— На меня новая роль всегда производит тяжелое впечатление, — сказал он. — Когда я служил в Нижегородском театре, публика меня просто обожала, и я, все-таки, постоянно ощущал ужасную робость перед выходом на сцену. Уж, кажется, чего мне было бояться, был любимцем, а между тем в тот день, когда приходилось играть новую роль, меня все время тошнило.
— А ты, Миша, не замечал, — спросил его Ленский, — после спектакля и твоей обожаемой игры с публикой того же не бывало?
До чего Ленский был вспыльчив, нетерпелив и раздражителен, можно привести следующий случай.
Дмитрий Тимофеевич получил откуда-то необыкновенную телятину, которой хвастался веред знакомыми, и специально на нее пригласил некоторых. В известный час собрались к Ленскому приглашенные гости и с нетерпением дожидались отведать лакомого блюда. После закуски чинно уселись за стол и стали ожидать телятину, о которой так много говорил Ленский. Наконец, вносят громадное блюдо в столовую, и не успели его поставить на стол, как вдруг Дмитрий Тимофеевич срывается с места, отчаянно вскрикивает, выбивает из рук изумленной прислуги телятину и начинает топтать ее ногами.
Общее удивление.
Что вы? Что с вами?
Подлецы! Свиньи! Скоты! — кричал Ленский — Испортили! Пережарили!..
Таким образом, обед кончился весьма плачевно как для хозяина, так равно и для гостей.
От остроумного анекдотиста Ленского вполне естественен переход к остроумному анекдотисту Николаю Карловичу Милославскому, одному из популярнейших и вместе с тем талантливейших провинциальных актеров 1840-х, 1850-х, 1860-х и 1870-х годов. Правда, он стяжал себе довольно своеобразную славу, как анекдотист, благодаря тому, что все его остроумие сводилось к собственному материальному благополучию, ради чего он не останавливался даже иногда пред заведомым плутовством, однако все его проделки носят характер до того наивно безобидный, что достойны внимания по своей исключительности. Он умел удивительно ловко комбинировать обстоятельства, которые, как бы ни были первоначально далеки от его интересов, в конце концов складывались вполне в его пользу. Его изворотливость и находчивость в трудные минуты жизни были изумительны и до сих пор служат нескончаемой темой потешных рассказов в артистической семье.
Очень хорошо повествование про Николая Карловича, как он «обошел» некоего антрепренера N., который обыкновенно сам «обходил», и так искусно, что в этом не имел соперников. Дело было так. Приезжает Николай Карлович в Казань и отправляется к местному импресарио с предложением своих актерских услуг.
— Хорошо! — ответил N. — Я подумаю… за ответом наведайтесь завтра…
Во время спектакля антрепренер собрал «род веча», т. е. пригласил в режиссерскую всю труппу и объявил, что приехал Милославский и напрашивается служить. Все единогласно запротестовали.
— Интриган!.. Невозможный!.. Он всех нас взбаламутит, и самому вам несдобровать…
Вообще провинциальные актеры почему-то недолюбливали Николая Карловича и всегда были вооружены против него.
На другой день является к антрепренеру Милославский и спрашивает:
— Ну что? Подумали?
— Я-то подумал, но вот вся моя труппа с чего-то против вас…
— При чем труппа? Вы хозяин.
— Так-то оно так, но все-таки как-то неловко идти наперекор всем. Согласитесь, что один в поле не воин, одного вас я держать не могу, а все остальные вместе с вами служить не хотят и грозят меня покинуть…
— Успокойте их, пожалуйста. скажите, что поперек дороги я им не стану… Я теперь так нуждаюсь, что за пустяки играть останусь. Хлеб отбивать ни у кого не буду… В настоящем своем положении я согласен служить у вас за пятьдесят рублей в месяц. Кажется, такой-то суммы я стою?
— Еще бы, но, право, я не знаю как поступить…
— Не торговаться ли хотите?
— Нет… я посоветуюсь… я должен посоветоваться… решительный ответ получите завтра.
На репетиции N. созвал «совет», которому передал приниженный тон Милославского и его скромные желания пятидесятирублевого жалования.
— Ага! Гордыню-то посбили! — торжествующим тоном заговорили актеры. — Так ему и надо!.. Подрезали таки ему хвост! Превосходно!.. Прежде на сотни зарился, а теперь рублями довольствуется.
Неприязненное актерское чувство к Милославскому ослабло при виде его упадка и унижения, и они согласились принять его в свою компанию. Антрепренер, очень довольный этим обстоятельством, а еще более тем, что приобретает хорошего и дорогого артиста за грошовое вознаграждение, на другой день встречает Николая Карловича с распростертыми объятьями.
— Уговорил! Мне много стоило уговорить эту бунтовавшуюся свору, однако уговорил…
Милославский дебютирует. Успех колоссальный. На второй дебют театр был переполнен, и опять громадный успех. Третий дебют был повторением первых двух вместе. Антрепренер радостно потирал руки и в душе называл своего нового актера «простофилей».
Однако, Николай Карлович не так был прост, как казался с виду. После третьего дебюта он отправляется в ресторан, где обыкновенно сбирались студенты и вся театральная молодежь, как всегда преисполненная энтузиазма и крайне пристрастная. Заводит как будто кстати разговор о театре и, между прочим, говорит, что его служба в Казани только и ограничится тремя прошедшими дебютами.
— Это почему? — изумляются собеседники.
— И рад бы в рай, да грехи не пускают.
— Что такое? Объяснитесь толком.
— Извольте, антрепренер возымел бессовестное намерение эксплоатировать меня. Предлагает остаться у него играть с платою пятидесяти рублей в месяц.
— Что вы? — Не может быть!
— Честное слово!.. Согласитесь, что в наше время приличный лакей имеет больший заработок?!
— Да… это с антрепренерской стороны подлость… мерзость…
Возмутившиеся юноши на другой день громогласно рассуждали об этом по всему городу. Вскоре слух о мнимой эксплоатации актера антрепренером дошел до губернатора, отнесшегося очень сочувственно к Милославскому, на дебютах которого присутствовал, и от игры которого был в восторге. Недолго думая, губернатор призывает к себе антрепренера и беседу с ним начинает прямо нотацией.
— Я много слышал о вас дурного… Меня крайне возмущают ваши наклонности к эксплоатации служащих…
— Ваше превосходительство, я не знаю повода, который дает вам возможность обвинять и обижать меня совершенно незаслуженно?
— Так поступать с артистами, как поступаете вы с ними, нельзя. Считаю своим долгом предупредить вас, что не потерплю этого. Как вам не стыдно было предложить такому актеру, как г. Милославский, пятьдесят рублей? Я вам советую ангажировать его на лучших условиях, в противном случае вы никогда не увидите меня у себя в театре, а моему примеру последует и вся городская интеллигенция.
