Сделать этого он не смог вследствие акции “Регистрация”. Слабости нашей методики внедрения далее уже нельзя было отрицать, и нам пришлось — как следствие предательства Люттиха — съесть кислое яблочко и постепенно отозвать из США всех наших легализованных “нелегалов”, среди них еще одного офицера и супругов-ученых. Обо всем остальном, что было существенным в нашей методике, он после своего ареста в конце 1979 года гамбургской полицией не только рассказал до мелочей, но также сообщил, что наш центр в Восточном Берлине связывался со своими агентами в США посредством односторонней радиосвязи, передатчик которой находился на Кубе. Понадобились годы, чтобы построить этот передатчик. Люттих выдал также и своего связного, который был тотчас же арестован и которого мы лишь два года спустя смогли освободить, обменяв на западных агентов.
После этого поражения мы больше так и не смогли обосноваться в США. Наши попытки возместить потери терпели неудачу в самом начале. Внедрять супружеские пары было в большинстве случаев чрезвычайно трудно, с холостыми же мужчинами, которые посредством женитьбы получали бы желаемые документы, в США было гораздо сложнее, чем в Федеративной республике. Мы не могли закрывать глаза на то, что метод “выслеживания сетью” ФБР был настолько эффективным, что внедренные нами в США сотрудники подвергались очень высокому риску. Наши резидентуры в Вашингтоне и в ООН в Нью-Йорке отличались главным образом тем, что были слишком дорогими в кадровом и материальном отношении и малоэффективными. Мы никогда не сомневались, что они находятся под неусыпным наблюдением ФБР. Практика подтвердила, что наши резидентуры просвечивались ни на йоту не менее интенсивно, чем резидентуры СССР. От случая к случаю мы узнавали через незначительные и в большинстве случаев случайные контакты о некоторых высказываниях Рейгана или Буша в кругу сенаторов, конгрессменов или предпринимателей, но почти всегда эти, казалось бы, вполне закрытые материалы через несколько дней можно было прочитать в газетах. Настоящих разведывательных источников, кроме уже названных, в то время, которое доступно моему обозрению, в США у нас не было.
Случалось, что настоящие или подброшенные американской контрразведкой носители секретов сами предлагали себя через посольство ГДР. В начале 80-х годов появился человек, который хотел продать секретную информацию об атомной подводной лодке. На первый взгляд, материал был безупречным, и наши люди назначили ему встречу в Мехико, на которой должен был присутствовать в качестве эксперта профессор Цее из Дрезденского технического университета. Все мероприятие было проведено с величайшей осторожностью. Профессор Цее, однако, использовал эту поездку, чтобы на обратном пути из Мехико в начале ноября 1983 года вне нашего плана посетить научное заседание в Бостоне, на котором он вдруг был арестован. Мои сотрудники торжественно клялись, что они категорически запретили Цее ехать в США. То ли по рассеянности или общей отрешенности от реальности он пропустил мимо ушей наши предостережения, и с такой осторожностью спланированный нами тест для предложившего свои услуги человека, оказавшегося, кстати, двойным агентом, был превращен в шумный спектакль против нас. ФБР ликовало, американские СМИ возмущенно трубили, что ГДР хладнокровно занимается шпионажем в тот момент, когда ее министр иностранных дел пытается наладить добрые отношения, а председатель ее Государственного совета пытается получить приглашение в США.
Адвокат Фогель изыскивал возможности как-то вызволить из беды незадачливую университетскую ворону, а мы получили точное представление, в каких цифрах обходятся услуги адвоката в стране неограниченных возможностей. Через полгода мы узнали, что Цее может быть выпущен на свободу под залог в миллион долларов. Когда, казалось, все было урегулировано и кандидаты для обмена были готовы — двадцать три западных шпиона и диссидент Щаранский за одного болгарина, молодого польского разведчика, гражданку ГДР, находившуюся на службе в советских органах, и нашего профессора, — вдруг выяснилось, что тот передумал и решил остаться в США. Через две недели он опять передумал и захотел, чтобы его обменяли. Обмен, происходивший на мосту Глинике, конечно, как всегда, привлек большое внимание прессы и телевидения. Моя служба была при этом представлена одним рассеянным профессором, который только из-за своей глупости попал в ловушку американской контрразведки, — совершенно неподходящий материал для шпионского триллера.
Насколько бесперспективной была для нас ситуация в США, настолько проще она была у нашего порога. Конечно, нельзя было просто разевать рот, чтобы жареные голуби сами туда влетали, но работу нам облегчали многие факторы. Атмосфера движения 1968 года, протест против вьетнамской войны, критическое отношение к властям и авторитетам были характерным феноменом западного мира, что отразилось и на молодых американцах, живших в Федеративной республике и в Западном Берлине. Насыщенность Западного Берлина и Гейдельберга, где находилась штаб-квартира вооруженных сил США в ФРГ, американскими армейскими подразделениями и обслуживающим их гражданским персоналом давала нам возможность относительно легко завязывать и расширять контакты. Американцы иначе, чем англичане и французы, интегрировались в общественную жизнь. В Восточном Берлине они чувствовали себя свободнее.
Что особенно способствовало контактам, так это уже ставшая афористичной бесцеремонная готовность американцев ко всяким случайным сделкам. И теперь я уже могу сказать, что это стремление американцев к быстрому заработку моя служба использовала слишком робко. Хотя мы знали, что американские службы в большинстве случаев без обиняков прибегали к финансовому фактору при вербовке граждан ГДР, нам с трудом давались наши вербовки с таким прагматизмом, без всякого идеологического обрамления.
К каким результатам могла привести ставка на деньги, продемонстрировал нам один турецкий посредник. Хуссейн Иилдрым работал автослесарем на одной из военных баз США в Западном Берлине и в течение шести лет доставлял нам очень ценную информацию, которую он покупал у сержанта Джеймса Холла В лиц (псевдоним Молния), занимавшегося электронным шпионажем в Агентстве национальной безопасности. Наряду с информацией мы узнали через Йилдрыма истинное значение аббревиатуры АНБ (NSA): сотрудники агентства называли его в шутку “no such agency” (“не такого агентства”), ибо сохранение тайны этой службы принимало такие бессмысленные формы, что каждый, кто состоял в этой разведывательной службе США, должен был отрицать его существование.
