с обработкой не успеваем, а убирать опаздываем. И везде теряем…
Или возьмите животноводство. У нас нет недостатка в поголовье. Поголовье мы можем нарастить быстро. Но наша кормовая база никуда не годится. Вы сегодня растелившейся корове даете пять килограммов силоса, а количество концентратов и назвать постеснялись. А чтобы было молоко, корове надо дать не менее двадцати-тридцати килограммов сочных кормов, четыре-шесть килограммов концентратов. Но где их взять? Председатель больше старается заглянуть в государственные закрома.
Машеров повернулся в сторону Пейгановича и улыбнулся.
— Петр Миронович, — подал тот голос, — просить-то мы просим, действительно. Но и сами же повышаем урожайность.
— Повышаем, но как? Один год на два процента повысим — шумим, во как здорово сработали! На следующий год на три снизим, и уже без шума все на погодные условия списываем. Нужно резко и устойчиво повышать урожайность всех культур!
Более часа выступал Машеров перед колхозниками, а потом еще более двух часов отвечал на их вопросы.
Когда встреча закончилась, Делец взглянул на часы — была половина десятого. «Вот тебе и диетический обед», — подумал про себя и вежливо начал поторапливать с отъездом.
Они оделись и вышли из правления колхоза на улицу. Пейганович предложил:
— Петр Миронович, может заодно посмотрите как и председатель живет?
— Ну что вы, Евгений Александрович, еще выдумали. Нам надо быстрее возвращаться.
— Действительно, поздно уже, стоит ли беспокойство причинять хозяйке, — заметил и Машеров.
— Оно, конечно, может, и так, — согласился председатель, — но я был уверен, что вы не побрезгуете зайти ко мне…
— Ну зачем же вы так?! — укоризненно сказал Машеров. Потом он на какое-то мгновение задумался и уже решительно заявил:— Хорошо, заедем!
Делец готов был с кулаками наброситься на Пейгановича. Машеров ничего ему не говорил о ночлеге. И он считал, что вечером тот рассчитывает вернуться в Минск. Так называемый осмотр председательского дома, естественно, был связан с ужином у председателя, который мог затянуться. Гости вошли в дом, который находился метрах в ста пятидесяти от правления колхоза. Делец с секретарем парторганизации остались, чтобы пригласить с собой и водителя.
Когда они вошли, Машеров с полотенцем в руках ходил по комнате и что-то говорил хозяину, который в это время накрывал круглый стол большой белой скатертью. Вскоре на столе появились домашняя ветчина, крестьянская колбаса, соленые помидоры и огурцы, маринованные белые грибы.
«Вот тебе и диетический стол. — Делец снова вспомнил Крюкова. И когда с очередным блюдом в гостиную вошла хозяйка, тихонько спросил ее:
— Молочное в доме есть что-нибудь?
— Есть, — ответила она, — и свежая сметана есть, и творог.
— Принесите, пожалуйста, понемногу и сметаны, и творога, — попросил он.
Когда стол был накрыт и все сели за него, хозяин принес несколько бутылок боржоми и бутылку коньяка. Обращаясь к Машерову, спросил:
— Петр Миронович, может, после мороза по рюмке коньяка выпьем?
Он посмотрел на Пейгановича, который ожидал согласия, стоя с бутылкой в руках, потом на Дельца и секретаря парторганизации:
— Честное партийное слово, товарищи, я даже на Новый год спиртного ни грамма не взял. Но сегодня, по случаю нашей встречи, давайте по рюмке выпьем.
Когда рюмки были наполнены, он обратился ко всем:
— В этом хозяйстве я был несколько лет назад, когда работал секретарем в Бресте. В удручающем состоянии уезжал тогда из колхоза. И вот сегодня — совсем другая картина. И хозяйство стало другим, и люди, кажется, другие. Хотя они те же, кроме одного — коммуниста-руководителя. Как много от нас, коммунистов, зависит! Как много мы можем сделать, если главной нашей заботой будут люди!
…Вернулись в Барановичи во втором часу ночи. В Минск Машеров не поехал. Устроив его на ночлег, Делец извинился за то, что целый день промучили его без еды.
Он посмотрел на него какими-то счастливыми горящими глазами и сказал:
— Уважаемый Михаил Иванович, вы не знаете, какой чудесный день вы мне подарили. Такие встречи прибавляют силы, воодушевляют на то, чтобы еще энергичнее действовать во имя нашего народа.
Положив ему руку на плечо, глядя в глаза, он тепло, перейдя на «ты», закончил:
— Спасибо тебе, товарищ секретарь райкома, за этот день. Он надолго мне запомнится…
***
Летом 1975-го позвонил первый секретарь Солигорского райкома партии Анатолий Дубовский и спросил у Анатолия Челдышкина, председателя колхоза «Большевик»:
— Как долго сегодня в поле жатки будут?
— Думаю, часов до 11 вечера, пока роса не упадет, — ответил он.
— Присмотри там. Ночью к тебе должен Машеров заглянуть.
В то лето долго дождило, потом вдруг стало солнечно, сухо. Хлебный колос звенел, и колхозники с восхода солнца до полуночи пропадали в поле, стараясь быстрее и без потерь убрать зерновые, обмолотить. Руководитель республики облетал районы на вертолете. Мог сесть в любом месте. Если с кем хотел встретиться — предупреждал. Как, например, Дубовского…
Действительно, около полуночи «высокий десант» высадился в колхозе. Машеров поздоровался с встречающими. Познакомились. И сразу — в поле..
В другой раз он прилетел сюда накануне жатвы. Ни для кого не было секретом, что между Петром Мироновичем и Анатолием Игнатьевичем были теплые, уважительные отношения. Оба сражались в годы войны с гитлеровцами, потом все силы и опыт отдавали восстановлению народного хозяйства. Машеров - Герой Советского Союза, Дубовский - Герой Социалистического Труда. Да и внешне они были чем-то похожи: высокого роста, уверенные в себе…
Дубовский предложил Челдышкину:
- Давай подъедем к аэродрому на часок раньше. Мало ли что…
Аэродром - грунтовая взлетно-посадочная полоса возле деревни Косыничи для «кукурузника», разбрасывавшего по полям удобрения. Едут и вдруг видят - садится «стрекоза». Надавили на газ. Подъехали, когда Машеров уже выходил из вертолета. Как всегда в таких случаях, в резиновых сапогах. Увидев Дубовского, пошел навстречу, широко расставив руки.
- Толя, прости, что раньше времени прибыли, - сказал извиняющимся голосом. — Это моя команда что-то намудрила.
- А это — председатель местного колхоза Челдышкин, — представил высокому гостю первый секретарь райкома.
- А мы с ним знакомы, — ответил Машеров. — Помню, его Толей зовут. Вот только отчество забыл…
Направились в поле. У него была привычка: зайдет в хлеба в одном, другом месте, сорвет по колоску, разотрет в ладони. И скажет, сколько будет центнеров на гектаре. Осмотрел и здесь рожь. Похвалил. Назвал ожидаемую урожайность. Потом сравнили. Как всегда, он ошибся всего-то на центнер…
К ним потянулись колхозники. Предлагали первому секретарю
