К этому времени у меня уже родилась Янка… 31 марта 1947 года. Я назвала ее в часть умершей во время войны мамы Янины. Я поняла, что я пока не боец, и скрепя сердце отдала списки Берману. Через несколько лет после этого он уехал в Израиль и забрал с собой либо оригиналы, либо копии списков. Он жил в кибуце выживших в войне польских евреев… кибуце Героев гетто. Как ни печально, но я не знаю, что стало со списками дальше.
Ирена помолчала.
– Я о многом жалею, но больше всего о том, что не смогла… спасти больше детей… не смогла разыскать их после войны. Мне до сих пор снится, как плачут дети, а я забираю их…
И помню тех, кого пришлось оставить. Я уже очень старенькая и слишком хорошо понимаю свои ошибки и неудачи. – Ирена тяжело вздохнула. – Слишком много мучительных воспоминаний, слишком тяжелым грузом лежат они на моем сердце даже спустя все эти годы. Сейчас я скажу вам то, во что невозможно поверить, но это правда. Однажды я видела, как мать бросила грудного ребенка через стену гетто. Можете себе представить такое?
Ирена еще почти час рассказывала о прошлом. Она рассказала о репрессиях коммунистических властей. О том, чем она занималась во время войны, лучше было помалкивать. До 1965 года, когда она была награждена медалью Яд Вашема, даже ее собственные дети почти ничего не знали о ее прошлом. Янка, которой в тот момент было 17, только что поступила в Варшавский университет, но ей вдруг сообщили, что решение о ее зачислении отменено. Через два года такой же дискриминации был подвергнут и сын Ирены Адам. У Ирены разрывалось сердце…
А закончила она так:
– Во время оккупации я видела, как тонет в море ненависти польский народ, и в самом страшном положении оказались евреи. А помощь больше всего была нужна детям. Я была просто обязана им помогать. Неправы те, кто называет это героизмом, это была простая и совершенно естественная потребность, веление сердца.
Глава 31
Воспоминания
Варшава, май 2001
Когда Ирена пообедала и немножко вздремнула, девочки были полны решимости исполнить «Жизнь в банке» для своего самого главного зрителя. За обедом они строили догадки, понравится ли Ирене их пьеса, если они сыграют ее прямо в ее крошечной спальне… спектакль до сих пор длился не больше 15 минут, и они уже не раз играли его без костюмов.
Но Ирена сначала спросила, нет ли у них еще каких-нибудь вопросов, и Меган сразу же подняла руку.
– Один человек в синагоге сказал мне: «У меня было чувство, что, если такое происходит, значит никакого Бога нет».
Ирена задумчиво постучала пальцем по подбородку.
– Нет, чудеса все-таки случались, и везение было. Некоторым людям молитвы помогали не терять надежды… У меня тогда не было сильной веры в Бога, но однажды нам повезло так, что этого нельзя объяснить простой случайностью, и, кто знает, может, в тот момент нам помогал сам Господь.
Вообще после объединения с Жеготой нам относительно везло: мы потеряли убитыми всего несколько человек, одна из них погибла в Павяке.
Как-то вечером я была у Яги на Лекарской. Мы дожидались темноты, чтобы захоронить свежие списки. Вдруг послышались полицейские свистки. Эсэсовцы перекрыли Лекарскую, и начались повальные обыски. А я ведь только вывела из гетто девочку по имени Сара, и она была с нами. Списки, которые мы собирались закопать этой ночью, лежали на столе. Ужас!.. Свистки, офицеры выкрикивают приказы, грохот солдатских сапог. Яга схватила списки и запихнула их себе под бюстгальтер. Она спрячется наверху, в стенном шкафу. Мы с Сарой спустились в подвал и спрятались там. Я договорилась с ней играть в игру «кто сидит тише», и стали ждать прихода немцев.
Но они так и не пришли. Солдаты были совсем молоденькие. Наверно, это были новобранцы, и их учили искать тайники и двойные стены. По счастью, в этот момент ни в одном из временных убежищ на Лекарской не было детей, и никого не арестовали. Теперь я думаю, что это было самое настоящее чудо.
– Мой пастор всегда говорит, что пути Господни неисповедимы, – сказала Меган.
Лиз поерзала, усаживаясь поудобнее. Дольше ждать было уже невозможно.
– А что… что вы скажете о нашей пьесе? – спросила она.
– Я прочитала ее несколько раз, – ответила Ирена. – Я сделала пару поправок, но в целом она очень близка к истине. Конечно, очень больно все это вспоминать. Но помнить об этих ужасных временах мы просто обязаны. И вы должны рассказывать эту историю людям.
– Может, там есть ошибки? – спросила Сабрина. – Мы хотим, чтобы в пьесе все было достоверно.
– Безупречно никогда не будет, – сказала Ирена. – Человеческая память – штука очень хрупкая, и нас осталось слишком мало.
Она промокнула глаза платочком, а потом продолжила:
– В одном эпизоде вы показываете, как я говорю немецким часовым у ворот, что забираю ребенка из гетто, потому что у него тиф. Это неправильно. Немцы боялись тифа больше всего на свете. Этот солдат скорее всего расстрелял бы ребенка на месте. Наверно, и меня вместе с ним. А еще вы неправильно назвали мою помощницу. У вас это Мария, а на самом деле это была еще одна Ирена – Ирена Шульц. Возможно, вы сделали так, чтобы зрители не путались в Иренах, но в жизни наши знакомые нас никогда не путали: она была очень высокая, а я – маленькая. Нас так и звали: «две Ирены»… Ирена Шульц была восхитительным человеком. Я по ней очень скучаю. Она умерла в 1983-м.
Ирена рассказала и о других соратниках, о том, как они выводили из гетто детей, о санитарном фургоне, Данбровском и его дрессированной собаке Шепси, о том, сколько тратилось денег, как подделывались документы, о взятках и угрозах. Потом она подозвала девочек поближе и шепотом сказала:
– Иногда Жеготе приходилось убивать шантажистов.
На каждый вопрос девочек Ирена задавала по два. Она расспрашивала их о Канзасе, о «Жизни в банке», об их родителях, братьях и сестрах. Еще где-то с час она рассказывала о своем детстве, о том, как восстала против антисемитских правил Варшавского университета и как ее за это отстранили от занятий.
– А как у вас было с мальчиками? – спросила Лиз. – Ну, я хочу сказать, у вас же были молодые люди?
Взгляд Ирены на мгновение затуманился воспоминаниями, а потом она улыбнулась:
– Да, у меня были Митек и Стефан.
Лиз с Меган обменялись взглядами.
Ирена всмотрелась в лица девочек, словно решая, что рассказать, а что оставить в тайне. Она объяснила, что с первым мужем Митеком они дружили с детства. Они были добрыми друзьями, но брак оказался неудачным, и им пришлось расстаться. Во время войны он попал в плен. Когда его репатриировали, они оформили развод, и Ирена вышла замуж за Стефана, от которого и родила двоих детей. Но со временем и в этом союзе начались неполадки, а потом, когда Янке было 14, а Адаму 12, Стефан скоропостижно скончался.
