игру. Все эти вещи, которые в конечном итоге произошли с ним, он все это предвосхищал. Он хотел прийти и сделать это, но не хотел об этом разговаривать. В нем есть определенная уверенность, которую другие люди не имеют и не могут вынести».
«Чем больше ты проводишь времени рядом с ним и видишь его в разных ситуациях, тем больше ты понимаешь, что все это – уверенность», – объяснил Фишер. «Это не высокомерие. Это не его характер. Он не эгоистичный человек. Он не из тех, кто думает только о себе. Он просто парень, который имеет неизмеримую уверенность в своей способности играть в эту игру».
Фишер продолжал в межсезонье конца лета 1998 года изучать Коби Брайанта дольше, чем ожидалось, потому что НБА вступила в локаут – финансовую борьбу между владельцами лиги и игроками. Было неизвестно, как долго продлится локаут, на деле он растянулся до Нового года, поскольку целые месяцы сезона были потеряны. Пока участники переговоров в январе пытались сгладить последние детали нового трудового соглашения, игроки из каждой команды собирались вместе для неофициальных тренировок, приближая время, когда их команды смогут официально начать тренировки.
Именно так Шакил О’Нил, Дерек Фишер, Кори Блаунт и Брайант оказались в середине января в игре «два на два». Это собрание было уникально тем, что Брайант редко играл с товарищами по команде вне тренировок. Оставалось очевидным, что непростые отношения Брайанта с его товарищами по команде из предыдущего сезона глубоко повлияли на их отношения. Его основная стратегия в общении с другими игроками «Лейкерс» заключалась в том, чтобы говорить как можно меньше.
«Иногда ты задаешь ему вопрос, и он отвечает “да” или “нет”. Вот и все», – заметил тогда Фишер. «В другой раз он может быть более многословен. Но Коби очень старается не позволять людям знать, что с ним происходит, как он себя чувствует или о чем думает».
Благодаря своим усилиям прошлым летом Фишер постепенно начал продвигаться вперед в своих контактах с Брайантом. «Я пытался найти способы, чтобы мы могли просто поболтать», – вспоминал он. «Разговоры о вещах, даже не связанных с баскетболом, о том, как поживает его семья и тому подобное. Я знал, что одна из его сестер вышла замуж и была беременна. Я спрашивал, как у нее дела. Он был довольно отзывчив».
Понятно, что Брайант с подозрением относился к усилиям Фишера. Молодой защитник слишком часто видел, когда он был открыт на фланге при смене позиции, идеальной для него ситуации для атаки корзины, что Фишер неудачно передает ему мяч. Иногда, однако, оба защитника в межсезонье тренировались в одном и том же месте в одно и то же время. Брайант заметил, как усердно Фишер работал над своими бросками и улучшением физического состояния. Трудовая этика была единственным стандартом, по которому Брайант оценивал другого игрока.
Они были достаточно дружелюбны, чтобы Брайант согласился сыграть «два на два» с Фишером, Шакилом О’Нилом и Блаунтом в январе 1999 года. Однако ситуация была рискованной из-за того, что Брайант подходил к любой такой игре, как к тотальному бою. Именно так он всегда поступал, начиная с тех дней, когда мальчишкой сражался с отцом один на один. Они всегда практиковали исключительно физический подход к своим матчам, используя локти, бедра, жесткое выдавливание соперника и любые другие доступные преимущества. В конце концов, он и его отец могли яростно сражаться, а потом смеяться над этим.
Такой подход уже давно раздражал товарищей Брайанта по «Лейкерс». Только Эдди Джонс, казалось, получал удовольствие от обмена репликами, а это означало, что он и Брайант будут яростно сражаться на тренировке, но никогда не почувствуют необходимости идти дальше, чем это. «Я надеру тебе задницу», – говорил Брайант Джонсу во время их маленьких войн, которые только усиливали накал страстей.
Для других это была просто еще одна причина невзлюбить подростка.
«Именно так мы все и должны были соревноваться, – сказал Фишер позже, оглядываясь назад. – С духом Коби».
Эта январская товарищеская игра станет переломным моментом в отношениях между Шаком и Коби. Более чем через пять недель слух о том, что О’Нил ударил Брайанта во время тренировки, просочился в лос-анджелесские газеты. В статьях не было подробностей, когда произошел инцидент или что было с ним связано, но на это будет указано как на признак их растущей неприязни друг к другу. Фишер вспомнил, что был поражен этими газетными сообщениями, потому что они появились спустя много времени после инцидента и потому что в то время в спортзале было всего лишь четыре человека. Другие, включая Брайанта, позже скажут, что в тот день никто никого не ударял.
«Это было просто физическая игра, – вспоминает Фишер. – Оба парня очень устали. На самом деле ни один из них ничего не начинал. Все началось с того, что они оба были в физическом контакте друг с другом».
Согласно сообщениям, Брайант предположительно оказался на полу. «Я думаю, он действительно думал, что сможет опекать Шака, – сказал один игрок «Лейкерс» репортеру. – Надо отдать ему должное: он ничего не боялся».
«Некоторые истинные чувства проявились, – сказал Фишер. – На самом деле они не так уж и много чего говорили, но все это было в крайне негативном ключе. Можно было сказать, что у парней были негативные мысли друг о друге».
Эта ссора будет иметь последствия, сказал Фишер: «Об этом всегда будут помнить».
Один из сотрудников «Лейкерс» объяснил, что О’Нил хотел преподать урок Брайанту. «Это было неким сообщением, но Коби его не получил».
И все же этот процесс принес Фишеру новую признательность от его товарища по команде, за его активность и желание играть. У него был такой вид, такая уверенность в себе, что, честно говоря, Фишер этому позавидовал. Он еще не был уверен, что Брайант ему нравится, но он уважал его до чертиков.
Сезон 1999 года в НБА выглядел так, будто его просто могло и не быть, но после нескольких месяцев локаута, навязанного владельцами, ассоциация игроков и владельцы достигли соглашения, вскоре после роковой игры Брайанта и О’Нила «два на два». Это стало серьезным ударом для Брайанта, потому что новое коллективное соглашение ограничило размер контракта, который он мог подписать, сократив сделку, которая могла бы значительно превысить $100 млн, до $71 млн. Одним махом он потерял более $30 млн. И его агент, и отец отмечали, что потеря таких денег – не пустяк. Брайант был одним из пяти игроков, проголосовавших против.
«Я чувствовал себя хорошо от того, что сделал, – сказал Брайант
