«Я обожаю свои картины. Это – моя семья, они – мои дети», – говорил Анненберг. Коллекция разрасталась, к 1989 году она насчитывала 53 безукоризненно подобранных работы. Ведущие искусствоведы оценивали коллекцию как «одну из наиболее значительных частных коллекций произведений импрессионистов и постимпрессионистов».
Супруги Анненберг, отдав собирательству огромное количество времени, усилий и средств, сознавали, что, если коллекцию оставить навсегда в их роскошном имении Sunnyland, то вряд ли когда-нибудь она будет представлена широкой публике. Поэтому со временем возник вопрос – как распорядиться этим достоянием? Супруги решили передать коллекцию одному из ведущих художественных музеев Америки. «Я не собираюсь продавать свои картины – детей не продают», – твердо заявил Уолтер Анненберг. Ли во всем поддерживала супруга. Они считали, что частные коллекции произведений искусства, которые держат взаперти, всего лишь служат амбициям владельца.
В течение нескольких лет Уолтер Анненберг сражался за то, чтобы открыть широкой публике экспозицию знаменитой Barnes Foundation. «Пора дать людям возможность любоваться сокровищами мирового искусства», – говорил он.
Анненберг осуждал тех коллекционеров, которые держали взаперти прекрасные работы, любуясь ими в одиночку или в узком кругу приближенных. Одним из таких собирателей, по мнению Анненберга, был Арманд Хаммер. Его методы приобретения живописи и художественных раритетов Уолтер считал нечестивыми.
Он откровенно говорил, что Хаммер – «настоящий мошенник». К сожалению, в своей оценке он не был одинок – многие люди, знавшие Хаммера, разделяли эту точку зрения.
В 1987 году два крупнейших японских синдиката предложили Анненбергу приобрести его коллекцию картин. Сумма по тем временам была неслыханно высокой – два миллиарда долларов. Однако Анненберг отказался от продажи: «Они думают, что я просто выжидаю, тяну время для того, чтобы увеличить цену коллекции. Но я сказал: я благодарен за высокую оценку моей коллекции, но вы предлагаете мне продать членов моей семьи. Они не могли поверить в искренность моих слов».
После долгих раздумий супруги приняли очень важное решение передать всю коллекцию одному из крупнейших музеев Америки. Среди кандидатов были: Филадельфийский Музей искусств, Национальная галерея в Вашингтоне, Метрополитен Музей искусств в Нью-Йорке и, учитывая любовь Анненбергов к Калифорнии, еще одним претендентом на получение коллекции был Музей искусств в Лос-Анджелесе.
Между музеями началось соперничество. Принять решение было делом нелегким. «Наше желание непреклонно: коллекция должна оставаться в ее первозданном виде», – говорил Уолтер Анненберг во время встреч с представителями музеев. Леонора поддерживала супруга в его решении передать картины крупнейшему музею Америки – Metropolitan Museum of Art in New York.
Поистине историческим можно назвать день 11 марта 1991 года, когда Уолтер Анненберг сделал заявление для прессы, сказав, что он передает свою коллекцию стоимостью в один миллиард долларов в дар нью-йоркскому Metropolitan Museum of Art.
Это был самый большой дар, когда-либо передаваемый музею от частных коллекционеров. Так он встретил 83-й год своей жизни. Однако в лавровых венках, коими его увенчали, встречались и ядовитые шипы, которые больно ранили.
Многие музеи, а среди них были и вашингтонская National Gallery и Philadelphia Museum of Art, упрекали Анненберга в том, что он не передал им свою ценнейшую коллекцию.
Однако со временем страсти улеглись – Уолтер пополнил экспозиции этих музеев, передав на хранение несколько великолепных полотен.
Власти Нью-Йорка по достоинству оценили бесценный дар четы Анненберг, а Metropoliten Museum of Art сделал полную реконструкцию помещения с целью размещения полученной коллекции.
В 1993 году экспозиция была открыта для посетителей, и миллионы людей смогли насладиться созерцанием работ, ранее принадлежавших узкому кругу коллекционеров.
Несмотря на кажущуюся легкость, с которой Уолтер Анненберг преодолевал многочисленные житейские трудности, он не был баловнем судьбы. Нет, это отнюдь не сентенция из серии «богатые тоже плачут» – Уолтеру довелось хлебнуть немало горя, бороться с недоброжелателями и завистниками.
В его личной жизни, куда он допускал лишь самых близких людей, тоже было отнюдь не все спокойно. Самой большой болью были его дети – Роджер и Уоллис. Уолтер мечтал о наследнике, сыне, которому он передаст свой огромный опыт и состояние. Но, увы, Роджер совершенно не интересовался бизнесом – он рос болезненным молодым человеком. Врожденный дефект – «заячья губа» – повлиял на его психику. Он замкнулся в себе, у него не было друзей, он с трудом находил общий язык со сверстниками, чувствуя свою «нестандартность».
Учась в элитном Гарварде, Роджер был в числе самых неуспевающих студентов. У него была единственная страсть – музыка. Он был, буквально, одержим ею, был неплохим пианистом, играя по шесть часов в день на рояле. Роджер в течение нескольких лет был под наблюдением психоаналитика. В этом была настоятельная необходимость – несколько раз он предпринимал попытки суицида.
Уолтер и Ли страшно переживали все происходящее с сыном, они были в постоянном контакте с врачами, получали еженедельно подробнейшие отчеты о состоянии здоровья Роджера. Постепенно все, казалось бы, стабилизировалось – 22-летний Роджер находился в специальном санатории – пансионате в Пенсильвании, под постоянным наблюдением лучших врачей-психотерапевтов.
«Мне здесь очень хорошо, – писал Роджер, – мне предложили выступить с сольным концертом, я к нему готовлюсь». Уолтер и Ли, будучи уверенными, что все находится под контролем, отправились на отдых в Европу. Когда 7 августа 1961 года они вернулись, в Филадельфию у трапа самолета их встретил представитель администрации аэропорта, попросив пройти в офис. Там им сообщили страшную весть: утром этого же дня Роджер, приняв смертельную дозу снотворного, покончил с собой.
Уолтер не смог совладать с собой – страшная боль в сердце пронзила его, у него случился сердечный приступ. Ли тоже была не в лучшем состоянии. Возникла масса вопросов: как нечто подобное могло случиться в одной из лучших клиник, где, как было сказано, пациенты находились под постоянным наблюдением? На этот вопрос Анненберги никогда не получили ответа.
Эта боль никогда не покидала Уолтера. Роджер был его единственным сыном, единственной надеждой. Он был для него тем, чем он сам был для его отца Мозеса. Безусловно, Уолтер любил дочь Уоллис, но он знал, что она никогда не сможет стать его преемником. Уоллис ко времени смерти брата была замужем, родила ребенка.
