офицер по имени Уильям Финч, который в бою потерял ногу и большую часть времени проводил на берегу. Заместитель командира, также ветеран, был почти совсем глухим. Повседневный распорядок на «Модесте» более или менее соблюдался, но, помимо уборки корабля, особых занятий не было. За поддержание порядка на «Модесте» и иных кораблях, постоянно находящихся в порту, в то время отвечал коммодор Джеймс Мак Таггард, который, в свою очередь, подчинялся адмиралу — коменданту порта. Коммодор был офицером честным, но его служба была столь же бездушной, сколь и бессмысленной. Ему была доверена миссия, которую никто, даже его начальник, не принимал всерьез. Дежурные шлюпки по его приказу совершали непрерывное патрулирование гавани, а сигналы с выговорами поднимались ежедневно, однако без видимого результата. Единственным дисциплинарным мероприятием, на выполнении которого он действительно мог настаивать, было собственно несение вахт. Все отдавали себе отчет, что это было действительно необходимо и пренебрежение вахтенными своими обязанностями могло привести к печальным последствиям, не исключая и трибунала. Однако до тех пор, пока с каждого из стоящих кораблей вахтенные окликали дежурную шлюпку, можно было в достаточной мере игнорировать все требования, касающиеся их внешнего вида и состояния. Длительное пребывание на плавказарме молодой мичман мог считать только поражением.
